Александра - Олег Ростов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, радости у меня. Так как даже Пресвятая Богородица сказала мне, чтобы защитила я сиротку, над которой в обители божией хотят сотворить несправедливость. Что нарушены законы божии и Государевы. — Во дворе наступила тишина. Народ стал креститься. Я же продолжала стоять, прямо, как стиральная доска. Смотрела на Владыку печальными глазами.
— Подожди, Саша, что значит нарушаются божии и мои законы? — Задал вопрос Василий.
— А так, Великий Государь.
В этот момент игуменья стала нашептывать что-то Митрополиту. Я молчала, спокойно смотрела на них. Василий тоже наблюдал. Наконец, она всё Владыке доложила.
— Александра. То дела внутрисемейные. Не вправе мы вмешиваться. И если глава семьи, а брат княжны после смерти родителя стал главой семьи, решил, что Ксении нужно в монастырь, значит так тому и быть.
— Если бы это было так, тогда да, я согласна. Но, боюсь, матушка игуменья, не всё тебе сказала. Подозреваю я, что в сговоре она с князем Остожским. Жаль, я была лучшего о ней мнения. Так вот, на самом деле всё не так как кажется. Покойный князь Всеволод Остожский перед смертью высказал волю свою и завещал своему сыну князю Борису две трети от имущества. И одну треть завещал дочери своей, Ксении, в качестве приданного, чтобы смогла выйти достойно замуж за человека равного ей по происхождению. Волю свою родительскую предсмертную он высказал в присутствии свидетелей, видоков. Это были священник местного прихода, отец Серафим и местный писарь. О чём так же был составлен официальный документ, который они и подписали, завещание. Однако, на сороковины, князь Борис презрев волю родителя своего, чем нарушил заповеди божии, а значит совершил святотатство, долю своей сестре не выделил, а саму её силой увёз в этот монастырь, выдав фальшивое письмо, что якобы это воля родителя их. Таким образом он путём лихоимства, святотатства, мошенничества, откровенного воровства и разбоя, присвоил себе имущество княжны Ксении Остожской. И он думал, что всё шито-крыто, тем более, как я поняла Бориска вступил в преступный сговор с игуменьей этой святой обители, чем только усилил святотатство, ибо сказано в писании, что дети обязаны почитать родителей своих, ибо то есть воля Господа. Почитание родителей и воли их есть от бога, не почитание и презрение есть от нечистого. Таким образом получается, что святая обитель невест Христовых оказалась осквернена. О чём мне и сказала Пресвятая Богородица. Прости Владыко, да только боль душевная раздирает меня на части. Болит душа, что к сироте невинной несправедливость творят, черные дела вершатся. А люди, которые должны изобличать проступки диавола, с помощью слова божьего, наоборот потакают поганому. Я это дело так не оставлю. — По мере того, как я говорила, глаза у Владыки стали вылезать из орбит. Взглянула на Василия. Он стоял мрачнее тучи. Увидела, как в его глазах разгорается ярость. Да, дорогие мои, я вам ещё не такое наплету, вообще караул кричать начнёте. Владыко посмотрел на игуменью. Та сначала позеленела лицом, потом схватилась за сердце и упала в обморок. Бояре и ратники крестились. Смотрели то на меня, то на Государя, то на Владыку. Я, включив конченную стерву, напустила на лицо высокомерие. Отступать не собиралась. Ксения, стоявшая со мной рядом вцепилась мне в руку. Девушка дрожала. Я чуть приобняла её.
— Ксюша, всё будет хорошо. Ничего не бойся. Пресвятая Богородица с тобой. Она защитит, как и я. — Я это говорила спокойно, не тихо, но и не громко. Но меня услышали вокруг стоящие.
— Если всё так, как сказала Царевна Александра, Владыко, — начал спокойно говорить Василий, вот только его тон не предвещал ничего хорошего, — то поганые дела происходят в святой обители. Нарушение законов божьих и моих. И если с законами божьими тебе разбираться, то с попранием моих законов я сам разберусь. Воля родителей священна. Даже мы Рюриковичи, Государи Московские чтим и исполняем волю родителей наших. Так было из покон века. И исполняя её, знаем, что и наша воля детьми нашими будет исполнена. Нарушение законов ведёт к смуте и погибели Государства Русского.
— С обителью я разберусь. — Владыко взглянул на игуменью. Она продолжала находиться в отключке, несмотря на то, что над ней хлопотали монашки. — Матушку игуменью унесите в опочивальню. — Велел он.
