Сборник коротких эротических рассказов - Коллектив авторов

Долго так продолжаться не могло. Коленки у нее устали, встала на ножки, губочки дала поцеловать, повернулась спиной, села опять на обелиск, осталась на ножках, я ее за грудочки-колобочки к себе прижимаю, поднял коленки, чтоб ей было за что держаться, а она вверх пролезет по обелиску, подумает там о чем-то своем и тихонько так опять вниз опускается, посидит секундочку на лобке моем шершавом, попочкой его поощущает и наверх лезет. Я понемножку колени опускаю и лапочка все больше клиторчиком к основанию пениса прижимается и начинает понемножку ее мелкая дрожь пробирать. Легла уже на мои ноги и попка перед носом у меня запрыгала быстро-быстро. Чувствую, я уже к последнему виражу подхожу и финишная прямая перед глазами. и у лапочки, судя по ее подпрыжкам страна восходящего наслаждения перед глазами появилась, а она уже из сил выбивается, и остановиться не может и сил подпрыгивать уже нет. взял я попочку в обе руки и с размаху раз, десять насадил на кол и взорвался.

Малыш-проказник вылил в нее что-то, а сам почти что и не уменьшился. Как его разобрало!

Она лежала на моих ногах без движения и, кажется, даже не дышала. я поднял ее попочку к своим губам, поцеловал в булочки. Длинными каплями на мои бедра сочилась сперма. поднял на руки, отнес в ванную.

Вернулась в постель, прижалась.

— Ты на меня больше не сердишься? — она закрыла рот рукой.

— А зачем ты меня долго так за нос водила? 

— А если б я тебе сразу дала, ты бы мне стихи читал? А в общем-то и не в этом дело… Ты ведь мне еще там понравился и я тогда еще знала, что только от тебя зависит… Но еще и дело в том… Не хочется мне говорить об этом, но ты считай, что я это себе расскажу… Мне надо от многого избавиться… Точку жирную поставить…

Я укрыл ее, прижал к себе так, чтобы кроме губок ничего у нее не шевелилось и только иногда касался губами губ.

— После того, как папу убили, мы с мамой очень плохо жили. Кушать иногда нечего было. мама пошла работать на кондитерскую фабрику, но… появился этот Василий Иванович— они часто пили, он ночевал у нас. сначала они хоть ждали, пока я усну… потом перестали. Так что под окошком у мамы, когда ты на озере меня водил слушать, это песни моего детства. Квартира была хрущевка двухкомнатная, я в маленькой, они в большой, проходной. Через год, примерно, мне десять еще не исполнилось, он меня изнасиловал. тряпок в рот натолкал, чтоб не кричала… Справился. мама пришла с работы, увидела кровь на ножке… потом его посадили на шесть лет. «Дяди» к маме приходили, но такого больше не было. Вернулся и опять к нам. Работал где-то, но главное у него было… тебе это не надо. Деньги пошли, хорошо стали жить, мама говорит. — «Видишь, как надо жизнь устраивать» она тогда не знала, что он меня в первую же ночь, как вернулся… потом уж обеих в постель брал и всяким мерзостям учил. Я сначала кричала, плакала все было… потом смирилась… он меня и на инъяз устроил… говорил: «Я из нее международную блядь сделаю, будет на старость мне доллары таскать». Потом он меня приятелю одолжил, потом еще кому-то. И началась у меня двойная жизнь… ночью я подстилка чья-то, днем — человек. Потом гостиницу для иностранцев построили и стала я участницей расширения международных связей… мои фото теперь во многих странах есть, я местная достопримечательность… меня по международному телефону заранее заказывают… впрочем, в милиции мое фото тоже есть. Видишь, какая у тебя популярная женщина в постели. Там, на озере я его отшила, сказала, навсегда. он решил — из-за тебя. Убить грозился. Тебя. Так что считай, спасла я тебя там, что в бунгало твое ни разу не пришла. Из дома я ушла, поживу пока на квартире, потом, может, в общежитии что дадут. Так что гордись: новая глава моей жизни начинается с тебя. Я становлюсь нормальной женщиной, и отдаюсь тебе,потому что сама этого хочу. ты можешь понять, что это? Ни черта ты не понимаешь!

Она встала. взяла кружку с коньнком: «Давай выпьем за меня!» отпила, чокнувшись со мной, большой глоток и вылила на себя все, что там оставалось. «Это тебе, чтоб было что вылизывать».

Я не был последним дураком, чтобы ожидать новых предложений. рассказ ее не то, чтобы очень уж меня разволновал, но что-то новое у нас все-таки появилось. И во мне появилось. Только я приступил к мелиорационно-коньячным работам, меня такое возбуждение накрыло, что я, ни слова не говоря, бросил ее на постель и накинулся на ее прекрасное тело, минута, две, три — не знаю сколько и… выключился. пришел в себя, она меня ладошкой гладит по спине, по заду, наклонилась к лицу и целует нежно, нежно и смотрит на меня глазами сикстинской мадонны. Черт возьми, если это не любовь, то что же?

После этого мы уже, по-моему, просто баловались, позиции изобретали. Ее легкое, гибкое тело специально было приспособлено для этого. Положил я ее животиком поперек постели, вошел сзади, она меня ножками за торс обхватила, я встал на ноги, она руками на постель опирается, сделал шаг назад, она в стойке на руках, я по клиторчику и в норку. Потом она на колени села, вобрала в себя нашу общую радость, повозилась, я встал, спиной ее к ковру настенному прижал и так хорошо нам было! Отошел к постели, она у меня в руках выгнулась назад, ручками за постель держится, а я лапочку на себя натягиваю. Потом она на головке стояла, а я и спереди и сзади. А потом я ей в ротик сделал хорошо, точнее в горлышко, это уж вообще высший класс и большая редкость… много чего было… раскрылась она полностью и радостно.

Перед утром уж, я еще покушать приготовил, допили мы коньяк, что в моей кружке оставался. Она у меня на коленях, малыш у нее внутри. Хорошо так сидим. Я говорю: «Давай на недельку на юг слетаем, в море покупаемся». Она меня целует, говорит: «Спасибо. Только мы с тобой больше не увидимся». У меня все так и опустилось, включая малыша.

«Все, милый, я так решила. Праздники не бывают каждый день. Эту ночь и тебя я никогда не забуду, но мне надо еще так много сделать со своей жизнью… Мои каникулы кончились!.. Все!» И, может быть, лучшая женщина в моей жизни ушла в ванную.

Через десять минут я снова увидел молодую, изящную, интеллигентную женщину с удивительно красивыми ногами, скромную, с весьма незначительными запросами вообще и сексуальными в частности. Она вошла в комнату, минуту постояла, запоминая, прижалась щекой к моей щеке, и, ни слова не сказав — вышла.

Я видел в окно, как она спокойной, грациозной походкой прошла мимо часов, под которыми мы встретились вчера, мимо кинотеатра, и еще долго, почти три квартала, видел, как ее прекрасные ножки уносят от меня радость, вынимают что-то важное из моего сердца. Я вернулся на кухню и выпил все, что там еще оставалось. Посидел в одиночестве. Позвонил жеке. Все!