Проза о войне (сборник) - Борис Львович Васильев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В тютельку, Яков Прокопыч!
– Умеешь, – сказал заведующий. – Разрешаю грузиться.
Егор с сыном на пристань выскочили, быстренько мешки погрузили. Потом туристы расселись, Колька – он на носу устроился – от пристани оттолкнулся, Егор опять завел «Ветерок», и лодка ходко побежала к дальнему лесистому берегу.
О чем там в пути туристы толковали, ни Егор, ни тем более Колька не слышали. Егор – за моторным грохотом, а Колька потому, что на носу сидел, видел, как волны разбегаются, как медленно, словно с неохотой, разворачиваются к нему другой стороной дальние берега. И Кольке было уже не до туристов: впередсмотрящим он себя чувствовал и только жалел, что, во-первых, компас дома остался, а во-вторых, что рыжая тетенька дала ему поглядеть в бинокль преждевременно. Сейчас бы ему этот бинокль!
А туристы калякали о том, что водохранилище новое и рыбы тут особой быть не может. До Егора иногда долетали их слова, но значения им он не придавал, всецело поглощенный ответственным заданием. Да и какое было ему дело до чужих людей, сбежавших в тишину и покой на считанные денечки! Он свое дело знал: доставить, куда прикажут, помочь устроиться и отчалить, только когда отпустят.
– К обрывчику! – распорядился сивый. – Произведем небольшую разведочку.
Разведочку производили в трех местах, пока наконец и рыжая и пегая не согласовали своих пожеланий. Тогда приказали выгружаться, и Егор с сыном помогли туристам перетащить пожитки на облюбованное под лагерь место.
Это была веселая полянка, прикрытая разросшимся ельничком. Здесь туристы быстро поставили просторную ярко-желтую палатку на алюминиевых опорах, с пологом и навесом, поручили Егору приготовить место для костра, а Кольке позволили надуть резиновые матрасы. Колька с восторгом надувал их, краснея от натуги и очень стараясь, чтобы все было ладно. А Егор, получив от плешивого топорик, ушел в лесок нарубить сушняка.
– Прекрасное место! – щебетала пегая. – Божественный воздух!
– С рыбалкой тут, по-моему, прокол, – сказал сивый. – Эй, малец, как тут насчет рыбки?
– Ерши, – сказал Колька, задыхаясь (он аккурат дул четвертый матрас).
– Ерши – в уху хороши. А путная рыба есть?
– Не-а.
Рыба, может, и была, но Колька по малости лет и отсутствию снасти специализировался в основном на ершах. Кроме того, он был целиком поглощен процессом надувания и беседу вести не решался.
– Сам-то ловишь? – поинтересовался лысый.
– Не-а.
Колька отвечал односложно, потому что для ответа приходилось отрываться от дутья, и воздух немедленно утекал из матраса. Он изо всех сил зажимал дырку пальцами, но резина в этом месте была толстой, и сил у Кольки не хватало.
– А батька-то твой ловит?
– Не-а.
– Чего же так?
– Не-а.
– Содержательный разговор, – вздохнула пегая. – Я же сказала: типичный туземец.
– Молодец, Коля, – похвалила вдруг рыжая. – Ты очень хорошо надуваешь матрасы. Не устал?
– Не-а.
Колька не очень понял, почему он «типичный туземец», но подозревал обидное. Однако не расстраивался: и некогда было, и рыжая тетенька уж очень вовремя похвалила его. А за похвалу Колька готов был не пять – пятьдесят пять матрасов надуть без отдыха.
Но уже к пятому матрасу Колька настолько от стараний уморился, что в голове гудело, как в пустом чугунке. Он сопел, краснел, задыхался, но дутья этого не прекращал: дело следовало закончить, да и не каждый день матрасы-то надувать приходится. Это ведь тоже ценить надо: матрас-то – для путешествий. И от всего этого он очень пыхтел и уже не слышал, о чем говорят эти туристы. А когда осилил последний, заткнул дырочку пробкой и маленько отдышался – тятька его из ельника выломился. Ель сухую на дрова приволок и сказал:
– Местечко-то мы не очень-то ласковое выбрали, граждане милые. Муравейник тут за ельничком: беспокоить мураши-то будут. Надо бы перебраться куда.
