Общая психопатология - Карл Ясперс

I. Значение младенчества и раннего детства. Психоаналитики с особым усердием изучали «доисторию» (Vorgeschichte) больных, то есть их жизнь до появления в ней осознанных воспоминаний. В основе такого повышенного интереса к младенчеству и раннему детству лежит гипотеза, согласно которой именно в это время закладываются основы дальнейшей жизни и определяется ее течение.

В применении к периоду зародышевого развития соображения подобного рода не могут быть обоснованы и, следовательно, относятся к области чистой фантазии. Нам неизвестны какие бы то ни было объективные данные или воспоминания о психической жизни человеческого зародыша. Считается, что рождение — эта соматическая катастрофа, в момент которой новорожденный внезапно начинает дышать и, следовательно, жить, должен стабилизировать свое кровообращение и выдержать болезненные воздействия новой среды, — представляет собой еще и решающее психическое переживание; его выражением служит крик, которым новорожденный отвечает на свой выход в мир. События, происходящие в момент этой катастрофы на соматическом уровне, весьма существенны; родовые травмы могут оказывать долгосрочное воздействие. Но никто не знает и не помнит о совпадающем с моментом рождения переживании, которое определило бы витальное настроение индивида и его общую установку по отношению к окружающему миру.

Иначе обстоит дело с младенчеством — при том, что эта эпоха жизни также недоступна воспоминаниям. Младенца можно наблюдать; мы имеем возможность воочию следить за выражением его лица, за его поведением и настроениями. Невозможно переоценить значение той атмосферы, которая создается близостью любящих людей. Дети, растущие в условиях даже самого лучшего воспитательного заведения, уже в возрасте четырех месяцев отстают в умственном развитии от детей, которых воспитывает — пусть без всякой рациональной, продуманной системы— их мать. Найденышам, растущим в бездушной атмосфере интернатов, свойственно несказанно печальное, отсутствующее выражение лица. Можно предполагать, что последействие этих первых месяцев распространяется на всю дальнейшую жизнь.

Первые годы жизни, судя по всему, оказывают достаточно определенное и неустранимое воздействие. Оно зависит от социальных условий и других очевидных факторов, управляющих развитием. Например, если ребенка с самого раннего возраста подвергают эксплуатации, не столько воспитывают, сколько дрессируют и, искусственно культивируя узость горизонтов, отгораживают от богатств традиционной культуры, у него впоследствии никогда не бывает стимулирующих и сдерживающих воспоминаний, которые обычно остаются с человеком на всю жизнь. Вся неосознанная «схема», формируемая в детстве и юности и предвосхищающая дальнейшую жизнь человека, может реализоваться только в условиях относительной свободы и безопасности, когда окружающая среда предоставляет все возможности для приобщения к великой культурной традиции.

Далее, следует обратиться к вопросу о значении отдельных переживаний и типов поведения в раннем возрасте. Фрейд считает особенно важными впечатления самого раннего детства (от «доисторического» периода до четвертого года жизни). Он полагает, что ранние отклонения приводят к нарушению естественного, нормального течения жизни, к его задержке или даже к невозможности нормального развития. Не существует никаких доказательств в пользу того, что это предположение верно, что психические диспозиции следует приписывать именно переживаниям самых ранних лет жизни, а не устойчивой, не поддающейся никаким изменениям конституции и генетике. Поднятая Фрейдом проблема детских воспоминаний открывает ряд перспектив; но все попытки решить ее для отдельных случаев до сих пор не были критически выверены и не отличались особой убедительностью. Индивид может ретроспективно преувеличивать значение своих прошлых переживаний, в особенности — переживаний того периода детства, который более или менее доступен его воспоминаниям. Конфликты и тяготы настоящего приводят к тому, что давно забытые и малозначительные переживания реактивируются и нагружаются серьезной аффективной значимостью; в итоге это содержание начинает переживаться как суггестивный символ тягот, испытываемых в настоящий момент. Ощущение того, что нынешние трудности необратимо детерминированы прошлым, способно отчасти облегчить положение. В терминологии фрейдовской школы эти каузально значимые моменты — то есть наполнение забытых переживаний новым аффектом и их ошибочная переоценка — обозначаются как «регрессия» (метафорически ситуация представляется так, как если бы психическая энергия возвращалась обратно в содержательные элементы ранней психической жизни). Генезис этой свойственной как врачам, так и больным умозрительной переоценки забытых психических травм был исследован Юнгом в духе понимающей психологии.

