Гиперион. Падение Гипериона - Дэн Симмонс

Секундой позже мои органы чувств, проинспектировав все вокруг – яркость солнечных лучей, цвет неба, силу тяжести и расстояние до горизонта, запахи и вкус этого места, – сообщают, что мы вообще не на Центре Тау Кита.

Следовало бы тут же броситься обратно, но через узкие Папские Двери уже протискивается Хент – нога, рука, плечо, грудь, голова, вторая нога, поэтому я хватаю его за запястье, грубо вытаскиваю и, бросая ему: «Что-то не в порядке!», пытаюсь ринуться назад в портал, но слишком поздно: прямоугольный проход уменьшается до круга величиной с кулак – и исчезает.

– Где мы, черт побери? – возмущается Хент.

Я задумчиво осматриваюсь по сторонам. Хороший вопрос. Мы находимся в сельской местности, на вершине холма. Дорога вьется через виноградники, сбегает по пологому склону холма в лесистую долину и, пропадая из виду, вновь выныривает у другого холма, в миле-двух отсюда. Жарко. Воздух наполнен жужжанием и стрекотом, но ничего крупнее птицы не бороздит эти бескрайние просторы. Справа от нас между утесами сверкает голубое пятно воды – океан или море. Высоко в небе плывут перистые облака; солнце только что миновало зенит. Ни одного строения поблизости, да и вообще чего бы то ни было – только виноградники да каменистый проселок, на котором мы стоим. Но гораздо важнее другое – беспрестанный гомон инфосферы больше не слышен. Это потрясает, как внезапное исчезновение звука, привычного с младенчества: становится жутко, замирает сердце, мысли путаются. В общем, я не на шутку перепуган.

Хент, пошатнувшись, хлопает себя по ушам, будто пропавший шум был настоящим звуком, затем стучит по комлогу.

– Проклятие, – бормочет он. – Проклятие. Имплант что-то барахлит. Комлог отключился.

– Нет, – возражаю я. – По-моему, здесь просто нет инфосферы.

Но, не успев окончить фразу, я различаю тихое, басовитое жужжание – голос чего-то более крупного и труднодоступного, чем инфосфера. Мегасфера? «Музыка сфер», – думаю я и улыбаюсь.

– Что вас так рассмешило, Северн, черт бы вас побрал? Вы это нарочно подстроили?

– Нет. Код Дома Правительства я набрал верно. – Полное отсутствие паники – тоже своего рода паника.

– В чем же дело? Проклятые Папские Двери? Неужели они? Только что это – неисправность или розыгрыш?

– Ни то ни другое. Двери работают исправно, Хент. Они привели нас туда, куда нужно Техно-Центру.

– Техно-Центру? – Остатки румянца сходят с длинного лица, когда помощник секретаря Сената вспоминает, кто контролирует порталы. – Боже мой, Боже мой. – Хент неверными шагами доходит до обочины и падает в высокую траву. Его замшевый деловой костюм и мягкие черные туфли не вяжутся с окружающей нас идиллией.

– Где мы? – спрашивает он снова.

Я набираю в грудь воздуха. Он полон запахов – свежевспаханная земля, свежескошенная трава, дорожная пыль, острый привкус моря.

– Вероятнее всего, на Земле.

– На Земле? – Мой спутник глядит в пространство невидящими глазами. – Но это не Новая Земля. И не Терра. Не Земля-2. Не…

– Просто Земля, – говорю я. – Старая Земля. Или ее копия.

– Копия?

Я сажусь рядом с ним. Выдергиваю травинку, очищаю корень. Знакомый кисловатый вкус.

– Помните, как я рассказывал Гладстон об исповедях паломников? Историю Ламии Брон? Она и мой двойник-кибрид, первый воскрешенный Китс, посетили планету, которую сочли копией Старой Земли. В скоплении Геркулеса, если память мне не изменяет.

Хент задирает голову, словно хочет проверить мою догадку по рисунку созвездий. Голубизна вверху постепенно бледнеет, перистые облака расползаются по небосводу. «Скопление Геркулеса», – ошеломленно шепчет он.

