Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков  Т. 3 - Андрей Болотов

 Итак, 11–го ноября, то есть пред самыми почти заговинами, мы на сию свадьбу и поехади, а 12–го числа молодца сего на госпоже Бакуниной женили. И я принужден был играть при сем случае ролю посаженного отца и иметь при том хлопот полон рот; а не меньше досталось на свою часть и жене моей. Мы провели у них по сему случаю дня четыре в Бобриках, а потом ездили вместе с молодыми на отводной пир к г–же Бакуниной, и я рад был, что имел случай и сему человеку за зло отплатит добром; но за то и воспользовался я в последующее время всегдашним его ко мне и искренним уже дружеством.

 В последующий за сим Филиппов пост не произошло у нас ничего особливого и такого, о чем стоило бы упомянуть. Мы провели весь оной: по–прежнему в мире и тишине, и хотя далеко не так весело, как в прежние годы, однако без скуки. Утренние часы и все дневное время посвящали мы на обыкновенные свои дела, приватным и по должности, а вечернее наиболее на угощения друг друга; ибо вечеринки у нас, хотя гораздо реже, но все продолжались по прежнему, и не проходило воскресного дня и праздника, в который не было бы у кого–нибудь из нас общего съезда и собрания. Сверх того, бывали нередко у нас и проезжие друзья наши и знакомцы, да и сами мы ездили к уездным нашим знакомым, и объезжая всех своих друзей, живущих в стороне к Крапивне, кроме только Темешова, с которым не имел я охоту продолжать свое знакомство и оставил его с покоем, хотя он, видая кой–где меня, вертелся предо мною, как самый бес и всячески ласками своими вину свою загладить старался.

 К прочим и маловажным достопамятностям сего времени принадлежит, во–первых, то, что я окончил свой перевод Геценовых проповедей и отослал их к г. Новикову для напечатания, буде он на то решится. Во–вторых, что мы ненарочным образом получили к себе в город хорошего переплетчика, которого у нас до сего времени не доставало. Был то один пьянюшка, старичок–немец и знакомый нашему лекарю, по имени Иван Андреевич Банниер. Сему, впрочем очень доброму, неглупому и весьма услужливому человеку случилось в Москве пьяному как–то отзнобить у себя пальцы на ногах, и как они у него гнили, то приехал он к лекарю нашему лечиться; а сей не только его вылечил, но уговорил остаться навсегда у себя жить для компании и довольствоваться столом его, а между тем завестись всеми нужными для переплетания книг инструментами и продолжать отправлять рукомесло свое, на что он, будучи крайне трудолюбивым человеком, охотно и согласился. Итак, отвели мы ему для житья и работы особые комнаты в одном флигеле, построенном на дворе гошпитальном, и были им очень довольны. Он переплетал не только книги, и весьма хорошо, но будучи затейливым человеком, делал из политуры разные коробочки, зеркальцы и прочие тому подобные вещицы и на продаже их получал себе изрядный доходец. С моей же стороны я всего более доволен был тем, что получил в нем нового еще человека, с которым мог я заниматься разговорами на любимом моем немецком языке и чрез то подтверждать оной, и как он был любопытный и во многих вещах сведущий и любивший читать газеты и книги человек, то было мне с ним всегда нескучно.

 В–третьих, случилось нашему городничему как–то поразмолвиться с своею женою, женщиною, употреблявшею иногда втайне излишнюю рюмку вина и при всех таких случаях очень вздорною. И не знаю уже за что–то они так однажды рассорились и она так взбесилась, что даже ушла от своего кроткого и смирного мужа, и я, по просьбе его, принужден был ездить по городу ее отыскивать и потом мирить их между собою, что мне наконец и удалось.

 Между тем настала у нас и шла своим чередом зима, и нечувствительно стали приближаться наши святки и новый год. И как к сему времени располагались мы ехать в Москву со всем уже семейством, кроме самых маленьких детей и пожить в ней несколько недель, то послали предварительно туда человека нанять себе квартиру и приискать к тому где–нибудь порядочный домик, которой и нашли нам на Покровке.

 К езде сей побуждало нас наиболее то, что хотелось нам старшую дочь нашу и сына поучить формально танцеванью; а сверх того, как первая достигла уже до такого возраста, что вскоре могла уже быть и невестою, то нужно было позаготовить ей кое–что и для будущего приданого, а мне нужно было повидаться и счесться по делам нашим с г. Новиковым.

 Итак, как скоро получили мы известие, что дом для нас нанят и готов, то отправили, и с кормом для лошадей и со всеми другими нужными для московского житья потребностями, целый обоз, вслед за ними и сами отправились, и за несколько дней до наступления нового года туда и приехали.

 Тут не успели мы обострожиться и в нанятом для нас, довольно просторном и изрядном спокойном доме расположиться, как повстречалось со мною одно происшествие, достойное записано быть для памяти. Случилось так, что при самом еще первом вашем выезде со двора в гости к одним нашим друзьям, жившим тогда под Донским, как вдруг почувствовал я в груди своей такой резь и такой напал на меня кашель, какого я никогда еще не чувствовал, и которой не только удивлял меня своею особливостию, но и приводил ежеминутно почти от часу в приметнейшее расслабление.

 — «Господи! что это такое? говорил я: уже не нынешняя ли московская болезнь, и не она ли уже успела заразить меня собою?» Ибо надобно знать, что около самого сего времени страдала вся Москва повальным и особого рода кашлем, и больных было в ней многие тысячи и доходило до того, что господа медики не звали что и делать, и советовали уже всем дома свои накуривать уксусом и брать все нужные при таких повальных болезнях предосторожности, и не зная еще какая бы такая была сия новая и необыкновенная болезнь, сваливающая людей в сутки с ног долой, назвали ее «инфлюенциею» и приписывали ее особливому расположению воздуха.

 С превеликим трудом и насилием для себя препроводил я сей день в гостях помянутых, и как надобно было еще в самый тот же вечер ехать с ними в театр, то, будучи в оном и прозябши, тем еще более и до того себя расстроил, что я наконец так ослабел, что с нуждою поехал домой и тотчас ринулся в постелю. Тут, недолго думая, велел я скорее отыскивать свой собственный простудный декокт, который я, еще будучи в Киясовке и упражняясь в ботанике, начал составлять из буквицы, шалфея и ромашки, полагая первой две части, а последних по одной, и которого о чрезвычайной полезности из многократной опытности я так был удостоверен, что никуда вдаль не езжал, не брав его с собою. И как по сему самому и в сей раз позапасся я им в нарочитом количестве, то не успели мне его в чайничке сварить, как ну я его скорее, подслащивая медом, пить и пить более еще обыкновенной пропорции, 4–х чашек. И бесценный декокт сей помог мне и при сем случае так хорошо, что вся болезнь моя в течение ночи прошла и я поутру встал опять здоровым–здоровехёнек.