– А большой муравейник-то? – спросил сивый.
– А с погреб, – сказал Егор. – Крепкое семейство, хозяйственное.
– Как интересно! – сказала рыжая. – Покажите, пожалуйста, где он.
– Это можно, – сказал Егор.
Все пошли муравейник смотреть, и Колька тоже: на ходу отдышаться куда как легче. Только за первые елочки заглянули: гора. Что там погреб – с добрую баньку. Метра два с гаком.
– Небоскреб! – сказал плешивый. – Чудо природы.
Муравьев кругом бегало – не счесть. Крупные муравьи: черноголовики. Такой тяпнет – сразу подскочешь, и Колька (босиком ведь) на всякий случай подальше держался.
– Вот какое беспокойство вам будет, – сказал Егор. – А там подальше чуть – еще поляночка имеется, я наглядел. Давайте пособлю с пожитками-то: и вам покойно, и им привычно.
– Для ревматизма они полезные, муравьи-то, – задумчиво сказал плешивый. – Вот если у кого ревматизм…
– Ой! – взвилась пегая. – Кусаются, проклятые!..
– Дух чуют, – сказал Егор. – Они мужики самостоятельные.
– Да, – вздохнул лысый. – Неприятное соседство. Обидно.
– Чепуха! – Сивый махнул рукой: – Покорим! Тебя как звать-то, Егором? Одолжи-ка нам бензинчику, Егор. Банка есть?
Не сообразил Егор, зачем бензинчик-то понадобился, но принес: банка нашлась. Принес, подал сивому:
– Вот.
– Молоток мужик, – сказал сивый. – Учтем твою сообразительность. А ну-ка отойдите подальше.
И плеснул всю банку на муравейник. Плеснул, чиркнул спичкой – ракетой взвилось пламя. Завыло, загудело, вмиг обняв весь огромный муравьиный дом.
Заметались черноголовики, скрючиваясь от невыносимого жара, затрещала сухая хвоя, и даже старая ель, десятки лет прикрывавшая лапами муравьиное государство, качнулась и затрепетала от взмывшего в поднебесье раскаленного воздуха.
А Егор с Колькой молча стояли рядом. Загораживаясь от жара руками, глядели, как корчились, сгорая, муравьи, как упорно не разбегались они, а, наоборот, презирая смерть, упрямо лезли и лезли в самое пекло в тщетной надежде спасти хоть одну личинку. Смотрели, как тает на глазах гигантское сооружение, терпеливый труд миллионов крохотных существ, как завивается от жары хвоя на старой ели и как со всех сторон бегут к костру тысячи муравьев, отважно бросаясь в огонь.
– Фейерверк! – восхитилась пегая. – Салют победы!
– Вот и все дела, – усмехнулся сивый. – Человек – царь природы. Верно, малец?
– Царь?.. – растерянно переспросил Колька.
– Царь, малец. Покоритель и завоеватель.
Муравейник догорал, оседая серым, мертвым пеплом. Лысый пошевелил его палкой, огонь вспыхнул еще раз, и все было кончено. Не успевшее погибнуть население растерянно металось вокруг пожарища.
– Отвоевали место под солнцем, – пояснил лысый. – Теперь никто нам не помешает, никто нас не побеспокоит.
– Надо бы отпраздновать победку-то, – сказал плешивый. – Сообразите что-нибудь по-быстрому, девочки.
– Верно, – поддержал сивый. – Мужика надо угостить.
– И муравьев помянуть! – захохотал лысый. И все пошли к лагерю.
Сзади плелся потерянный Егор, неся пустую банку, в которой с такой готовностью сам же принес бензин. Колька заглядывал ему в глаза, а он избегал этого взгляда, отворачивался, и Колька спросил шепотом:
– Как же так, тятька? Ведь живые же они…
– Да вот, – вздохнул Егор. – Стало быть, так, сынок, раз оно не этак…
На душе у него было