– Ламия так и не выяснила, зачем Техно-Центр создал копию и для чего использует ее сейчас, – продолжаю я. – Первый кибрид Китса либо не знал этого, либо не сказал.

– Не сказал, – машинально повторяет Хент, качая головой. – Ладно, но как, черт возьми, мы выберемся отсюда? Я нужен Гладстон! Она не может сейчас одна… Десятки жизненно важных проблем нужно решить в ближайшие часы! – Он вскакивает и выбегает на середину дороги, исполненный решимости и энергии.

– Думаю, нам отсюда не выбраться, – замечаю я, пожевывая травинку.

Хент оборачивается. Лицо такое, будто он сию минуту набросится на меня с кулаками.

– Вы с ума сошли! Как это – не выбраться? Для чего Техно-Центру шутить такие шутки? – Внезапно он замолкает, глядя на меня сверху вниз. – Понимаю… Они не хотят, чтобы вы говорили с нею. Вы что-то узнали, и Техно-Центр не хочет, чтобы вы поделились с Гладстон этими новостями.

– Возможно.

– Выпустите меня! А он пусть остается! – вне себя выкрикивает Хент, обращаясь к небесам.

Ответа нет. Из виноградника вылетает большая черная птица. По-моему, ворона: как во сне, припоминаю название вымершего вида пернатых.

Вскоре Хенту надоедает взывать к небесам, и он принимается расхаживать взад-вперед.

– Послушайте, всякая дорога куда-нибудь ведет. Может, даже к терминексу, – наконец произносит он.

– Может быть, – соглашаюсь я и разламываю травинку, чтобы добраться до сладкой сердцевины. – В какую сторону пойдем?

Хент смотрит на дорогу, огибающую холмы, снова оборачивается ко мне.

– Мы прошли через портал лицом вон туда, – указывает он рукой в ту сторону, где дорога ныряет в чащу.

– И далеко идти? – интересуюсь я.

– Не все ли равно! – в сердцах бросает Хент. – Куда-нибудь да придем!

Еле сдерживая улыбку, я встаю и отряхиваю брюки. Лоб и щеки припекает солнце, и это так непривычно и странно после тьмы собора. Воздух такой теплый – одежда уже намокла от пота.

Хент торопливо сбегает с холма. Его лицо преобразилось: вместо привычной меланхоличной мины – решительный блеск в глазах и упрямо сжатые губы.

Медлительно, даже лениво переставляя ноги, пожевывая травинку и жмуря усталые глаза, следую за ним.

Полковник Кассад с криком бросился на Шрайка. Сюрреалистический ландшафт вне времени (аскетическая пластмассовая декорация из фарса о Долине Гробниц, застывшая в вязком желе, именуемом здесь воздухом), казалось, всколыхнулся, отозвавшись на неистовый порыв Кассада.

Секунду назад Шрайки заполняли собой весь мир, как в зеркальном зале: всюду полчища Шрайков, от края до края мертвой зоны окрест. Но после вскрика Кассада они слились в одно чудище, и оно сдвинулось с места. Четыре его руки вытянулись, готовые заключить полковника в объятия клинков и шипов.

Кассад не знал, как покажет себя в бою подаренный Монетой силовой скафандр, защитит ли он его от Шрайка. Много лет назад, когда он и Монета схватились с десантниками Бродяг, скафандр проявил себя как нельзя лучше, но тогда время было на их стороне; Шрайк то размораживал, то замораживал реку минут, как скучающий зритель, который балуется с дистанционным переключателем голопроектора. Сейчас они все вне времени, и оно перестало быть их союзником. Пригнувшись, Кассад бросился в атаку, забыв обо всем на свете – и о Монете, которая не сводит с него глаз, и о фантасмагорическом терновом дереве с его жуткими плодами, чья вершина уходит за облака. И даже о самом себе, воспринимая собственное тело как боевую машину, орудие мести.