Неизведанные гати судьбы (СИ) - Хиневич Александр Юрьевич

— Понял, — ответил я Курочкину и прошёл по проходу к нижнему лежаку, на котором сидело пятеро хмурых молодых ребят.

— Чего нахмурились, парни?

— А чему радоваться? Мы только фабрично-заводское училище закончили. Думали на завод пойдём работать, чтобы родителям помочь младших братьев и сестёр прокормить, а нас в армию забрали. Гришкиной матушке аж с сердцем плохо стало, когда повестку в военкомат принесли. Хорошо мимо девушка шла, она как увидела что тётя Нина падает, подхватила её и точки на руках ей стала нажимать. Когда тёте Нине стало полегче, девушка ей сказала, чтобы та в артельное представительство сходила и к любой целительнице за помощью обратилась, — за всех ребят мне ответил крупный парень Всеволод с фамилией Мальков. — Теперь нашим семьям некому помогать, помрут они от голода, пока мы на фронте погибать будем.

— Что-то рано вы помирать собрались, соколики? Пойдёте в моё отделение, ежели я вашим семьям смогу помочь? Только чур все мои приказы выполнять не рассуждая.

— А вы точно поможете нашим? — спросил Григорий.

— Да. Только мне нужно от вас адреса, где ваши родные живут.

— Это мы быстро напишем, товарищ старший сержант, — сообщил мне Всеволод, и достал из своего мешка тетрадку и карандаш.

Через несколько минут, я на обратной стороне листа с адресами, написал письмо Анисиму Авдеевичу, чтобы он присмотрел за семьями моих бойцов, и не дал им умереть с голоду. Ребята внимательно смотрели что я пишу, и к концу написания письма, их хмурые лица просветлели.

Едва я закончил писать, как мы все услышали, что к нашему вагону подъехала машина.

— Идите к Курочкину, он вас запишет в моё отделение, а я пока к шофёру схожу, и передам с ним письмо в наше артельное представительство.

— Это где тёте Нине должны помочь? — задал вопрос Мальков.

— Да, — ответил я Всеволоду, и выпрыгнул из вагона.

Водитель оказался знакомым, он частенько приезжал к нам за продуктами для деловых. Он обещал, что сразу с вокзала завезёт письмо в представительство. Гриша стоял у двери вагона и всё слышал. Так что, когда я вернулся в наш вагон, все пятеро ребят уже записались у Курочкина в моё отделение. А примерно через пять минут в вагоне появился наш командир.

— Курочкин, как тут обстановка?

— Всё нормально, товарищ командир. Товарищ старший сержант уже призывников к себе в отделение набрал, а я составил списки на два отделения пополнения.

— Хорошо. Сейчас загрузятся с машины ещё полтора десятка призывников, так что и на них составь отдельный список. Они у нас во второй взвод пойдут. Тарусов, — обратился командир ко мне, — там в кузове полуторки четыре молочные фляги с водой. Организуйте погрузку фляг в вагон.

— Сделаем, товарищ командир, — ответил я, и собрав своё отделение занялся выполнением приказа…

В какой город наш состав прибыл через несколько дней, я не знаю. Выгружались мы ночью, потом нас куда-то повезли на машинах. Мне запомнилось, что разместили нас в какой-то школе, а утром всем выдали новую форму и документы. Как оказалось меня во всех документах прописали как старшего сержанта. Я никому не стал указывать на ошибку, раз наш командир решил, что я старший сержант, значит пусть так и будет. Вскоре появился старшина, он выдал всем положенное по списку и сказал, чтобы все пришили петлицы и знаки различия.

Через два часа нас покормили, а потом все призывники в здании школы приняли присягу. После обеда, нас вновь построили и начали всем подряд выдавать винтовки Мосина, но выдавать стали почему-то с третьего взвода.

— Товарищ командир, разрешите обратиться? — спросил я нашего лейтенанта Светлова.

— Чего вам, Тарусов?

— Нам же по штату на отделение полагаются: пулемёт, два автомата, „Наган“ для командира, а остальным бойцам винтовки. А тут как я вижу, только лишь винтовки Мосина выдают.

— Забудьте, товарищ старший сержант. Скажите спасибо, что нам хоть Мосинские винтовки привезли. Вы сами-то, что из оружия предпочитаете?

