Жизнь собачья - Н. Магуто

Стою, смотрю, во, думаю, дает, сейчас всю сардельку сама съест. И куда в нее после шашлыков столько лезет? – А она пожевала, пожевала, выплюнула кусочек, маленький совсем, и птичке, значит, дает. А этот бедный, голодный, клювик раззявил, ждет, когда туда что-нибудь упадет. С первого раза у них ничего не получилось, а со второго попал ему в рот кусочек. Щелкнул он клювиком и проглотил. Она ему еще кусочек пихает, – еще – Стою, смотрю, чувствую, нужно вмешаться. У нее уже слюни кончились, сухой корм дает, а он маленький, ему такого нельзя, подавиться может. Я и говорю:

– Давай пожую, что ты все одна и одна.

Мамка на меня посмотрела и оторвала кусок, правда маленький совсем, с ноготок. Вот думаю, жадина, жаль бедной птичке побольше дать. И принялся я жевать – Жевал, жевал, чувствую, хватит. Только выплюнуть хотел, случайно – раз и проглотил. Стыдно стало. Покраснел весь, хорошо под шерстью не видно. Думаю, ну не получилось – Что тут сделаешь? У мамки тоже с первого раза не получалось. Что же мне теперь вешаться? – Я и говорю:

– Давай попробую еще раз – Мамка на меня посмотрела, оторвала кусочек побольше, и говорит:

– Ешь, Ричард. Ему пока хватит.

Глянул я на мелкого. Тот глаза закатил, головку свесил, спать приготовился. Правда, перед этим покакал.

Я испереживался весь, не перекормили ли мы бедненького. Но вроде ничего, посидел, посидел, встрепенулся. Мамка его на землю посадила, а, тот даже спасибо не сказал, раз в пион и юркнул. Спрятался, значит.

Куст у нас там красивый. Не цветет еще, правда, но мы стараемся, поливаем. К осени точно зацветет, если вырасти успеет.

Ну, в общем, сидит он там, в пионе тихо-тихо. Как будто его там нет.

Смотрю, дядя Толя идет, сосед наш. Видит, вся семья в сборе и чем-то взволнована. Он к нам:

– Что случилось? Спрашивает.

Мамка в ответ: – Вороненок из гнезда выпал. Теперь не знаем, что с ним делать.

Дядя Толя мужик умный, он и говорит:

– А делать-то ничего не надо – Они его сами подымут.

– Как подымут? Удивляется мамка.

– Как, – просто. Через неделю на крыло поставят. Им это не впервой. Один, вон целую неделю в кустах жил. Ничего, выдюжили, и с этим все в порядке будет.

Стою, слушаю и радуюсь, хоть один нормальный человек нашелся, а то все: – Ах! – Ох! – Погибнет бедненький, пропадет – С голоду точно умрет – А мамка тут и спрашивает:

– А кормить его можно? Мы ему тут сардельку дали. Он с удовольствием съел.

– Кормите, если охота есть, хуже не будет.

Нет! Куда это годится? Как мне кусочек дать, так самую малость – Я даже не почувствовал, мясная она или еще какая. А этому – вынь, да положь – Ну, думаю, только через мой труп. Так просто разбрасываться добром не дам!

И тут этот мелкий из пиона вылез. Клювик открывает, есть просит. Маленький такой, несчастный, жалко мне его стало – невмоготу. Чувствую, сейчас сам за сарделькой побегу, хватит жадничать. Одно плохо, они в холодильники, а холодильник открывать я не умею.

Так и кормили пять раз в день. Я уже привыкать начал. Думаю, подрастет чуть-чуть, будем гулять с ним вместе. Ходить, кошек шугать. А что? Я за ними по земле, а он с воздуха. Куда они после этого денутся? А то не уважают они нас, совсем не уважают. За дураков держат.

Нам что нужно? – Подойти поближе, понюхать, представиться и идти свой дорогой. А они глупые, гонки на выживание устраивают. Бегают, как угорелые, не угонишься. Обидно, – право слово, обидно.

