'Современная зарубежная фантастика-2'. Компиляция. Книги 1-24 - Дженн Лайонс

человеком, но сходство определенно было… В отличие от Тераэта, Митрос предпочитал широкие ухмылки и игривые подмигивания. И все же, когда он взмахивал рукой или клал ладонь на рукоять меча, эти жесты просто сияли сходством со смертоносной элегантностью Тераэта. И было еще что-то знакомое, как будто Митрос напомнил мне кого-то еще, кроме Тераэта.

Но поскольку я знала, кроме Митроса, всего одного ванэ из Манола, мне показалось это очень неприятным.

– Ад и лед! Не снимай капюшон. – Дорна надвинула капюшон сменного плаща мне на глаза.

Я заморгала, глядя на нее, но голову все же опустила. Не успела я это сделать, как увидела что-то красное с золотом и заметила краем глаза почетный караул, одетый в цвета марша Ставиры.

Цвета маркрива Ставиры. Цвета моего сеньора Арота Малкоссиана.

Каждый житель Атрина в какой-то момент заглядывал в Храм Хореда, чтобы воздать почести и помолиться о благосклонности на турнире. Храм всегда был полон эхом голосов молящихся.

Я знаю, что в других провинциях поклоняются иным богам игр и спорта, но все они когда-то были богами-королями Маракора. Любой джоратец скорее согласится облить себе ноги горячим свинцом, чем окажет им такую честь. Кто-нибудь мог бы сказать, что Таджа – Богиня Удачи – больше подходила бы для соревнований. Но мы, в Джорате, не верим, что турниры выигрываются по счастливой случайности. Так что именно на Хореда принято смотреть как на покровителя вызовов, конфликтов и состязаний.

Кроме того, Хоред был богом-покровителем императора Кандора. Так что теперь он и наш покровитель.

Храм Хореда всегда был исполнен ужаса. Исполнен благоговения. По периметру стояли на страже статуи лошадей, а по алтарю с изображением поля боя спускалась или поднималась резьба из красного мрамора, изображающая кружащих ворон. Благовония, пахнущие кровью и корицей, наполняли собор туманом. Свет, красный и фиолетовый, просачивался сквозь витражные окна наверху[299].

И Арот Малкоссиан, маркрив из Ставиры, молился у главного алтаря.

Дорна потянула меня за локоть:

– Не останавливайся. И не пялься.

Я заставила себя пойти дальше и тихонько пробормотала себе под нос молитву Восьми, с трудом подавив панику при одной мысли о том, что брат Коун носил характерные одежды жреца Вишаи. Я напомнила себе, что Арот никогда не встречался с Коуном. Маркрив, вероятно, даже понятия не имел, как выглядит жрец Вишаи.

Независимо от того, куда человек направлялся внутри Храма, он должен был сперва остановиться у алтаря. Ни одно правило не гласило, что я должна остановиться прямо рядом с Аротом. Поэтому я нашла подушечку, лежавшую как можно дальше от него, и опустилась на колени, произнося ритуальные молитвы. Дорна выбрала место через несколько подушек от меня, а остальные расселись и того дальше, чтобы не привлекать к себе внимания. Коун, как я заметила, тоже сел довольно далеко, как бы показывая, что он не со мной, на случай если его присутствие могло меня выдать. Пока я молилась, Арот встал из первого ряда, собрал своих солдат и повернулся, чтобы уйти.

Я вздохнула с облегчением.

Но уже через несколько секунд Дорна издала тихий, сдавленный звук, поскольку Арот Малкоссиан сел на подушку слева от меня.

Казалось, воздух в соборе стал настолько густым и тяжелым, что я не могла ни дышать, ни пошевелиться. Я чувствовала, как горит моя кожа, и для того, чтобы понять, что нас окружили вооруженные – даже здесь, в Храме, – люди Арота, мне не нужно было оглядываться по сторонам.

Я не смотрела на него. Он не смотрел на меня. Мы не обменялись никакими формальными приветствиями.

– Я не был уверен, что ты появишься на турнире.

– Это мой долг.

– Учитывая обстоятельства, связанные с твоим отъездом из Толамера, твое чувство долга поставлено под большое сомнение.

– Весьма странная ситуация, – согласилась я, изо всех сил стараясь не скрипеть зубами, – быть правителем кантона и при этом не владеть в нем ни землей, ни даже родовым замком.

– Прими мои соболезнования в связи с кончиной твоего дедушки, – пробормотал он. – Он был хорошим человеком.

– Хотя и слишком доверчивым, – согласилась я.

– Он знал свое место. – Его упрек был безошибочен. Очевидно, что я своего места не знала. С другой стороны, Арот всегда знал, что мое «место» – в браке с его сыном Оретом.

Я бы предпочла нажраться навоза.

Мои кулаки сжались сами собой.

– Возможно, потому, что ты никогда не пытался заставить его вступить в нежеланный брак.

– Наглость неприлична.

– Так же как и обращение внимания на долги кого-то, кто находится под вашей идоррой.

– Орет бы выплатил эти долги и вернул их тебе в качестве свадебного подарка.

– Это должно было быть утешением или угрозой?

Он шумно вдохнул воздух и выдохнул, прорычав:

– Так я защищал тебя, даже если ты этого не понимаешь!

Я с трудом сдержалась, чтобы не сказать что-нибудь опрометчивое. О, я хотела сказать ему очень многое! Я хотела спросить, как ему удалось породить такое мерзкое существо, как Орет, – ведь его старший сын, Илвар, отличался от Орета так же сильно, как ночь от дня. Я хотела знать, почему Арот предал доверие моего дедушки.

Но я не спросила. Я и так уже зашла намного дальше, чем это позволяли приличия. Еще слово – и он был бы вправе и вовсе посадить меня на привязь.

Я склонила голову, глядя на него настолько пристально, насколько я могла это делать, не отворачиваясь от алтаря:

– Орет считает, что его право командовать мной – естественный порядок. Он думает, что он жеребец, а я должна быть кобылой. Но это не так, и я никогда ею не буду.

Он пристально посмотрел мимо меня – туда, где сидела Дорна, не двигаясь и едва дыша.

– Тогда тебе следовало пойти на Фестиваль Поворачивающихся листьев.

Меня затопил гнев: гнев на Орета, гнев на его отца, гнев на моего собственного дедушку за то, что он поставил меня в такую ситуацию. Предложение маркрива обожгло огнем. Не потому, что я плохо относилась к тем, кто провел свой год в услужении богини природы Галавы в обмен на ее дар. Если Дорна жила счастливее, будучи не того пола, что был у нее при рождении, а как женщина, то кто мог усомниться в этом? Если маркрив решил стать мужчиной, это тоже было его правом.

Но я хотела остаться женщиной.

В то время как маркрив, казалось, думал, что я могу быть жеребцом только в том случае, если мой пол и гендер будут совпадать. Внезапно я поняла, откуда у Орета взялось это мерзкое мнение.