— „Наган“ и американский „Винчестер“, — увидев удивлённое лицо своего командира, я тут же быстро добавил. — А на летних двухмесячных военных сборах, мне понравились самозарядная винтовка Токарева и автоматическая винтовка Симонова. Можно сказать, что я в СВТ-40 и в АВС-36 просто влюбился.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Так вы хорошо знаете эти винтовки?

— В них нет ничего сложного, товарищ командир, они просто уход за собой любят.

— Тогда берите своё отделение и следуйте за мной. Получите пять СВТ-40 и шесть АВС-36. Вы своим бойцам сами расскажете, как ими пользоваться и как за ними необходимо ухаживать, а пулемётов и автоматов нам вообще не привезли. Так что у вас АВС вместо них будут.

— А „Наган“ мне выдадут?

— Нету „Наганов“. Всем командирам „ТТ“ выдали. Так что, вы как младший командир, пока винтовку Симонова получите.

— Понял.

Спустя полчаса мы собрались всем отделением в классе, и начали приводить полученное нами оружие в порядок. Патронов мы к винтовкам не получили, их обещали привезти через два дня. Пока мои бойцы ветошью убирали пушечное сало, я внимательно смотрел, чтобы они не растеряли мелкие детали от оружия. В этот момент дверь в класс открылась, и в неё зашли двое, ротный писарь Курочкин и молодой человек лет двадцати пяти, в форме политрука.

— Вот, товарищ политрук, первое отделение первого взвода. Они под руководством старшего сержанта Тарусова изучают винтовки СВТ-40 и АВС-36, - доложил политработнику наш писарь.

— Товарищ старший сержант, сколько у вас в отделении комсомольцев?

— Не знаю, товарищ политрук, но сейчас выясним, — и обратившись к бойцам, я сказал: — Кто состоит в комсомоле, поднимите руку? — но никто так и не поднял руки. — Нет среди моих бойцов комсомольцев, товарищ политрук.

— А вы сами, товарищ старший сержант, почему не вступили в комсомол?

— Так я же в таёжном поселении жил, а в нашей глуши, кроме анархистов, с царских времён, никого из других политических организаций не было.

— И вас Советская власть не уничтожила? — начал закипать политрук.

— А за что нас уничтожать, товарищ политрук? Мы вместе с большевиками сражались против зелёноармейцев. За енто, товарищ Дзержинский и товарищ Сталин, взяли наше поселение и всех жителей под свою защиту. Вы что? Против товарища Сталина что-то хотите сказать?

От услышанного политрук опешил, закашлялся, и быстро вышел из класса. За ним улыбаясь, на выход направился наш ротный писарь Курочкин. Прежде чем закрыть за собой дверь, писарь показал всем большой палец, в знак одобрения.

Не прошло и пяти минут, как в класс прибежал, красный как варёный рак, наш командир.

— Вы что тут устроили, Тарусов? — начал кричать лейтенант Светлов. — Сейчас в штаб прибежал политрук, и заявил, что не допустит, чтобы в Красной армии командовали анархисты, которые не только выступают против вступления в комсомол, но призывают к анархии, и порочат светлое имя товарища Сталина.

— Товарищ командир, Сан Саныч, разрешите всё рассказать честно и подробно?

— Рассказывайте, товарищ старший сержант.

— Ваш политрук врун, каких свет не видывал, — и я рассказал командиру, какой разговор у нас на самом деле состоялся с политруком. — Вам мои слова могут подтвердить не только все бойцы моего отделения, но и наш ротный писарь Курочкин.

— А насчёт товарища Сталина тоже правда?

— Мы с нашим Главой поселения предполагали наличие в Красной армии таких идиотов, как ваш политрук. Потому и сфотографировали постановление о защите нашего поселения и жителей, которые подписали товарищ Дзержинский и товарищ Сталин, — я достал из сидора фотографию и показал её командиру. — Каждый поселянин, ушедший в армию, получил такое фото. Так что сами можете видеть, какой непорядочный и лживый у вас политработник. Тем более, ни я, ни бойцы моего отделения, не заставляли товарища политрука изучать труды Бакунина, и гордо нести идеи анархизма в массы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Я могу взять фотографию, чтобы показать её нашему командиру роты и начальнику штаба?