Сборник книг вселенной The Elder Scrolls - Bethesda softworks

"Тарн! — прогремел Симмах с отвращением и раздражением, ходивший по небольшой комнате, где Барензия, беременная уже несколько месяцев, спокойно вышивала детское одеяльце. — Джагар Тарн, в самом деле. Ай! Я бы даже не сказал ему, где улицу перейти, будь он хоть ковыляющим старым пьяным бродягой".

"А что ты против него имеешь, любимый?"

"Не доверяю я этому эльфу-полукровке! Он частично темный эльф, частично высокий эльф, и частично только богам известно кто. Все худшие качества этих рас собрал, могу заверить". Он фыркнул. "О нем никто ничего толком не знает. Он говорит, что родился в южном Валенвуде, а его мать была лесным эльфом. Похоже, он везде побывал…"

Барензия, усталая и довольная от беременности, до этого почти не слушала Симмаха. Но сейчас она бросила свою работу и посмотрела на него. Что-то заинтересовало ее. "Симмах. А этот Джагар Тарн не мог быть Соловьем, замаскированным?"

Симмах подумал, прежде чем ответить. "Нет, любимая. В крови Тарна нет примеси человеческой". Барензия знала, что Симмах считал это недостатком. Ее муж презирал лесных эльфов — как ленивых воришек, а высоких эльфов — как изнеженных интеллигентов. Но он восхищался людьми, особенно бретонами, из-за их прагматизма, ума и энергии. "Соловей из Эбонхарта, из Клана Ра'атим — Дома Хлаалу, если быть точным, Дома Моры. В этом доме с самого начала присутствовала человеческая кровь. Эбонхарт завидовал тому, что Посох остался здесь, когда Тайбер Септим забрал Рог Призыва".

Барензия тихонько вздохнула. Соперничество между Эбонхартом и Морнхолдом началось почти с самого начала истории Морровинда. Когда-то две нации были едины, все прибыльные шахты находились во владении Ра'атим, чье дворянство сохраняло высшую королевскую власть Морровинда. Эбонхарт разделился на два отдельных города, Эбонхарт и Морнхолд, когда сыновья-близнецы королевы Лиан — внуки легендарного короля Морелина — стали наследниками. В это же время место высшего короля освободилось в пользу временного военного вождя, назначаемого советом во времена опасности.

Эбонхарт по прежнему оберегал свои привилегии старшего города Морровинда ("первый среди равных", — говорили его владыки) и утверждал, что охрана Посоха хаоса должна быть доверена его правящему дому. Морнхолд возражал, что король Морелин сам доверил хранение Посоха богу Эфену, а Морнхолд был местом его рождения.

"Почему ты тогда не расскажешь Джагару Тарну о своих подозрениях? Пусть он найдет его. Пока он в безопасности, неважно, где находится посох и кто его нашел, верно?"

Симмах непонимающе смотрел на нее. "Важно, — мягко сказал он через некоторое время, — но, полагаю, не слишком. Ай". И добавил: "Особенно тебе не стоит думать об этом. Просто сиди и занимайся своим, — тут он усмехнулся, — рукоделием".

Барензия швырнула в него вышивку. Она попала Симмаху прямо в лицо — с иголкой, наперстком, и прочим..

Еще через несколько месяцев Барензия родила здорового сына, и они назвали его Хелсетом. Ни о Посохе хаоса, ни о Соловье вестей не было. Если Посох был в Эбонхарте, его правитель не собирался этим хвастать.

Быстро и счастливо летели годы. Хелсет рос высоким и сильным. Он был очень похож на отца, которого очень почитал. Когда Хелсету было восемь лет, Барензия родила второго ребенка, дочь, и Симмах был совершенно счастлив. Хелсет был его гордостью, но малышка Моргия — названная в честь матери Симмаха — завладела его сердцем.

К несчастью, с рождением Моргии наступили не лучшие времена. Отношения с Империей все ухудшались по неизвестным причинам. С каждым годом повышались налоги и квоты. Симмах чувствовал, что император подозревает его в участии в похищении Посоха, и старался доказать свою верность, пытаясь выполнять все возрастающие запросы. Он увеличил рабочий день, поднял тарифы и даже восполнил недостачу в королевской казне из их личных сбережений. Однако налоги все росли: и дворяне, и простые люди начали жаловаться. Это было зловеще.

"Я хочу, чтобы ты забрала детей и отправилась в Имперский город, — сказал в отчаянии Симмах как-то за обедом. — Ты должна заставить императора выслушать себя, иначе весь Морнхолд восстанет этой весной". Он выдавил из себя улыбку. "Ты умеешь обращаться с мужчинами, любимая. Всегда умела".

Барензия тоже невесело усмехнулась. "Даже с тобой".

"Да. Особенно со мной", — мирно подтвердил он.

"Брать обоих детей?" Барензия посмотрела в угловое окно, где Хелсет бренчал на лютне и тихо пел дуэтом с младшей сестренкой. Хелсету было пятнадцать, а Моргии — восемь.

"Они могут смягчить его сердце. К тому же, пора представить Хелсета ко двору".

"Возможно. Но это не настоящая причина". Барензия сделала глубокий вдох и сказала прямо: "Ты не уверен, что сможешь защитить их здесь. Если дело в этом, то и тебе здесь небезопасно. Поедем вместе", — настаивала она.

Он взял ее за руки. "Барензия. Любовь моя. Сердце мое. Если я сейчас уеду, возвращаться будет уже некуда. Не волнуйся за меня. Со мной все будет хорошо. Ай. Я могу позаботиться о себе, особенно, если мне не придется волноваться за тебя и детей".

Барензия прижалась к его груди. "Только помни, что ты нам нужен. Нам не так уж нужно все это, если мы есть друг у друга. Пустые руки и пустые животы не болят так, как пустое сердце". Она заплакала, вспомнив Соловья и происшествие с Посохом. "Это все случилось из-за моей глупости".

Он нежно ей улыбнулся. "Если это и так, то все не так плохо, как могло быть". Он посмотрел на детей. "Мы никогда не будет испытывать недостатка в чем-либо. Никогда. Никогда, моя любовь, обещаю тебе. Однажды я стоил тебе всего, Барензия, я и Тайбер Септим. Ай. Без моей помощи Империя не стала бы такой, как сейчас. Я способствовал ее рассвету". Его голос ожесточился. "И я могу способствовать ее падению. Можешь сказать это Уриэлю Септиму. Это, и то, что мое терпение не безгранично".

Барензия ахнула. Симмах не грозил попусту. Она была уверена, что скорее старый домашний волк, лежащий у очага, нападет на нее, чем Симмах восстанет против Империи. "Как?" — еле слышно спросила она. Но он только покачал головой.

"Лучше тебе не знать, — сказал он. — Просто скажи ему это, если он будет упорствовать, и не бойся. Он Септим, и не тронет посланника". Он угрюмо улыбнулся. "А если он и осмелится, если хоть пальцем тронет тебя, дорогая, или детей — и да помогут мне все боги Тамриэля, но он пожалеет о том, что появился на свет. Ай. Я убью и его, и его семью, и не успокоюсь, пока последний из Септимов не будет убит". Красные глаза темного эльфа Симмаха сверкали, отражая свет угасающего камина. "Я клянусь в этом тебе, любовь моя. Моя королева… моя Барензия".