Ночная смена - Dok

Та потом еще правда несколько раз объявлялась — ей, как ветерану и героине — дали квартиру. Ну, она и не утерпела похвастать. Была повторно выставлена взашей.

Связь с этой героиней я не поддерживал, да и практически все мои родичи относились к ней плоховато. Единственно моя одна сердобольная родственница ее навещала, да потом пришлось и ухаживать — толстуха двигалась мало, расхворалась.

А потом вдруг в начальный период перестройки у нее объявился какой-то ранее никому из нас не знакомый шестиюродный племянник и он так ей понравился, что она тут же стремительно приватизировала квартиру и завещала ее этому племяннику. Ухаживающая за ней родственница была отправлена в отставку, потому как грубая, скупая и плохо ухаживает. Вот племянничек — просто золото.

Родственница, позвонив поздравить с каким-то праздником через несколько месяцев с удивлением узнала, что в этой квартире живут уже совершенно посторонние люди, купившие эту квартиру не пойми у кого. Наведенные справки дали интересную картину — практически в том же месяце, как родственница была выставлена вон — вместо завещания была оформлена гендоверенность на квартиру, а вскорости — чуть не через пару дней героиня севастопольских фронтов скоропостижно померла, стремительно была кремирована и где похоронена — неизвестно. Ну а квартира так же молниеносно была продана…

Все-таки моя бабушка, похоже, хорошо разбиралась в людях…

Но вот чтоб пращуров своих знать… На прадедах все заканчивается…

Интересно — что про нас помнить будут…

Но для начала — вообще-то детей еще завести надо.

И вырастить.

Эх, чего там…

Нам не удается добраться спокойно до цехов.

Там была бойня.

Но и здесь убитых валяется много. Вижу, что это, скорее всего, упокоенные.

Погибшие лежат не так чтоб слоем, но проехать невозможно, а давить тела Вовка категорически отказался. Благородно, конечно, но есть у меня смутное подозрение, что причина несколько иная. Впрочем, эти мысли я высказывать не собираюсь.

— Будем растаскивать — чтоб дорогу освободить. Мы с Андреем — на прикрытии с БТР, Серега — пулемет, держишь заднюю полусферу. Пятая и шестая тройки — оттаскивают, третья и четвертая — на прикрытии, меняются через десять минут — направление на вон ту маталыгу, что к нам ближе, резерв — у кормы БТР — дает расклад Ильяс.

— Мне что делать? — спрашиваю у него, когда он лезет на БТР.

— На тебе ракеты. Если вдруг что нештатное — давай ракету. И посматривай по сторонам.

— Ильяс — как бы не укусили таскателей!

— Багров у нас нет. Веревочных петель не напасешься. А все одеты по — зимнему, в перчатках, так что только лицо беречь. Да и почищено тут уже.

— Пару багров я видел — откликается Рукокрыл, сидящий за фарой-искателем.

— Где?

— На пожарных щитах.

— Третья и четвертая тройки — вместе со Званцевым — притащите багры. Одна нога здесь — другая — там.

— Нехорошо людей как тюки какие баграми кантовать — отзывается один из посылаемых.

— Исполнять! Нам тут еще не хватает укушенных!

— Так они же упокоенные!

— Доктор видал такого — засадника, в куче мусора поджидал. И ваши тоже видали — под машиной прятался, так что отставить базар — и бегом! Времени мало! Бегом, я сказал!

Что-то быстро стал Ильяс заводиться…

Посланцы скоро вернулись, теперь БТР рывками продвигается по 10–15 метров и встает, подсвечивая фарами следующий участок пути. Пока ни одного зомби не попалось. А вот тела идут все гуще и гуще. Едем как по рельсам — не свернуть. В БТР уже накидали два десятка собранных автоматов, несколько бронников, подсумки с магазинами. А мы еще не добрались до эпицентра.

Черт, какие нелепые потери — и катастрофические! То-то сухопутчики свалили большей частью. Такой провал деморализует мощно, здорово, что у зомби скорость мала.

А то добили бы оставшихся — паника страшная беда, бегущий в панике — легкая добыча.

У маталыги сюрприз — дверцы заперты изнутри, люки закрыты. Кто-то успел закрыться.

— Ну, кто что скажет — зомбак там или живой?

— Постучите, да спросите.

— Эй, есть кто живой?

В ответ в брюхе стылой машины отчетливо лязгает передернутый затвор автомата.

И снова тихо.

Сидящий — или сидящие — не отвечают.

Зато затвором лязгают на каждый окрик.

Андрей внимательно послушал несколько раз, попросив остальных не шуметь, потом о чем-то поговорил с Ильясом и Вовкой.

Вовка явно отрицательно отнесся к сказанному — головой мотает.

Ильяс злится. В конце концов сам идет к кормовым люкам, руками показывает, чтоб все ушли из возможного сектора обстрела — и рывком открывает дверцу, отскакивая в сторону.

Опять лязгает затвор.

И еще раз.

— Вы что, первый раз на свет родились? — яростно спрашивает Ильяс.

— А что ты хочешь? — осторожно осведомляется конопатый санинструктор, предусмотрительно стоящий сбоку от темной глыбы МТЛБ.

— Фонарь давай! — поворачивается ко мне Ильяс.

Отмахивается от попытки удержать его за плечо и выставляет фонарь, так, чтоб ослепить сидящего в глубине машины.

Затвор начинает лязгать несколько раз подряд.

Тогда наш командир, не скрываясь, вылезает в проем двери и светит перед собой.

— Пятая тройка — вытаскивайте!

Заглядываю через его плечо. В луче фонаря — скорчившись в комочек и выставив перед собой автомат, сидит совсем мальчишка и дергает затвор автомата. Понятно, что слушал Андрей — магазин давно пуст, патроны при дерганьи затвора не вылетают, не стукают по полу, не катятся… А вот физиономия пацана мне не нравится никак. Не в себе пацан.

Мимо лезут ребята из тройки. Внутри после короткого бухтенья и звука пары пощечин начинается драка, и резкий визг бьет по ушам.

— Этот суконыш вылезать не хочет!

— Эй! Не бей его!

— Дык он кусается!

Сроду бы не подумал, что выковыривать из довольно просторного салона худенького мальчишку окажется таким трудным делом. Ребятам с колоссальным трудом удается дотащить — или дотолкать, докатить свихнувшегося к дверцам. Там он упирается, не переставая пронзительно верещать, да так прочно, что выдернуть его удается только совместными усилиями двух троек и Ильяса.

Причем он не дерется. Ему нужно только одно — спрятаться обратно в салон, он просто выворачивается из хватающих его рук и бьется как здоровенная рыбина, тупо, бессмысленно, но неожиданно мощно для своих размеров. И этот режущий уши визг! Как у него глотка выдерживает?

Нам с трудом удается примотать его к носилкам, потом я колю ему весьма зверский коктейль, а Ильяс напяливает повязку на широко распахнутые запредельным ужасом глаза.