— Кобыла, ко мне подойди. — Отдал повеление Василий. Сотник подскочил к нему в тот же миг. — Значит так, сейчас берёшь людей своих и едешь к Остожским…
— Подожди, Великий Государь. — Вмешалась я. — Прошу тебя, пусть это сделают кирасиры Корпуса. Заодно разомнутся и проведут начальное дознание. Они справятся. — Отпустила руку княжны, подошла к Великому Князю очень близко и шёпотом, чтобы никто, кроме него не слышал сказала. — У меня для тебя новость. Хорошая, Василий. — Он внимательно смотрел мне в глаза, потом кивнул.
— Хорошо. Пусть будут твои кирасиры.
— Божен! — Крикнула я. Он уже ошивался возле ворот, но на территорию обители на заходил. Рванул со всех ног. Подбежав, снял шапку, поклонился Великому Князю и вытянулся передо мной по стойке смирно.
— Сержан Божен по Вашему приказанию явился, госпожа генерал-майор.
— Значит так, берёшь взвод кирасир. Едешь к князьям Остожским. — Я назвала место, где их земли, дарованные ещё Иоаном Третьим, отцом Василия. — Там находишь местного священника, отца Серафима и писаря… — Ксения, как зовут писаря?
— Акинфий, Пресветлая Царевна.
— Писарь Акинфий. Проведи дознание, говорил ли князь Остожский Всеволод свою волю детям своим Борису и Ксении, насчёт кому и сколько от имущества по смерти его. При этом присутствовали священник и писарь. Со слов Ксении была составлена бумага, завещание. Где это завещание? Спросишь о том у князя Бориса. Если надо обыщешь с кирасирами дом, но завещание если оно ещё есть, должно быть доставлено в Москву. Так же в Москву на дознание и суд Великого Князя доставишь отца Серафима, писаря Акинфия и самого князя Бориса. Всё понятно?
— Так точно, Ваше Высокопревосходительство. Разрешите выполнять?
— Выполняй. Божен, действовать будешь именем Великого Государя. — Я взглянула на Василия. Он внимательно слушал. Кивнул мне, соглашаясь. Посмотрела на Божена. — С собой возьмёшь Никифора. Теперь всё, выполняй.
— Есть!
Божен надел шапку, отдал честь и рванул к воротам. Услышала, как он начал командовать:
— Никиша едешь со мной к князю Остожскому. Приказ Царевны. Внимание, эскадрон, первый взвод налево.
С Боженом и Никифором ушло 32 всадника. Княжну я забрала с собой. Назад ехали с ней в карете Митрополита. Сам он остался в обители, разбираться. Ну и хорошо. Ксения были тихой и испуганной. Смотрела на меня. Я улыбнулась ей.
— Ксюша, успокойся. Разберёмся. Я возьму тебя к себе. А там и мужа тебе пригожего найдём. — Девушка заплакала, закрыв лицо ладошками. Ну ничего, пусть, легче станет.
Ксюшу отвезла в дом к Вяземским. Оставила там. Сама поехала в Кремль. Прошла в покои Василия, он меня ждал. От нетерпения ходил по своему кабинету. Как только я зашла, кинулся ко мне.
— Саша. Что?
Я улыбнулась. Взяла его ладони в свои.
— Вась. Тут такое дело. Матушка сказала мне…
— Матушка?
— Она, пресвятая Богородица, что дитё будет у нас. Правда я ещё ничего не чувствую. Наверное, время мало прошло.
— Дитё? Это правда, Саша?
— Так сказала Пречистая Дева. Ей же виднее.
— Сын?
— Я не знаю, Вась. То она не сказала. Просто сказала, что дитя будет.
Он обнял меня прижав к своей груди. А я прижимаясь к нему, закрыла глаза и улыбалась. Он стал гладить меня по голове. Целовал в макушку, укрытую платком.
— Как же теперь тебе ехать, Саша? — Спросил он.
— Ехать надо. Дитя если есть во мне, то срок маленький, я же говорю, не чувствую пока, но это нормально. Дорогу перенесу хорошо. Коронуюсь и приеду к тебе, чтобы повенчаться. Ты, пожалуйста, приготовь всё, хорошо?
— Хорошо.
— И ещё, Вась. Пока не повенчались с тобой, ничего не будет. Так надо, иначе Господа прогневим. А я не хочу. Понимаешь?
— Понимаю. Всё будет хорошо. Я подожду венчания.
Так и стояли с ним обнявшись…
…Князь Борис Всеволодович Остожский велел слуге налить вина в кубок. Сам с удовольствием уплетал приличный кусок прожаренного мяса. Закинул в рот не малую щепоть
