Мемуары генерала барона де Марбо - Марселен де Марбо

по этой равнине, но, как я уже говорил, все знали, что враг намного превосходил нас в кавалерии. Это было тем более неудачно для нас, что дождь лишал пехотинцев возможности вести стрельбу.

Выбравшись на эти обширные равнины, мы были очень удивлены тем, что не увидели неприятеля! Царившая там полная тишина, как мне показалось, скрывала некую ловушку, потому что мы были совершенно уверены, что минувшей ночью Блюхер занимал эту позицию, имея свыше 100 тысяч человек. Поэтому, с моей точки зрения, было необходимо провести хорошую разведку местности, прежде чем в неё вступать. Генерал Себастьяни думал иначе, поэтому, как только дивизия Русселя д'Юрбаля была построена, он направил её на просторы этой равнины, придав ей не только принадлежавшую этой дивизии артиллерию, но также и артиллерию дивизии Экзельманса, которую мы с таким трудом втащили на плато.

Как только Экзельманс, находившийся в отдалении от своих эскадронов, присоединился к нам на выходе из ущелья и заметил, что Себастьяни забрал его пушки, он бросился к этому генералу, чтобы потребовать их обратно, и оставил свою дивизию без командования. Две бригады, составлявшие эту дивизию, располагались на расстоянии 500 шагов друг от друга на одной линии, свёрнутые в колонны по полкам. Мой полк находился во главе бригады Ватье, позади нас был 24-й полк конных егерей, 11-й гусарский полк замыкал колонну.

Плато Яуэр настолько обширно, что, хотя дивизия Русселя д’Юрбаля направилась вперёд и состояла из семи кавалерийских полков, мы едва различали его на горизонте. В ста шагах от правого фланга колонны, в состав которой входил мой полк, находился один из перелесков, разбросанных по равнине. Если бы мой полк был в этом месте один, я бы, конечно, приказал одному из моих взводов обыскать этот лесочек. Однако Экзельманс очень ревниво относился к своему авторитету, поэтому взял за правило, что ни один человек из его дивизии не должен был выходить из рядов без его личного приказа. Поэтому я не осмелился принять обычные меры предосторожности. По той же причине генерал, командовавший бригадой, также счёл своим долгом воздержаться от этого. Это пассивное послушание чуть не оказалось для нас роковым.

Я ехал впереди моего полка, находившегося, как я уже говорил, во главе колонны, как вдруг услышал сзади себя громкие крики. Оказалось, это была неожиданная атака многочисленных прусских улан. Они, выскочив из леса, бросились на 24-й конно-егерский и 11-й гусарский полки, которых они обошли с фланга и повергли в панику. «Косая» вражеская атака сначала была направлена на хвост нашей колонны, затем на её центр и угрожала дойти до головы колонны. Таким образом, мой полк был бы атакован с правого фланга. Ситуация оказалась тем более критической, что враг двигался очень быстро. Однако, уверенный в смелости и разумности моих кавалеристов, независимо от их чинов, я скомандовал развернуться направо на самом быстром галопе. Этот манёвр, столь опасный перед лицом противника, был выполнен с такой быстротой и в таком порядке, что в мгновение ока полк оказался развёрнутым перед пруссаками, а поскольку они, продолжая двигаться по косой по направлению к нам, подставили нам свой фланг, наши эскадроны воспользовались этим преимуществом. Все эскадроны врезались в противника и нанесли ему большой урон.

Видя успех моего полка, 24-й конно-егерский полк, пришедший в себя от фланговой атаки, нарушившей поначалу строй, быстро перестроился и отбросил ту часть вражеской линии, которая ему противостояла. Что до 11-го гусарского полка, целиком состоявшего из голландцев, из которых император, как он считал, сделал французов всего лишь простым декретом, то командиру не удалось поднять своих гусар в атаку. Однако мы сумели обойтись без помощи столь плохих солдат, поскольку 23-го и 24-го конно-егерских полков оказалось достаточно для завершения разгрома трёх прусских полков, которые на нас напали.

В то время как наши кавалеристы преследовали врагов на полном скаку, один старый вражеский полковник, уже лишившийся своей лошади, узнав мой чин по моим эполетам и опасаясь быть убитым кем-нибудь из моих кавалеристов, приблизился ко мне в поисках защиты. Возле меня, несмотря на оживление боя, никто не осмелился нанести ему удар, как только я взял его под своё покровительство и свою защиту. Хотя этот офицер и шёл пешком по земле, покрытой грязью, ему в течение целой четверти часа удавалось не отставать от моей быстрой лошади.

Хватаясь одной рукой за моё колено, он непрерывно повторял: «Вы мой ангел-хранитель!» Этот старик воистину вызывал у меня жалость, потому что он чуть не падал от усталости, но тем не менее старался не отстать от меня. В этот момент я увидел, что один из моих кавалеристов ведёт в поводу захваченную лошадь. Я отдал её прусскому полковнику и отправил его в тыл в сопровождении одного из моих верных унтер-офицеров. Вы увидите, что этот вражеский офицер не замедлил выразить мне свою благодарность.

Тем не менее плато Яуэр и берега реки Кацбах внезапно сделались театром кровавого сражения, потому что из каждого лесочка стали выходить пруссаки. Долина вскоре покрылась ими. Мой полк на большой скорости преследовал врага, и я не мог замедлить это преследование. Вскоре мои кавалеристы оказались перед бригадой вражеской пехоты. Ружья противника были выведены из строя дождём, поэтому никто не смог выпустить в нас ни одной пули. Я пытался прорвать прусское каре, но наши лошади, покрытые грязью, увязали в грязи по колено, поэтому они могли двигаться только шагом, а всем известно, что для кавалерии почти невозможно без разбега пробить тесные ряды батальонов противника, когда эти ряды стоят плечом к плечу, ими хорошо командуют и солдаты смело выставляют вперёд частокол штыков. Напрасно мы так близко подошли к врагу, что могли разговаривать с вражескими солдатами и ударять нашими саблями по вражеским ружьям. Нам не удалось сломать их ряды, что было бы для нас нетрудно, если бы генерал Себастьяни не отправил артиллерию нашей бригады в другое место.

Наше положение и положение вражеской пехоты, стоявшей перед нами, было на самом деле смешно, потому что мы смотрели друг другу в глаза, не нанося друг другу никакого вреда. Наши сабли были слишком коротки, чтобы достать до врага, а вражеские ружья не могли стрелять! Такое положение продолжалось некоторое время, как вдруг генерал Морен, командовавший бригадой, соседней с нашей, прислал нам на помощь 6-й уланский полк, и пики, превосходившие по длине вражеские штыки, вмиг поразили многих пруссаков. Это позволило не только нашим уланам, но и конным егерям из 23-го и 24-го полков проникнуть во вражеское каре,