Воин тумана (сборник) - Джин Вулф

Он рассказал нам о своем боге, Сете, который, по его словам, очень могущественный бог. Все боги очень могущественны, если верить их жрецам. В этом городе всего четыре храма: Сета, которому принадлежим мы, Исиды, Апедемака и Солнца. Храм Сета самый южный, последний храм в этом городе и во всем мире. Моя жена очень боится этого бога.

— ДОРОГА идет на юг, всегда на юг, — говорит Мит-сер'у и плачет. Она говорит, что ее дом находится далеко на севере, около Великого Моря — и каждый шаг уносит ее еще дальше от него. Она говорит, что мой тоже лежит на берегу этого моря. Она не знает где. Я сказал, что могу связать жреца и украсть лодку. Тогда мы могли бы поплыть по реке и вернуться на север. Она ответила, что нас будут преследовать, и потребуется много времени, прежде, чем мы доберемся до южной границы Кемета, откуда еще несколько месяцев плыть до ее дома. Лучше всего, сказала она, ехать вслед за кораблем, с которого мы ушли: на нем есть много сильных друзей. Или освободиться из-под власти храма.

— Последнего храма, — сказал я.

Она согласилась, что это последний — так сказал жрец — но захотела узнать, почему я считаю это важным.

Я не знал тогда, не знаю и сейчас. Быть может ответ в этом свитке, как она говорит. Но я не могу найти его сегодня ночью.

МЫ в Мероэ, где находится храм Сета, Великого Бога Юга. Мероэ стоит на острове посреди Великой Реки. Наш храм — в самом южном конце острова, как и следует имуществу Великого Сета. Его двери глядят на солнце даже зимой — так говорит Святой Кашта.

В храме три жреца; второй — Святой Алара, а Самый Святой Тобарко — главный жрец. Он очень стар, все забывает и носит кожу леопарда. Когда Кашта представил нас ему, он не вспомнил, что посылал Кашту купить нас. Мы улыбнулись, низко поклонились ему и пообещали подчиняться его каждому слову, добросовестно выполнять свою работу и ничего не красть. Он тоже нам улыбнулся и благословил от имени своего бога. Откровенного говоря я не хочу сделать ничего плохого такому старому человеку — это все равно, что сражаться с ребенком.

У жрецов есть свои дома и семьи недалеко от храма, но мы с Мит-сер'у живем прямо в нем. Она подметает и чистит, готовит, стирает одежду и собирает цветы. Я сторожу храм по ночам. Здесь много золота, и жрецы говорят, что воры грабили город мертвых до тех пор, пока там ничего не осталось.

— Ты должен спать днем и бодрствовать ночью, — сказал мне Кашта. — Не открывай никому дверей, пока один из нас не прикажет тебе. Они бросают крюк в окно и взбираются по веревке, крадут и спускаются с добычей. Убивай их.

Я сказал, что так и буду делать. Я знаю, что забуду, но я рассказал все Мит-сер'у, и она будет говорить мне это каждый день, после пробуждения.

СЕГОДНЯ мы были на рынке. Кашта хотел послать Мит-сер'у, но тут же сказал, что женщине опасно ходить на рынок одной. Для этого они разбудили меня. Я оставил в храме щит, но взял с собой дубинку. Половина домов разрушена, хотя в этих домах живут мужчины и женщины, а в развалинах играют дети. — Здесь слишком интересно, чтобы не посмотреть, — сказала мне Мит-сер'у. — Давай обойдем весь город и увидим все, что можно. Он не велик, и мы всегда можем сказать Святому Каште, что заблудились.

Я согласился, и мы отправились в путь. Повсюду мы видели сломанные двери и наполовину разрушенные дома, дома мертвых. Голоса звали меня из разграбленных могил, но после второй я перестал отвечать. — Здесь жаждущие крови духи, — сказал я Мит-сер'у, и она рассказала мне о восковой женщине, которая жаждала ее крови и крови другой женщины. Эта женщина сражалась за нас в ужасной битве, в которой за нас еще сражались кобры и львы. Я вспомнил огромную золотую львицу, и рассказал о ней Мит-сер'у. Она сказала, что я не могу вспомнить ничего, и, конечно, не могу помнить львицу. Тем не менее я помню.

Царский дворец тоже разрушен. Мы прошли через него и увидели ванну, в которой мылся царь. Мит-сер'у говорит, что этот город принадлежит царю, но он правит из Напаты и ему нет дела до разрушенного города Мероэ. Она говорит, что мы были в Напате больше месяца, но я был очень болен. Она взяла мой свиток и не могла его отдать мне, потому что я был слишком болен, чтобы спрятать его.

Рынок здесь очень маленький, и мне показалось, что на нем больше продавцов, чем покупателей. Я увидел зубы большого вепря: изогнутые клыки длиной с копье. Этот вепрь должен был быть очень большим. Из мяса были свинина и говядина, а еще мясо антилопы и водяной лошади. Мит-сер'у говорит, что жрецы едят свинину, но это нечистое мясо. Они вообще не дают ей мяса. И она этому очень рада, потому что не хочет есть свинину.

Торговать на рынок приходят странные люди с юга — высокие, покрытые шрамами мужчины, которые раскрашивают свои тела белым и красным. Они вооружены луками, копьями, большими щитами и длинными ножами. На одном из прилавков продавались стрелы и луки, очень похожие на их. Эти луки кажутся хорошими — длинными и тугими — но у стрел каменные наконечники. Я спросил, и владелец прилавка сказал, что стрелы с железными наконечниками очень дорого стоят. Наверно я видел уже такие стрелы, потому что во мне что-то шевельнулось, когда я проверял их.

Я хотел купить маленькое блюдце, но Мит-сер'у не захотела покупать его для меня. Она сказала, что в доме Кашты есть множество маленьких блюдец, и она даст мне одно, когда принесет мне еду. И еще я хотел молоко, которое осталось от обеда жреца, приготовленного ей. Она вернулась в дом жреца и принесла его мне.

Я наполнил молоком блюдце и поставил около щели в стене, через которую приползает змей. Он один составляет мне компанию, пока я сторожу храм по ночам. Я хочу, чтобы он понял, что я его друг. Я знаю, что змеи любят молоко.

Сейчас я пишу и читаю при свете лампы. В окно заглядывает луна, прекрасная юная женщина с с круглым бледным лицом. Окна в храме очень высокие. Время от времени я слышу, как в священном месте шевелится бог, но когда я прихожу взглянуть на него, он не движется. Он — бог.

Я ПРОСНУЛСЯ! Я держал руку над пламенем, пока мне не стало слишком больно. Боль еще не прошла. Никто не может спать с такой болью.

Бог говорил со мной. Он вышел из священного места, и его лицо было не лицом дикой собаки, а лицом человека, красным, как земля пустыни. Он выше и сильнее меня. — Ты забыл меня, — сказал он, и его голос походил на шорох ветра среди сухих камней. — Мы старые товарищи, ты и я, и я думал, что ты никогда не спишь.

Я поклонился и сказал, что я должен не спать и охранять храм.

— Уже не должен. Люди уйдут, и ни один камень не поставят на его брата. Ты разве не знаешь, что спишь?