Секториум - Ирина Ванка

У двери стоял Адам. Я узнала его, несмотря на черную маску, под которой он прятал лицо. В длинном плаще он сливался со шторой. Не обернись я некстати, могла бы совсем его не заметить.

— Что ты хочешь знать обо мне? — спросил Адам, и я от неожиданности растерялась. Вернулась в детство, когда немотивированный страх перед этим существом делал из меня посмешище в конторе.

— Не думала, что ты за мной шпионишь.

— Я ждал у салона, — ответил Адам. — Хотел везти домой. Мне стало интересно, куда ты пошла. Так что ты хочешь обо мне знать?

Он приблизился, сел рядом, но маски с лица не убрал. Мне стало жутко.

— Кто рассказал тебе о тиагонах? — спросил Адам.

— Не все ли равно?

— Давно знаешь?

— Давно.

— И молчала?..

— Надо было всем разболтать?

— Что ты хочешь узнать в архиве?

— Что тебя связывало с восходящими фронами?

— Ничего, кроме секторианской работы.

— Кем ты был в прошлой жизни?

— Не знаю. Я стер информацию. Едем домой… Здесь не место для разговора, — черная перчатка легла на мое запястье.

— Нет, — ответила я и отдернула руку. — Я не верю. Никуда не пойду, пока не узнаю.

— Как хочешь, — сказал Адам и пошел к двери. — Идем, — повторил он. — Ты не узнаешь здесь ничего.

— Мне нужно в клинику к Сиру. Пойдешь со мной?

— Нет, — ответил Адам, но остановился. — Верно соображаешь, в компании Сира мне делать нечего.

— Ты удрал с Земли из-за Сира?

Адам вернулся, сел напротив, загородил экран, на котором еще висело архивное сообщение.

— Да, — сказал он. — В том, что случилось с этим человеком, есть моя вина. Мне пришлось уехать. Я сделал это, как только понял, что он вернется в Секториум.

— Могу я узнать подробности?

— У парня гулял слэп…

— Помню. Но ведь получилось вернуть его на место. Семен же крестил его тогда…

— Тогда слэп не вернулся, — признался Адам. — Мы с шефом обманули природу и получили уродца.

— Сириуса?

— Я перегнал его матрицу из биологической кодировки в машинную, чтобы он контролировал бродячий слэп. Считай, что в условиях Земли мы получили суррогатного тиагона, нарушили кодекс развития. Сира надо было локализовать на Земле, но во мне жил архив. Внегалактический, я думаю… Архив, который мог быть им прочитан. Не знаю, что за информация там была. Если я принял решение от нее избавиться, значит, так было нужно.

— Что значит, матрица в машинной кодировке для человека? Искусственный интеллект?

— Иначе он бы не выжил, а ты бы расстроилась, — улыбнулся Адам. — Я сделал эту глупость ради тебя, но не подумали о будущем. Проблема возникла, когда Сир решил стать священником.

— Ну и что?

— Я актер — он проповедник; я игрок — он творец. Разницу чувствуешь?

— Еще раз для бестолковых, — попросила я. — Чем машинная матрица отличается от биологической?

— Тем же, чем информационная цивилизация отличается от неинформационной, — произнес Адам с усталостью в голосе, словно преподаватель, сотый раз читающий одну лекцию. — Направлением процесса. Объясни это Мишке, чтобы больше глупых вопросов не задавал. Пусть он поймет разницу развития человека, гармонала: из программного кода в физический объект; и редуктива: из физического объекта в программный код. Объясни ему, и покончим с недоразумением.

До клиники я добрела в тумане, с ощущением, что день подходит к концу, а я все еще не проснулась. Меня терзают сны, которые я не имею права толковать, поскольку не могу проснуться. Лаборант мигом вернул меня в чувство, когда предъявил счет:

— Я согласился лечить человека, — сказал он, — а это что такое? Что за особь вы привезли с Земли? Его матрица не воспринимает гармональный тип кодировки, так что мне теперь, заменить ее микросхемой? Нет, я так не работаю, я восстанавливаю только биологический субстрат.

Реальность казалась мне такой же туманной. Лаборант перебирал семена отцветшей сирени, бубнил что-то в дыхательный аппарат… что-то недружелюбное, и чувствовал, что на этот раз прав. Его распирало от злости. Оттого, что схватился за пустую работу, и получил взбучку вместо вознаграждения.

— А ты не знал, что Земля — информационная цивилизация?

— Какая же она, информационная? — возмутился лаборант. — Смотри, — он поднес к моему глазу семечко сирени, — положишь в среду — куст вырастет. А от редуктива ничего не растет, все только дохнет. Во что вы меня втянули, я спрашиваю? Почему не предупредили, что он не гармонал? Что, нельзя было предупредить?

— Не сердись, — сказала я. — Посмотри, сколько у тебя рассады получится, и вся бесплатно. Лучше скажи, почему редуктивы вызывают у сигов панический ужас, и почему их совсем не боятся земляне?

— Почему я должен все знать и за всех отвечать? Почему я должен об этом думать? Я не хочу! Мне вредно…

— Боишься?

— Знаешь, землянин, ты меня не суди! Смерти боится тот, кто еще не умер. Только мертвый ничего не боится.

Звонок Джона застал меня по дороге домой:

— Ты, говорят, потерялась в Шаруме? — спросил он.

— Уже нашлась, сынок. Все хорошо.

— Ты уверена, что нашлась?

— Скажи мне, фазодинамический прибор может переписать биологическую матрицу в машинную?

Джон удивился вопросу.

— Перекодировать что ли? Некоторые могут, а зачем тебе?

— Наша офисная фэдэшка была на это способна?

— Вряд ли, — ответил Джон. — Разве что, с готового образца. Ты спрашиваешь о матрице для человека?

— Конечно.

— Нет. Разве у нас в офисе были такие совершенные роботы? Вряд ли.

Дома я застала одинокого Мишу, уставшего и очень серьезного. Миша курил, расхаживая по кольцу коридора, что свидетельствовало о полном провале его блазианской миссии. Я не успела войти, как подверглась упреку:

— В кого он у тебя такой тупой и упрямый? — спросил Миша. — Объясни, как можно быть таким тупым и упрямым одновременно? Как у тебя получился такой ребенок?

— Причем здесь я? Его делал отец по своему образу и подобию.

Пока Миша вспоминал, кто отец ребенка, я пошла на кухню и нашла там курицу в упаковке, которую Миша собирался съесть, но поленился готовить.

— Адам не появлялся? — спросила я.

— Ах, да! — вспомнил Миша. — Он просил передать, что к альфийке поехал, что между вами все кончено, — его гневная гримаса сменилась злорадной. — Серьезно. Приперся, забрал барахло и свалил.

— Скатертью дорога, — сказала я и включила микроволновку.

— Что ты делаешь?

— Курицу хочу запечь. Ты что-то имеешь против?

— Он сказал, что уехал навсегда, что больше не вернется.