Аналогичный мир (СИ) - Зубачева Татьяна Николаевна

— Тебе… не болит сейчас? — осторожно спросил Андрей.

Эркин покачал головой:

— Нет. Тогда отболело. Ну, если стукнуть, — он усмехнулся, — больно, конечно. А само по себе не болит.

— И… у всех вас так? Ну… не хочется?

— Стоп! — Эркин выставил ладонь предостерегающим жестом. — О себе я тебе сам сказал. О ком ещё догадался, молчи.

— Молчу, — согласился Андрей.

— Полезешь с вопросами или намекнёшь там — на нож посадят, и я не заслоню.

— Не дурак, понял, — Андрей всей пятернёй взъерошил волосы. — Странно устроен человек.

— Ты про что?

— Да про то самое. Вот у меня с зимы, ну, — он усмехнулся, — со рва того и, считай, до Молли не было ничего. Сначала и не думал об этом. Потом засвербело.

— Болело или дёргало? — деловито спросил Эркин.

— Да нет. Ну… ну, не по себе как-то. Вот хочется тебе этого, и всё тут.

— Ну и как?

— Чего как? Было раза два. Я и не разглядел их. Потому и считаю, что не было. Да и пьяный я был. Не разбирал ничего. Сама поднесла и затащила. А какая она из себя… Только и помню, что сказала мне, мол, лучше ты, чем… — Андрей запнулся и виновато посмотрел на Эркина.

— Я понял, — кивнул Эркин. — Чего уж там. Всякое зимой делалось. Слышал я, как у костров трепали. Но думаю, врали больше. Ты с Фредди поговори. Я без смеха, серьёзно.

Андрей кивнул, повертел свою кружку и вытряс в рот последние капли лимонада.

— Ну что, давай на боковую?

— Ага, отоспимся. Кружки ополоснуть бы, чтоб не липли.

— Мг. К утру обсохнут, уберём.

Они быстро навели порядок на столе, задвинули засов на двери и пошли в ванную.

— Фредди придёт, достучится, пока мы в душе? За водой-то не слышно.

— Услышим, — отмахнулся Эркин. — Да я думаю, он не придёт.

— По своим пошёл, — Андрей фыркнул, — милашкам.

— Три радости у ковбоя, — засмеялся Эркин. — Посмотрим, какой он завтра будет.

— Спорим, ни хрена его не возьмёт. Кто на выпивку крепкий, того и баба не умотает.

— Тогда и я должен хмель держать.

— А может, тебя только водка и берёт, подвинься. Спину потереть тебе?

— Давай, коли не лень. Ух ты! Кожи-то оставь хоть немного. Куда я с голым мясом?

— А мяса у тебя… Мускулистый, чёрт. На борьбе ты всех покидаешь.

— Увидим. На своих нарвусь — повозиться придётся.

— А пойдут они?

— А чего ж нет? Штаны-то не снимать. Давай теперь я тебя.

— Ага. Ты только того…

— А то я рубцов не знаю. Стой только спокойно, не дёргайся.

— Ага. Ой, чёрт, больно же!

— Я ж сказал. Не дёргайся. Я ж меж рубцов. Ну и расписали тебя. А так?

— Терпимо. Ага, хорош.

— Постой. Вот так беру. Не больно?

— Нет, а что?

— Стой тогда. Я под струёй промну тебя малость.

Эркин взял Андрея за плечи и, упираясь большими пальцами в лопатки, нажал, выгибая.

— Ах ты…!

— А теперь плечи вперёд. И ещё раз. Ну вот. Я тебя костяшками сейчас. Аккуратно. Ну, всё. Больше ничего нельзя пока. Обмойся ещё раз и иди ложись.

— Ага. И впрямь, здорово. А ты?

— Поиграюсь, — усмехнулся Эркин. — Ну, воду поменяю. Ты ж не любишь этого.

— Горячо-холодно?

— Ну да.

— Ладно, играйся.

Андрей вылез из душа и взял полотенце.

— Мягкие какие полотенца у них. И мохнатые.

— Мг, — Эркин за шумом воды плохо разобрал сказанное, но, судя по тону, можно было спокойно соглашаться.

Когда он вытерся и вошёл в спальню, Андрей уже лежал с закрытыми глазами, но не спал. Дыхание было не сонным.

— Чего свет не погасил?

— Тебя ждал.

Эркин выключил свет и открыл дверь в гостиную.

— Это ты зачем?

— Фредди застучит — услышим.

— И так услышим. Закрой, — попросил Андрей.

Эркин закрыл дверь и лёг. С наслаждением потянулся под простынёй.

— Ух, хорошо-о!

— Ага, — Андрей помолчал и повернулся на спину. — Ты сны часто видишь?

— Когда как.

— И что видишь?

— Не люблю я снов, — тихо сказал Эркин. — Питомники, Паласы, распределители… ну их.

— А… хорошие когда?

