Космический десант (Сборник) - Кир Булычев

– И никакого практического значения?

– Ровным счетом никакого.

Профессор исчез – ушел готовить себе завтрак, а Грубин чуть нахмурился. Он не стал говорить Льву Христофоровичу о своем открытии – победила свойственная Грубину деликатность. Не хотелось ему раньше времени травмировать ребенка, подвергать его излишнему вниманию науки. Вместо этого Грубин направился к Корнелию Удалову, чтобы поговорить с ним как с отцом феномена.

Отец феномена как раз спускался по лестнице, направляясь в контору. Грубин сказал:

– Я провожу тебя, Корнелий.

Корнелий удивился, но возражать не стал.

Когда друзья вышли на улицу, Грубин сказал:

– Что будем с Максимкой делать?

– Опять чего набедокурил? – Удалов встревожился – неужели с раннего утра неприятности по семейной линии?

– Я о том, что ему снится, – сказал Грубин.

– Как он про хоккей угадал?

– И другое. Я тебе должен глаза открыть. Вчера утром он мне неприятность с Ложкиным предсказал. Включая милиционера…

Друзьям бы обернуться, посмотреть, не идет ли кто сзади. Ведь беседа не предназначалась для чужих ушей.

Но они были так увлечены, что не заметили старуху Ложкину, которая все услышала и примчалась домой в заметном озлоблении.

– Николай, – заявила она, – все твои вчерашние несчастья были подстроены.

– И без тебя знаю, – сказал Ложкин. – Кто, кроме моих врагов, мог так умело козу на проезжую часть выпустить? Я вот сейчас сижу и думаю: кто? Может, наш бывший старший бухгалтер?

– Нет, не старший бухгалтер, – сказала Ложкина. – А твои дорогие соседи Удаловы.

– Ну чего ты мелешь? Они даже козы не имеют. Не говоря об отсутствии на месте события.

– Нет, не все Удаловы, хотя не исключаю, что все, а Максимка. Хулиган малолетний. Он во сне подсмотрел и повлиял. Понимаешь?

– Нет, – сказал Ложкин, – не понимаю. Этого никто в здравом рассудке не поймет.

– Так слушай, я сама только сейчас узнала. Удалов с Грубиным обсуждали. Грубин говорит, что научное событие, а Удалов грозится – выпорю.

– Ему лучше знать. Продолжай.

– Значит, Максимка во сне подсмотрел, как тебя с милицией и позором домой приведут. Заранее.

– Заранее? И не предупредил? Ну, соседи…

И вечером, дождавшись, когда семья Удаловых собралась вместе, Ложкин, накопивший за день солидный запас гнева, ворвался к ним с официальным заявлением.

– Я все знаю! – вскричал он. – Чему сына учишь?

Удалов сразу почуял неладное, вскочил из-за стола и стал приглашать Ложкина к чаю, но тот был неумолим. Чего он хотел, не сразу стало понятно, но, когда Удалов наконец разобрался в сбивчивых речах соседа, он внутренне содрогнулся.

– Нет! – воскликнул он. – Никогда. Не позволю ребенка калечить!

– Тогда я к общественности обращусь, – сказал Ложкин. – Общественность тебе покажет, как ребенка использовать в целях опорочивания честных пенсионеров.

– Послушай, Ложкин. – Удалов пытался вытолкнуть соседа грудью в коридор. – Максимка еще ребенок. Разве можно? А вдруг ему это психическую травму нанесет?

– Не нанесет.

– Вы о чем там? – спросила Ксения.

– Сейчас скажу ей, – прошептал Ложкин. – Тогда не выкрутишься. Соглашайся!

– Нет.

– Пап, – послышался спокойный голос феномена. – Я все слышал.

– А ты, стервец… – И тут Удалов осекся. Сын Максимка, еще вчера особых надежд не подававший, сегодня приобрел новое качество. И вроде он сын Удалову, и вроде бы уникальное, самостоятельное явление. И уже не потаскаешь его за ухо и не дашь ему подзатыльник – совестно перед мирозданием.

– Попробуем, – сказал Максимка. – Мне не жалко. Только чтобы завтра в школу не ходить.

– Максимушка, голубчик, – засуетился старик Ложкин, – да я тебе сам справку напишу, письмо твоему учителю сделаю.

– Ну, постараюсь, – сказал Максимка. – Телевизор досмотрю и постараюсь.

Тут Ксения Удалова не выдержала. Вышла к мужчинам в прихожую.

– Что за дела? – спросила.

– Сейчас, кисонька, сейчас, миленькая, – сказал Удалов слишком ласковым голосом. – Расходимся.

– Расходимся, – поддержал его Ложкин. – Сыночка твоего похвалить я приходил. Такой мальчик растет, сердце мое стариковское радуется. Приятно сознавать, что наша смена достойна наших дел и дел наших отцов, включая дедов…

Удалов вошел в комнатку, где стояла кровать сына.

За перегородкой возилась, укладываясь спать, Ксения.

– Не спишь? – спросил он.

– Собираюсь, – сказал Максимка. – Ты мне инструкции повтори.

– Может, не будем?

– Давай, папа. Ты его знаешь. Не отвяжется. Ты не представляешь, сколько он у наших ребят мячей отобрал.

– Ну, значит, постарайся, сынок, думать о том, как придет завтра к нам во двор милиционер и при всем народе реабилитирует старика Ложкина. Скажет, что не виноват он в наезде на козу… Даже думать противно, какими тебе вещами с детства заниматься приходится.

– Ничего, папа, я постараюсь это во сне увидеть, – успокаивал отца мальчик. – Мне уже приходилось. Вот ты, наверное, думаешь, что Васька Борисов просто так пару по английскому схлопотал? Нет, я специально об этом вечером думал. Вот, думаю, неплохо бы Ваське Борисову пару по английскому схлопотать. Очень уж он задается. Ну и что, если отличник, разве задаваться нужно? Ты меня понимаешь?

– Понимаю, сынок.

– Я тут подумал, папа, и решил, что надо мне пользу людям приносить. Ну, старик Ложкин, конечно, исключение, и на козу он без моей помощи наехал. А вот тебе бы я мог помочь.

– Как же ты бы мне помог?

– Еще не придумал. Придумаю – обязательно скажу. Может, ко дню рождения подарок… Ну, чтобы поймал ты щуку в десять килограммов.

– Таких щук в нашем озере давно не осталось. Выловили.

– Я подумаю. Ну, что бы тебе, папа, больше всего хотелось?

– Как что? Ясное дело, квартальный план выполнять.

– Какой это квартальный план?

– Не надо, – прошептал Удалов. – Не думай об этом, сынок.

– Ты не беспокойся, папа. Мне нетрудно. Я эти сны как орехи щелкаю.

Удалов нахмурился. И в самом деле несправедливо, что его родной сын помогает вещими снами довольно склочному старику, который заслуженно должен платить штраф за травмированную козу, а у его отца план горит. Но забота о здоровье сына пересилила.

– Нет, – сказал Удалов. – Ты мне не поможешь. Здесь никто не поможет. У меня дом стоит в лесах, до третьего этажа леса, а на пятый этаж лесов не хватает – лесопилка подвела. Понимаешь? Но ты лучше о козе думай. Чтобы она пришла. То есть не так думай, ты о Ложкине думай, о милиционере Пантелеймонове думай, а о лесах на доме ты не думай и о квартальном плане тоже не заикайся…