2. Отношение психической субстанции к разным возрастным фазам. Животное проходит через биологические возрастные фазы неосознанно; что касается человека, то он знает свой возраст и принимает определенную установку по отношению к нему, причем в разных случаях это может происходить совершенно по-разному. Типичной следует признать такую систему оценок, согласно которой предпочтение отдается юности как возрасту «настоящей» жизни, а пожилой возраст отвергается как эпоха упадка, — но такая оценочная шкала была действительна отнюдь не всегда. С точки зрения древних римлян по-настоящему зрелый и достойный мужчина должен был быть старше сорока. Что касается современного промышленного производства, то для него сорокалетний мужчина — это уже, так сказать, существо низшего порядка. На формирование оценок влияют разного рода модные движения — такие, например, как «Революционная юность», «Век Ребенка» и т. п. Распространенная установка выражается фразой: «Каждый хочет дожить до старости; но никто не хочет быть стариком». В противовес этому выдвигается другая максима: «Каждый возраст имеет свою ценность». Человек принимает свой возраст, со всеми его плюсами и минусами, как должное (тот, кто отрекается от своего возраста, либо несчастен, либо болен). Всякий, кто не представляет себе истинное значение своего возраста, обречен страдать. Существует принципиальное различие между человеком, который всего лишь страдает, хочет, терпит, и человеком, который овладевает материалом, воплощает его в действительность, формирует его. Источник последнего решения — экзистенция — остается вне досягаемости понимающей психологии. Но явления, которые из него следуют, в принципе доступны пониманию.

По мере старения в человеке развивается фундаментальная установка, согласно которой ничего нового в этой жизни уже случиться не может. Все существо старого человека наполнено собственной, приобретенной реальностью, которая с его точки зрения аналогична человеческой жизни как таковой; и он должен удовлетворяться только этой реальностью. Если его опыт самореализации не удался в полной мере, он может испытывать беспокойство (которое есть не что иное, как поиск чего-то иного и подлинного), либо нежелание стареть, либо разочарование, при котором он уже ничего не ждет от будущего, недоволен всем на свете, повсюду видит недостатки и провинности, терпеть не может мир и людей, не чувствует ничего, кроме горечи и уныния. Старея, человек все больше и больше страшится смерти, страшится утраты дееспособности и ее неизбежного следствия — утраты уважения со стороны окружающих; в нем нарастает ревность к тем, кто делает успехи, зависть на сексуальной почве, ипохондрия и т. д.

Мера истинной самореализации человека определяется тем, насколько полно его жизнь представлена в его памяти. Дорога к высшей точке жизни начинается в глубинах его воспоминаний. С другой стороны, жизнь распыляется на всякого рода короткоживущие воспоминания, а жизненные горизонты то и дело сужаются до недель и месяцев без прошлого и будущего. Но при достижении самореализации возрастные кризисы становятся источником укрепления человеческого духа. Душа, вопреки ходу биологических событий, обретает новую силу. Женщина «с годами становится красивей», поскольку усиливается выразительность ее души — тогда как «волшебство юности», которое, при всем своем великолепии, представляет собой всего лишь витальный факт, исчезает. Мужчина делается «мудрым»; в старости он реализуется по-новому, достигая при этом последнего предела своего существа.

История прохождения жизни через возрастные фазы уникальна для каждого индивида. Она не может быть заранее распланирована или запрограммирована; ее реализация всецело определяется возможностями, предоставляемыми экзистенцией. Эта основа недоступна психологическому или какому-либо иному научному исследованию и наблюдению; но неудачи на пути самореализации проявляются в виде бесчисленных психологических явлений, которые, выступая в виде определенного рода расстройств, обозначаются термином «неврозы».