Дживс и Вустер (сборник) - Пэлем Грэнвилл Вудхауз

разговора на деревянных ногах. Да уж, «яблочко от яблони»: какое там, я скорее чувствовал себя выжатым лимоном. Мало мне Бобби Уикам, с ее склонностью ставить все с ног на голову. А тут еще и Обри Апджон! Не знаю, заметил ли мой друг Киппер, когда я вернулся на кухню, что, цитируя Дживза «печаль легла на его (мое) чело». Нет, Киппер не заметил, потому что пожирал в это время гренки и мармелад, а я « кому повем печаль свою»? Это чувство надвигающейся грозы в последний раз я пережил в детстве. Я не знал, в каком виде разразится эта гроза сейчас, но внутренний голос подсказывал, что судьба метится Бертраму прямо под дых.

— Киппер, звонила тетушка Далия, — сообщил я.

— Дай ей бог здоровья: добрая молодая душа. Именно молодая, так ей и передай. Никогда не забуду тех счастливых дней, проведенных в Бринкли, я бы рад напроситься еще на одно приглашение. Она что, в Лондоне?

— Сегодня днем уезжает.

— Так мы ее угостим за милую душу!

— Сегодня она не наша гостья. Далия предпочла компанию Родерика Глоссопа: а он лечит психов. Да ты ведь его не знаешь.

— Ты мне как-то говорил про него. Заковыристый тип, насколько я помню.

— Заковыристей не придумаешь.

— Это он обнаружил в твоей спальне двадцать четыре кошки?

«Двадцать три», — поправил я. «Я не люблю преувеличений. — Это были не мои кошки. И засунули их туда мои кузины Клаудия и Юстас. Да разве я мог что объяснить Глоссопу! Он совершенно не умеет выслушивать людей. Надеюсь, что уж его по крайней мере не будет в Бринкли».

— Ты едешь в Бринкли?

— Завтра днем.

— Счастливый, получишь кучу удовольствия.

— Правда? Уж это маловероятно.

— Ну ты даешь. Один Анатоль с его обедами чего стоит. Помнишь имя той пери, что стоит несчастная у дверей Эдема?

— Дживз мне что-то рассказывал.

— Так вот, я точь-в-точь как та пери. Мысль о том, что Анатоль каждый вечер накрывает стол, за которым меня не будет, разрывает мне сердце. Лично мне твои сомнения непонятны. Бринкли — это земной Эдем.

— С этим трудно не согласиться. Но временами и у этого места появляются свои изъяны. На мой бы вкус побольше бы там ландшафта и поменьше человеческих образцов. Ибо кто ты думаешь завалился нынче туда? Обри Апджон!

Киппер был явно в шоке. Он вытаращил глаза, и подрумяненный гренок выпал из его изумленно раскрытого рта.

— Старик Апджон? Да ты шутишь?

— Точно тебе говорю. Он, личной персоной. А кажется еще вчера ты обнадеживал меня, что наши с ним пути уже никогда не пересекутся.

— Но каким образом он очутился в Бринкли?

— Именно этот же вопрос я задал своему старшему товарищу тетушке, но ее объяснения ее полностью оправдывают. Оказывается, разлучившись с нами, Апджон женился на тетушкиной подруге, некой Джейн Милз, став отчимом ее дочери, Филлис Милз, а тетушка Далия — ее крестная мать. Моя тетка пригласила крестницу в Бринкли, а Апджон решил тоже проветриться.

— Ясно. То-то ты трясешься как осиновый лист.

— Не знаю уж как насчет породы дерева, но то, что как лист — это уж точно. Как вспомню его злые глазки…

— И толстую, выбритую верхнюю губу! Как посмотришь на него за обедом… Кстати, а Филлис ничего.

— Ты ее знаешь?

— Мы познакомились в Швейцарии прошлым Рождеством. Передавай ей мой пламенный. Отличная девушка, правда немного малохольная. А она мне не говорила, что Апджон ее родственник.

— Нормальные люди стараются скрывать такие вещи.

— Да уж. А кто-то ведь влачит родственные узы с Палмером-отравителем. Помнишь, как он нас кормил с Мэлверн Хаус? Помнишь его колбасу по воскресеньям? А вареную — брр — баранину в кактусовом соусе?

«А маргарин! Ты вспомни, как у нас слюнки текли, когда он таскал домой — сумками! — деревенское масло. Кстати, Дживз», — спросил я, когда тот подошел убрать со стола, — «тебе не приходилось посещать школу на южном побережье Англии?»

— Нет, сэр, я обучался на дому.

— Ах, тогда тебе не понять. Мы тут с мистером Херрингом вспоминаем нашего бывшего учителя начальной школы, магистра вишь гуманитарных наук. Кстати, Киппер, тетушка Далия рассказала мне о нем кое-что новенькое, могущее отвратить от себя истинно интеллигентного человека. Ты помнишь его напыщенные речи в конце каждого учебного года? Так вот, оказывается, он читал их по шпаргалке. А без нее он был бы нем как рыба. Отвратительно, неправда ли, Дживз?

— Многие ораторы имеют подобный комплекс, сэр.

— Нельзя быть таким мягкотелым, Дживз, надо иметь твердые принципы. Впрочем, мы заговорили об Апджоне по причине того, что он снова появился в моей судьбе, вернее вот-вот появится. Он гостит в Бринкли, а я отправляюсь туда завтра. На этом настаивает тетушка Далия, я только что разговаривал с ней по телефону. Ты не соберешь мне кое-что из пожиток?

— Хорошо, сэр.

— Когда ты отправляешься в свою увеселительную поездку?

— Сэр, я предполагал, что это будет сегодняшним утренним поездом, но если вы хотите, я могу отложить это до завтра.

— Нет, что ты. Ты можешь ехать как собирался.

— Эй, в чем дело? — обратился я к Кипперу, как только дверь кухни закрылась за Дживзом: ибо мой друг прыскал от смеха. Довольно чревато прыскать от смеха, если твой рот набит гренками и мармеладом: но факт.

— Я подумал про Апджона.

Я был изумлен. Трудно было себе представить, что при мысли о Мэлверн Хаус один из его узников позволит себе веселиться.

— Я завидую тебе, Берти, — продолжал смеясь Киппер. — Тебя ждет интересное зрелище. Ты будешь сидеть за утренним столом с Апджоном и увидишь, как он откроет свежий номер нашего «Ревью» и начнет просматривать страницы литературной критики. Дело в том, что не так давно