— Тогда просыпаться обидно, — усмехнулся Эркин. — А надо.

— Точно! — Андрей резко повернулся к нему и даже приподнялся на локте. — Видишь дом, своих… А проснёшься… Барак! Тошно станет! Хоть не живи.

Эркин закинул руки за голову, глубоко вздохнул:

— Расскажи мне о доме, Андрей. Что хочешь. Только рассказывай.

— Эркин, я… Я не помню. Нет, помню, но… Но не могу рассказать. Как сон… Будто не со мной… — Андрей снова лёг на спину. — Знаешь, я читать ещё до школы умел. Это помню. И вот дурака валяю, что еле-еле читаю. Смешно, правда?

— Сам научился?

— Н-нет, мама учила. Я помню, мне на день рождения книги дарили, а я ещё в школу не ходил, точно.

— Подарки на день рождения дарят?

— Да. И на новый год. Под ёлку кладут.

— В лесу? — удивился Эркин.

— В доме, — Андрей негромко рассмеялся. — Ёлку в дом приносят, наряжают.

— А, как в Кристмас, да? Нет, рассказывай.

— Кристмас — это Рождество? Да, наверное. Ну, ёлку из леса приносят. Срубленную. Ставят в большой комнате. Когда она согреется, ветви распрямятся, наряжают, — Андрей запнулся и с усилием сказал, словно вытолкнул из себя: — Отец коробку достаёт. И с матерью вместе… ну и мы тут же крутимся. Игрушки эти вешают. У них петельки вроде какие-то. Вот за ветки и цепляют. А потом, это уже без нас, под ёлку подарки кладут… — Андрей снова засмеялся. — Я, помню, всё к сёстрам в пакеты лез. Знаешь, одна всё-таки младше меня была. Одна — точно старше, а другая… не помню. Им куклы всякие, мне машинки… вроде. И книги. Книги всем дарили. Я помню, сижу под ёлкой и читаю. Или это на другой день уже… Ёлка долго стоит. Ты спишь? Эркин?

— Нет. Слушаю. Новый год, он после Рождества?

— Вроде, после. Рождества я не помню. Только Новый год. В Новый год спать не ложились. Так-то нас рано спать укладывали, а в Новый год долго сидеть можно. Гости приходили. Пели, смеялись. Хорошо было.

Андрей вздохнул и замолчал. Молчал долго, Эркин уже задремал, когда Андрей вдруг спросил:

— Тебе обидно?

— Чего? — Эркин не сразу понял спросонья. — Ты о чём?

— Ну, что у тебя ничего этого не было, очень обидно?

— Нет, — задумчиво ответил Эркин. — Я слушаю… интересно, понимаешь?

— Да, а знаешь, — Андрей снова повернулся к нему. — Давай и мы себе на Новый год устроим. Ну, с подарками, ёлкой. Придумаем как-нибудь.

— Давай, — неуверенно согласился Эркин. — Только до Нового года ещё дожить надо.

— Доживём, — убеждённо ответил Андрей, натягивая на голову одеяло, и уже глухо и сонно сказал: — Чтоб после всего и не дожить? Обязательно доживём.

Андрей уже спал, а Эркин ещё лежал и смотрел в невидимый потолок широко открытыми глазами. К чёрту! Конечно, он доживёт. И будет Новый год, и всё будет. Его ждут. Подарки… Конечно, он купит подарки. И Жене, и Алисе. Только оглядится, посмотрит, как другие… И надо придумать, что сказать, если спросят, кому он покупает. Если тратить три кредитки в день, не больше, а жить ему здесь неделю, то уйдёт… нет, на три кредитки голодно. Но на неделю у него двадцать пять, в них и надо уложиться. Себе ему ничего покупать не надо. Всё есть. Крем бы ещё. Они сегодня видели… Целый магазин. Витрина для женщин и отдельно витрина для мужчин. Магазин дорогой, для белых, но если попросить Фредди… нет, не стоит, слишком дорого и… опасно. Никто из ковбоев этим не пользуется. Даже лендлорды. В Мышеловке тесно жили, он бы учуял запах. Нет. Вот подарки он купит. Ещё неделя, а там имение и подрасчёт. Ещё двести пятьдесят и премия. Но это сколько им отвалят. Премия без уговора. Обещать-то обещал… Хотя Джонатан, вроде, слово держит. Но… у беляка не угадаешь, как обернётся. Но ещё двести пятьдесят он получит точно. Это уж не зажилят. Стадо приняли без претензий. Головы все, хозяйство они всё сохранили. Вычетов много не должно быть. Только те два дня в Мышеловке. Ну, и хрен с ними! Сколько вычтет с них Джонатан, столько и вычтет. Ни просить, ни объяснять ничего он не будет. Всё, хватит. А скачки эти, борьба… ладно, посмотрим. Две недели осталось. Женя, две недели всего. Две недели, четырнадцать дней. Да, четырнадцать. Я вытерплю, Женя…