Стальное зеркало - Анна Оуэн

— Его зовут Шерл, Ваша Светлость, — повысил голос Делабарта. — Эй ты! — окликнул полковник фриза, с большим интересом разглядывающего крышу конюшни. — Оставь Его Светлость в покое, а не то он тебя повысит, а меня уволит.

— Я, — сияя улыбкой, ответил господин генерал, — знаю, но полагаю, что это имя не вполне описывает суть достопочтенного коня.

Генерал, герцог, командующий Южной армии, папский легат и прочая, сидел, поджав под себя ноги, на краю крыши конюшни и был счастлив, будто не только попытался оседлать Шерла, но и заодно нашел на крыше пяток птичьих гнезд. Фриз ходил у самой стены, пробовал ее копытом на прочность, поднимал голову и примеривался — не удастся ли дотянуться и стащить генерала вниз. Не удавалось.

К счастью для репутации генерала и здоровья всех остальных больше во дворе никого не было. Когда генерал Корво решил прокатиться на чужом жеребце, а жеребец решительно отказался, оба конюха, уже наученные горьким опытом, удрали прочь, закрыв ворота на засов, а вездесущий белобрысый Марио отправился звать Мартена. Правильно сделал. Терпения у фриза не меньше, чем у генерала.

— А может, все же договоримся? — поинтересовался ромей у фриза. — Ну хотя бы на счет штаба, тем более, что на штабе я уже езжу.

— Ваша Светлость, — Мартен прервал поток лошадиных прилагательных, — и вы тоже оставьте моего коня в покое. У него уже есть один хозяин, и хорошо, если не два. Трех он не переживет, и вы тоже.

— Мои извинения, Мартен. Я хотел проверить, получится ли… Похоже, что нет.

Полковник не стал говорить, что он думает о таких опытах, а просто — и очень бесцеремонно — прихватил уздечку и поволок фриза в конюшню, надеясь, что Его Светлость сегодня уже достаточно развлекся и у него хватит ума покинуть крышу бесшумно… и так же быстро, как он, по всей видимости, на нее забирался.

— Стареешь, — сказал он коню. — Упустил.

Шерл коротким совершенно не лошадиным ворчанием объяснил, что он как-то и не пытался лишить армию командующего. Вот проучить, чтоб неповадно было на чужих коней без спросу посягать, а уж с определенными целями — и со спросом, — это да. Совершенно необходимо. Без этого никак. А так-то — да пусть пока ходит… шагах в двадцати, не ближе. Делабарта, пока никого рядом не было, прижался щекой к теплой черной морде, похлопал Шерла ладонью по шее.

— Нарушитель… субординации. И этот шалопай нами командует, а?

Шерл согласился. Совершенное дитя. Но бегает быстро, и прыгает хорошо. И не боится, что обидно. Да ну его, лишь бы руками не лез.

Генерала Делабарта нашел в десяти шагах от конюшни, у колодца.

— А если бы он вас убил?

— Господин полковник, — улыбается ромский шалопай, — я очень рад, что вы сдружились с Мигелем. Но не до такой же степени?

— Я, Ваша Светлость, вообще-то думал о лошади, — объясняет Делабарта.

— Признаю свою неправоту, — улыбка исчезает. — Следующий раз я дам подробные письменные распоряжения на случай такой неприятности. Не думаю, что их нарушат.

— И зачем вам Шерл? — С фризом разговаривать едва ли не проще, но объясняет он не всегда внятно. Но разговаривает же… хотя этим Мартен ни с кем не делился.

— Я хотел несколько… как говорит господин коннетабль, противника деморализовать. — А господин коннетабль, видимо, утащил слово у альбийцев. Длинное, извилистое и колючее. Как гусеница. — Пленные рассказывают о мстительном неупокоенном духе…

— Ваш вороной недостаточно черен?

— Он не тех статей… — вздыхает генерал. — Слепой не ошибется. Так что теперь у противника начали поговаривать, что это вовсе не дух, а какая-то местная нечисть, которая просто так здесь водится, и от которой никакого особого вреда. Представьте, от меня никакого вреда.

— Господин генерал, — Мартен тоже вздыхает, чтоб не браниться. Что ж им всем арелатец покоя не дает, мало ему, что ли, уже досталось… — Имейте совесть. Забудьте про эту затею. Не дело. Просто грешно. Я же вам рассказывал.

— Да придется, видимо, — разводит руками Корво. — Все против меня.

Ребенок. Игрушку у него отобрали. И не человеческий ребенок, а вот какой-то нечисти болотной. Но вреда от него и вправду нет. Никому, кроме противника.

Второй ребенок, почти человеческий, крутился поблизости. Тоже не одобрял, правда, думал о генерале, а не о коне. Для члена семьи Орсини это не то что позволительно, это прямо-таки подвиг. Перепугался, особенно, поначалу — а теперь улыбка до ушей. Потому и почти человеческое дитя, что у него будто голова отдельно, сердце отдельно. Когда коннетабль забрал тихого каледонца, Марио принялся осаждать Мартена — и все-то ему было интересно. Пушки, порох, петарды, разрывные снаряды, салюты, сигнальные огни… в один прекрасный момент, когда разговор вдруг свернул на трагикомическую историю «женитьбы», мальчишка честно, прямо, нисколько не рисуясь, выдал: «Сердце совершенно разбито… но какая была сцена!». И расхохотался. Искренне.

Вот и теперь: испугался за герцога своего до полусмерти… но какая была сцена.

И вообще они тут все какие-то… не люди. А оно и легче так. На людей, если честно, смотреть неохота. Совсем неохота. Их даже убивать не хочется, тем более, что уже. От всего разумного, пригодного для жилья мира — чудовища, чучела и лошади. Ну и ладно.

— Господин полковник, все ли кулеврины удалось починить? — спрашивает генерал.

— Нет, — морщится Делабарта. — Две последние безнадежны. Одна венецианская, ее досверливали после покупки — дурацкая манера и плохо кончается. А во второй просто раковина.

— Только две? Не страшно. Благодарю вас. И вот еще что. Сегодня после заката я отправлюсь к устью, разведчики донесли, что видели там подозрительных рыбаков. Возьму с собой полсотни. Проверьте оружие. Если желаете, можете отправиться со мной.

Оставить это ему Делабарта не предлагает. Знает, не пустая прихоть. Корво недостаточно карт, отчетов, бумаг, рассказов. Он может воевать и так — из палатки — и справляться, но для настоящей работы ему нужно видеть, чувствовать, осязать. Тогда он точно угадывает чужое и лучше придумывает свое. Все уже убедились. Даже штаб.

— Да, господин генерал. — Два раза да. Почему бы и нет…

— А я? — Иногда это дитя вполне человеческое…

— А вы к моему возвращению рассортируете все карты, донесения и доклады, — качает головой генерал, и тут же утишает страдание: — У вас это получается вчетверо быстрее, чем у прочих. И в том, что рассортировали вы, я потом могу что-то найти.

Вот, пилюля позолочена и проглочена. Все рассортирует и доброго настроения не потеряет. Хорошо все же, когда вокруг… эти. Спокойно. Надежно. Можно заниматься своим делом.