Только, к сожалению, моим планам не суждено было сбыться.

Через несколько дней встаю я утром и сразу к забору. Он у нас в палисаднике жил.

Пригляделся, не вижу. Спрятался, думаю, где-то. Тут мамка выходит и тоже ко мне. Искали мы его, искали, так и не нашли. То ли кошка утащила, то ли свои забрали. Их на соседней липе тысяча, не меньше. Галдеж от них день и ночь. Порой даже спать не дают. Но мы, собаки ко всему привычные, привык и я к ним. А после нашего вороненка вообще по-другому на них смотреть начал. Это какие же нервы нужно иметь, чтобы с ума не сойти, когда твои дети с такой высоты падают? Я бы точно такого не выдержал. У меня душа тонкая, поэтичная, если что не так, – жизнь не в радость. Вот так.

Ну, да ладно. Оказалось все не так страшно.

Бегаю я как-то возле дома, округу осматриваю. Воронов над березкой видимо-невидимо.

Летают, орут. Чувствую, случилось что-то. Я сразу туда. Бог мой, – наш вороненок под деревом сидит, а к нему с двух сторон кошки крадутся. Все у меня в душе перевернулось – Беззащитную птаху сожрать хотят! Не позволю!

Бросился я на рыжую. Она уже в метре от него, рот открыла, думает, сейчас пообедает. Как бы не так. Увидела меня, чуть ли не зарычала.

– Уходи, – говорит, – Он мой.

– Ага, сейчас все брошу и убегу. Отвечаю я. – Не ори на меня, а то хвост-то твой рыжий сейчас оторву. А она, наглая, смотрит на меня, а с дороги не сворачивает, словно нет меня тут.

– Не на ту напал. Я таких, как ты, много видела. Лучше сам уходи, а то глаза-то повыцарапаю.

Чувствую, нехорошо мне как-то становится. Больно вид у нее злой. Разве этих кошек разберешь – То они нас бояться, то чуть ли не в драку лезут. Думаю, если поддамся, сожрут они вороненка. Вороны, правда, рядом летают, но трава высокая, кусты кругом, им близко не подобраться. Беззащитный останется и пропадет, – наверняка пропадет. Нахмурился я, зарычал и грудью встал на защиту малыша.

Я она как заверещит, словно ей на хвост кто наступил. К прыжку, видимо, изготовилась.

Думаю, главное вовремя закрыть глаза, тогда она мне точно нечего не сделает. Только подумал, а эта бестия, как на меня бросится.

Глаза закрыл, стою, лаю – Где она? Вдруг, слышу, мерзкий визг и треск какой-то – Открываю глаза и что же я вижу – Сидит в метре от меня довольный Данила, лапой морду полирует. А рыжая дрянь в припрыжку от нас убегает.

– Что тут у вас такое? – Спрашивает.

– Вороненок в кустах, а кошки на него охоту устроили – Вот подлые, – говорит, – Маленьких обижать.

– Тут, – говорю, – Еще черная была. Спасибо, друг, выручил. Иначе эта кошка всю морду мне разодрала.

– Пожалуйста, – отвечает, – Нам не впервой. Только это не кошка, а кот. Вон из того дома. Я его уже дважды бил. Наглый он очень, ведет себя, просто, по-хамски.

– Вот-вот, – поддакнул я, – Я с ним по-хорошему. Уходи, говорю, отсюда, нечего тебе нашу птичку обижать, а он ни в какую. Рычит, когти выставил, вот-вот бросится. Ну, я тоже малый не промах, ни на шаг не отошел, насмерть встал. Думаю, будь, что будет, а мальца не предам.

Сидим мы так, хорошо беседуем, вдруг сзади, кто-то как закричит. Бог мой! Малыш наш!

Мы сразу обо всем на свете забыли, бросились к нему. А он, хоть и маленький, а от черного хищника клювом отбивается, не дается ему. Вороны вокруг летают, орут. Вот-вот, кажется, на кота бросятся.