Джон Леннон - Альберт Голдман

А Джон вернулся в Мендипс и, шокируя соседей, принялся играть на гитаре. Они были не в состоянии понять, что в этом он находил утешение. У мальчика не осталось никого, к кому он мог бы пойти. Поздно вечером он отправился к дому Барбары Бэйкер, с которой не встречался с тех пор, как Мими заставила их расстаться. Девушка повела Джона в Рейнольдс-парк, расположенный неподалеку, стараясь, как могла, утешить его. Когда Джон начинал плакать, Барбара обнимала его и плакала вместе с ним.

Джулию хоронили в пятницу, и Джон едва держался на ногах. В церкви он уцепился за свою кузину Лейлу и всю церемонию сидел, положив голову девушке на колени.

Несколько месяцев спустя, когда Дайкинс ушел на работу, Джон собрал на Бломфилд-роуд нескольких друзей и устроил сеанс спиритизма. Он захотел вызвать Джулию. «Мы уселись за круглым столом, – рассказывает Найджел Уэлли. – Джон притушил свет и разложил на столе карты. Затем он простер руки над стаканом, который начал передвигаться, складывая по буквам слова. Мы пришли в ужас, но Джон оставался спокойным, почти бесстрастным». В присутствии друзей Леннон вел себя стоически. На следующий день после гибли Джулии он встретился с Питом Шоттоном. «Мне очень жаль твою мать», – пробормотал Пит.

«Я знаю. Пит», – спокойно ответил Джон. К этой теме друзья больше не возвращались.

На следствии выяснилось, что за рулем находился офицер полиции, у которого еще даже не было прав, но который должен был их вот-вот получить. В тот день он опаздывал на работу и очень торопился. На суде он объяснил, что, когда заметил Джулию на середине дороги, он хотел затормозить, но нечаянно нажал на газ. «Убийца!» – завопила Мими. Водитель отделался выговором и временным отстранением от должности.

Джон был не просто несчастен, он вновь пребывал в бешенстве. У него было чувство, что мать в очередной раз бросила его. Во сне ему виделось, как он распинает женщин на кресте или разрубает их топором. Он запил. В течение двух последующих лет он, по собственному выражению, был постоянно «пьян или взбешен». Однажды вечером Пит Шоттон обнаружил его в автобусе развалившимся на заднем сиденье, где он, по всей видимости, провел уже несколько часов. Деньги, которые Джон получал на карманные расходы, позволяли ему посещать только самые низкопробные заведение, да и то, чтобы надраться, ему приходилось «стрелять» деньжат у других клиентов. Он был просто несносен. В одном из баров он постоянно нападал на пианиста-еврея по имени Рубен, прерывая его выступления криками: «Как же так случилось, что тебя не сожгли вместе со всеми остальными, старая жидовская морда?!» Случалось и так, что он доводил бедного музыканта до слез. Пит Шоттон, который присутствовал при этих сценах, стал опасаться, что Джон Леннон может «загреметь в дурдом».

Глава 9

Cин и Cтью

Tеперь Джон Леннон мечтал о нежной, уступчивой и женственной девушке, которая могла бы, словно губка, впитать в себя всю горечь, переполнявшую его душу. В тот день, когда в колледже происходила запись на второй курс, он познакомился с Телмой Пиклз. Телма была застенчивой и чувствительной девушкой с темными задумчивыми глазами, которой нечасто доводилось улыбаться. Едва увидев Джона, она сразу почувствовала, что ее неодолимо тянет к нему. Не успели их представить друг другу, как в класс, где они находились, влетела еще одна студентка: «Привет, Джон! Я слышала, твоя мать попала под машину. Это был полицейский, да?» Оторопевшая от подобной бестактности Телма была восхищена спокойствием, с которым Джон просто ответил: «Вроде да».

После этого в течение нескольких недель они периодически встречались в коридорах. Однажды Джон предложил Телме помочь донести ее папку с рисунками до автобусной остановки на Касл-стрит. По дороге они разговорились, потом присели на ступеньках памятника королеве Виктории. Девушка попросила его рассказать об отце. «Он свалил, когда я был еще маленьким», – ответил он по обыкновению небрежно, как делал всегда, когда речь заходила о чем-либо, что глубоко трогало его.

«И мой тоже», – неожиданно прошептала она. Отец Телмы уехал, когда ей было десять лет. «Но в то время, – рассказывает она, – никто не осмеливался признаться, что его родители разведены. Этого стыдились. А молчание нагоняло жуткую тоску. Какое же облегчение я почувствовала, когда узнала правду про Джона!»

У обоих с детства обделенных молодых людей развилось чувство глухой ненависти к окружающему миру, и это чувство сблизило их. «Я сразу же поняла, что мы были одинаково агрессивны... одинаково хотели скорее повзрослеть, чтобы послать к черту все, что так ненавидели», – добавляет она.

В студенческом пабе «Ие Крэк» Телма слушала язвительные реплики Джона. Его шуточки, все более ядовитые по мере того, как он напивался, порой шокировали, но вместе с тем и завораживали девушку. Гуляя с ней по улице, Джон отпускал отвратительные шуточки в адрес всех несчастных, которые попадались им навстречу – калек, умственно отсталых или сгорбленных под бременем лет стариков. «Ну что, потерял где-то ноги? – бросал он какому-нибудь бедолаге на кресле-каталке. – Будешь теперь знать, как бегать за девочками...» В другой раз он мог пристроиться сзади хромающего по тротуару калеки, подражая его походке, а затем внезапно преградить ему дорогу, состроив страшную рожу.

В молодости Леннон не отдавал себе отчета в том, что заставляло его поступать подобным образом, однако много лет спустя он объяснил причины такого поведения, написав песню «Crippled Inside»37. Ущербность души, говорил он, рано или поздно передается и телу. Он внутренне ощущал себя чудовищем, но боролся, стараясь сохранить нормальной хотя бы видимую оболочку, отказываясь, например, носить очки. Леннон боялся этого кошмара, и, стараясь изгнать из души страх, то издевался над всеми, кто представлял собой малейшее отклонение от нормы, то рисовал странных персонажей, заполнявших его студенческие тетради: мужчину с головой в виде скалы и лапами, как у ящерицы, тщедушного мальчика с клювом вместо носа и вытянутой, как у страуса, шеей. Родись он лет на десять пораньше, он мог бы найти свое место в мире сюрреалистов и мастеров черного юмора, став, быть может, английским Ленни Брюсом – Джон обожают этого актера. Вместо этого он скрепя сердце плыл по течению и провел свою молодость, сочиняя песенки про любовь для представителей того класса, который называл «рынком животных». Прошло немало времени, прежде чем он обрел достаточно уверенности в себе, чтобы нарушить табу собственного поколения, вернуться к населявшим его разум чудовищам, юношеским тревогам и положить их на музыку.