Развороченная могила - Джоан Роулинг

свободе, дважды выступала по телевидению, выдержанная и располагающая к себе, спокойная и обаятельная, с презрением относящаяся к тому, что она называла пугающими и сенсационными репортажами, отрицающая все свои личные проступки и называющая Джонатана и Мазу Уэйс двумя лучшими людьми, которых она когда-либо знала в своей жизни.

Робин, наблюдая за Беккой дома, снова подумала о том, что церковь — это вирус. Она была уверена, что многие, если не большинство членов церкви излечатся от этой вспышки разоблачений, от доказательств того, что их тщательно обманывали, что папа Джей был не героем, а мошенником, насильником и соучастником убийств. И все же столько жизней было разрушено… Робин слышала, что Луиза Пирбрайт пыталась повеситься в больнице, куда ее доставили после освобождения. Робин вполне понимала, почему Луиза предпочла смерть, чем осознание того, что ее глупое решение последовать за Джонатаном Уэйсом в его секту двадцать четыре года назад привело к смерти двух ее сыновей и полному отчуждению от обеих дочерей. Эмили, которую нашли без сознания в ящике, когда полиция вошла на ферму, была отправлена в ту же больницу, что и Луиза, но когда медики из лучших побуждений предложили ей встретиться с матерью, она заявила, что больше никогда не хочет видеть Луизу.

Мерфи был склонен торжествовать по поводу гибели церкви, но Робин было трудно радоваться. Мерфи и Страйк постоянно твердили ей, что обвинения в жестоком обращении с детьми, выдвинутые против нее, будут сняты со дня на день, но она не получала никаких вестей на этот счет. Еще хуже, чем ее личный страх перед судебным преследованием, был ее страх перед реформированием и перестройкой церкви. Когда она сказала об этом Мерфи, он ответил, что она слишком пессимистична, но, глядя на улыбающуюся Бекку по телевизору, явно непоколебимую в своей вере в Путь Лотоса, Робин могла только надеяться, что мир будет внимательнее наблюдать и задавать больше вопросов, когда на пустыре появится очередной пятигранный храм.

— А как насчет Уэйсов? — Сэр Колин спросил Страйка, в то время как дети на лужайке продолжали гонять мыльные пузыри.

— По секрету, — сказал Страйк, — Мазу с момента ареста не произнесла ни слова. Буквально ни слова. Один из наших знакомых в полиции сказал нам, что она не хочет разговаривать даже с собственным адвокатом.

— Шок, как вы думаете? — сказал сэр Колин.

— Игра, — сказала Робин. — Она будет продолжать изображать из себя божественную мать Утонувшего Пророка до самого последнего вздоха.

— Но, конечно, она знает, что теперь…?

— Я думаю, — сказала Робин, — если она когда-нибудь позволит себе допустить, что Дайю убили, а ее муж все это время знал и позаботился о том, чтобы убрать убийцу с дороги в безопасное место, это выведет ее из себя.

— А Эбигейл призналась? — Сэр Колин спросил Страйк.

— Нет, — сказал Страйк. — Она похожа на своего отца: наглеет, пока можно, но ее парни от нее отвернулись. Теперь, когда они поняли, что их могут обвинить в соучастии в покушении на убийство, они не могут дождаться, чтобы покинуть тонущий корабль. По секрету, один из ее коллег-пожарных видел, как она забирала пистолет и патроны, когда нашла их в сгоревшем наркопритоне. По его словам, он предположил, что она собиралась отдать их в полицию. Конечно, ему пришлось так сказать — он женат и не хочет, чтобы стало известно, что она спала и с ним.

В настоящее время Рини отрицает, что знает что-либо о топорах и свиньях, но парень, который был в мужском общежитии в ту ночь, помнит, как Рини прокрался обратно внутрь рано утром. Рини был в одних трусах: очевидно, ему пришлось где-то избавиться от своего окровавленного спортивного костюма. Проснувшись, он обвинил всех в том, что они его украли.

Я думаю, что Эбигейл будет признана виновной в убийстве Кевина, в попытке убить Робин и меня, и я думаю, что ее и Рини приговорят за убийство Дайю.

— У Эбигейл, должно быть, серьезные проблемы с психикой, — сказал сочувствующий сэр Колин. — Наверное, у нее было ужасное детство.

— У многих людей было ужасное детство, но они не стали бы душить маленьких детей, — сказал непримиримый Страйк под согласные кивки Денниса и Пат.

Во время разговора Страйк думал о Люси. Предыдущий день он провел с сестрой, сопровождая ее на осмотр двух домов престарелых для их дяди. После этого они вместе выпили кофе в кафе, и Страйк рассказал сестре о том, как Мазу пыталась убить Робин в храме Руперт-Корт.

— Эта злобная сука, — сказала в ужасе Люси.

— Да, но мы ее взяли, Люс, — сказал Страйк, — и ребенок вернулся к матери.

Страйк ожидал новых слез, но, к его удивлению, Люси улыбнулась ему.

— Я знаю, что я тебя достаю, Стик, — сказала она. — Я знаю, но пока ты счастлив, мне все равно, если ты не счастлив, понимаешь. Женат, дети, и все такое. Ты делаешь замечательные вещи. Ты помогаешь людям. Ты помог мне, взяв это дело, посадив эту женщину за решетку. И то, что ты сказал о Леде… Ты действительно помог мне, Стик.

Растроганный, Страйк протянул руку, чтобы сжать ее ладонь.

— Я полагаю, что ты просто не создан для того, чтобы жить с одной женщиной, и это нормально, — сказала Люси, теперь улыбаясь немного плаксиво. — Я обещаю, что больше не буду об этом говорить.

Глава 135

…Если человек намерен сохранить ясность ума, то и эта печаль принесет ему удачу. Ведь здесь мы имеем дело не с мимолетным настроением, как в девятке в третьем месте, а с реальной переменой в душе.

И-Цзин или Книга Перемен

Через неделю после визита к Эденсорам Страйк с тяжелым сердцем, но чувством долга согласился встретиться с Амелией Кричтон, сестрой Шарлотты, у нее на работе.

Он спрашивал себя, действительно ли он обязан это сделать. Дело ВГЦ милосердно отодвинуло самоубийство Шарлотты на задворки его сознания, но теперь, когда все закончилось — когда подсчитывались разбитые жизни и самоубийства, а буря, настигшая этих людей, прошла, оставив их сломленными в незнакомой местности, — у него остался свой личный долг перед мертвыми, который он не особенно хотел отдавать. Он мог представить, как оптимистично настроенные души говорят ему, что, подобно Люси в случае с Ледой и общиной Эйлмертон, он найдет какое-то разрешение в этой встрече с сестрой Шарлотты, но он не надеялся на это.

Нет, подумал он, облачаясь в строгий костюм, — ведь военные привычки уважительного отношения к погибшим и умершим трудно преодолеть, и как бы мало ему