Рай с привкусом тлена - Светлана Бернадская

женщины с детьми да искалеченные в сражении под Кастаделлой мужчины. Ни патруля на улицах, ни цокота конских копыт, ни отрывистых команд десятников, тренирующих свои отряды…

Мужчины ушли.

В немом потрясении я бродила по городу, пытаясь осознать произошедшее. Ноги сами привели меня к поместью Эскудеро. Ворота открыл трясущийся от старости привратник, хозяевам обо мне доложила робкая девочка-подросток из бывших рабынь.

Но в господских покоях я застала только хозяйку — всю в слезах. Она обнимала своего перепуганного сына Бенито и заходящуюся плачем полугодовалую дочь Инес.

— Пауль ушел, — сообщила Лаура, захлебываясь рыданиями. — Сегодня на рассвете, вместе со всеми. Они все ушли.

— Все? — глупо переспросила я.

— Все… Из сенаторов остались только дон Карлос и дон Леандро, из-за почтенного возраста. А остальные… даже Стефану ди Альба пришлось уйти! Пауль сказал, что Сенат на время войны будет представлен женами ушедших сенаторов. Город остался на нас, понимаешь, Вельдана?

— Понимаю, — я присела рядом и отобрала у безутешной подруги вопящего младенца. — Успокойся, милая, ты пугаешь детей. Нам теперь придется быть сильными.

— Тебе легко говорить! — еще пуще зарыдала Лаура. — Ты уже оплакала мужа, а Пауль… Я не могу, не хочу его потерять!

— И не потеряешь, — уверенно сказала я, будто была причастна к тайнам будущего. — Он вернется.

И Джай вернется. О боги, пусть он вернется. Как я могла быть такой черствой, будто старый сухарь?! Почему не обняла его на прощание? Почему отпустила любимого на войну, не облегчив тяжести на его сердце? Без благословения любящей женщины…

Я дождусь его, чего бы мне это ни стоило. Пусть только вернется ко мне…

— Что тут думать! — генерал Серрано с размаху опускает кулак на перевернутую вверх дном пустую бочку, отчего глиняная кружка, стоявшая на ней, подпрыгивает, переворачивается и с грохотом разбивается у начищенных генеральских сапог. Я смотрю на него, и мне мерещится Диего Адальяро — генерал так же статен, так же хорош собой и так же горяч, хотя и не столь молод. — Промедление просто преступно! Сейчас мы сильны как никогда, и наши победы это только доказывают! Нельзя останавливаться у границ, мы должны раздавить раненую гадину в ее же гнезде!

Не обратив внимания на судьбу своей кружки, генерал Серрано вскакивает и принимается расхаживать взад и вперед по просторному штабному шатру, всем своим видом выражая готовность немедленно ринуться в бой.

В отличие от него, генерал ди Дальва внешне сохраняет полную невозмутимость. Этот хмурый человек с квадратной челюстью и изогнутым орлиным носом не склонен принимать скоропалительных решений и тщательно обдумывает каждый свой шаг. Можно не сомневаться: если маршал примет решение наступать дальше в глубь халиссийского логова, он не станет оспаривать его, однако готовиться к наступлению будет основательно и детально.

Генерал Гильермино, высокий грузный мужчина, очевидно, предпочел в дебаты не вступать и вместо этого выковыривает острием кинжала грязь из-под ногтей.

— Мы стоим на пороге исключительных событий! — продолжает горячиться генерал Серрано, сверкая черными углями глаз. — Еще ни разу регулярные войска Саллиды не продвигались в Халиссийскую пустыню глубже десяти лиг от границы! Мы не должны обмануться мнимой победой, мы обязаны покончить с многоголовым пустынным дьяволом раз и навсегда!

— Солдаты у нас не семижильные, — спокойно вставляет генерал Валтеро, поигрывая кончиком дымящейся трубки. Крепкий, коренастый мужчина средних лет, в хорошей физической форме. Впрочем, все присутствующие здесь доны сохранили прекрасное сложение — никто не разжирел на казенных доходах. «Дутых» военачальников тут нет, каждый из них имеет за плечами опыт долгой войны.

— Солдаты Саллиды как никто иной привыкли к сражениям, — с гордостью, достойной истинного патриота, возражает ему полковник Сарто. Этот малый из кожи вон лезет, чтобы выслужиться перед начальством и получить генеральский чин.

— К удержанию границ и отдельным местечковым стычкам, но не к битве за битвой. Раскройте глаза, господа: люди истощены, им нужна передышка.

— И каждое из этих сражений делало нас сильнее! — не сдается генерал Серрано, явно стремясь произвести впечатление на маршала. — Мы освободили свои города, мы отбросили врага обратно к границе, но нельзя останавливаться! Пока мы будем отдыхать и восстанавливать силы, у дракона вырастут новые головы вместо отрубленных, и они снова двинутся на нас!

— Что думаете вы, полковник Хатфорд? — обращается ко мне молчавший доселе маршал ди Мендес, умудренный годами и убеленный благородной сединой.

Голоса и прочие звуки в огромном штабном шатре стихают, и все взоры устремляются на меня. Дружелюбия и поддержки нет ни в одном из них. Кто-то презирает меня как бывшего раба, кто-то опасается мести униженного северянина, кто-то видит во мне ловкого обманщика, кто-то считает плетущим интриги честолюбцем. Но никто не смеет выразить мне недовольство открыто. Я веду за собой сборные войска из бывших рабов и черни, а эти парни составляют грозную силу.

— Вам не понравится то, что я скажу, благородные доны, — невозмутимо начинаю я. — И все же я скажу это. Такие легкие победы и охотные отступления врага кажутся мне подозрительными. Насколько я знаю халиссийцев, когда они вступают в бой, то дерутся до последнего человека, способного держать оружие.

— Вы полагаете, это какая-то хитрость? — хмурится маршал.

— Бросьте, господа! — фыркает генерал Серрано. — Хитрость? У халиссийцев? Да, они сильны и выносливы, как львы, яростны и беспощадны, как акулы, но хитростью эти твари не отличались никогда! Они признают лишь прямую атаку. И если они отступают — значит, боятся нас, уж поверьте моему опыту.

Я сказал бы им о том, что теперь среди вражеских командиров есть Зверь, которого я лично обучал некоторым военным премудростям. И теперь видел в череде этих странных отступлений хорошо продуманный план. Но едва ли меня захотят слушать.

Отодвигаю бочку, стоящую передо мной, и начинаю чертить на спрессованной в камень сухой почве приграничья карту Халиссинии.

— Смотрите. Здесь мы. Здесь они. Пока мы по эту сторону перешейка, с юга, в Халиссийском заливе, нас прикрывают корабли. С севера — горы. Вот здесь — пустыня. Халиссийцы, как доносит разведка, отступают к северо-востоку. Не к южной части, где есть хоть сколько-нибудь плодородная почва, города у берегов скудных речушек и просторные саванны. А в пустыню, где нет ничего.

— И что? Они просто надеются, что мы за ними не двинемся, жалея свои задницы.

— А может быть, они как раз надеются на обратное? Что, если это просто ловушка? Халиссийцы отступают на северо-восток, мы идем за ними. В то, что южные города пусты, как доносит наша разведка, я не слишком верю. Возможно, их силы рассредоточены: часть двинулась в горы, часть затаилась на юге, где