Город чудес - Эдуардо Мендоса

– Сделайте вид, что вы ничего не видели, – ответили ему.

– Но ведь они жгут костры посреди салона, – возмутился офицер, – из окон валом валит дым.

– Ну и пусть себе валит – не стрелять же в них из-за этого. Не хватало еще, чтобы за четыре месяца до открытия выставки в зарубежной прессе поднялась шумиха. Поэтому вы ничего не видели и не слышали, а там посмотрим, – таким был официальный ответ.

– Хорошо, – согласился офицер, – в таком случае дайте мне письменное распоряжение. Если через полчаса оно не будет у меня в руках, я снимаю с себя всякую ответственность за последствия. Сначала я выкину эту рвань из салона, чего бы мне это ни стоило, а потом устрою им кровавую баню. Имейте в виду, на крыше кафе-ресторана установлен пулемет, и я смогу перестрелять их всех поодиночке, когда они, словно крысы, побегут из дворца.

Пришлось срочно посылать одного из членов городского совета с письменным указанием. Падая на скользком льду и отшибая себе бока, он отважно пустился навстречу ледяному ветру и успел-таки добраться до места драматических событий, прежде чем офицер осуществил свою угрозу. На следующий день состоялись переговоры, на которых другим семьям бедняков тоже разрешили поселиться в новых казармах на улице Сисилиа сроком на две недели. Там они смогут разжигать костры и вообще делать все, что душе угодно. Разговаривать с женами рабочих было сложно. Незадолго до событий Эфрен Кастелс продал женщинам несколько флаконов с чудодейственным снадобьем, и у некоторых из них на лице появилась молодая поросль в виде бороды. Таким образом, член муниципального совета, прибывший на переговоры от имени алькальда, вынужден был противостоять комитету бородатых женщин. Растерявшись, он согласился на все условия, и впоследствии лишь близость к неким могущественным кругам спасла его от увольнения. А все по вине Эфрена Кастелса. Женщины сводили его с ума, и он, как похотливый сатир, не пропускал ни одной юбки. Под предлогом продажи снадобья он вторгался в жилища рабочих, когда мужчины были на стройке, и там выбирал себе очередную жертву. Обладая мужественной внешностью, что особенно импонировало женскому полу, и веселым жизнерадостным характером, он умел подластиться, вовремя сделать комплимент и охотно сорил деньгами направо и налево. При таких достоинствах ему неизменно сопутствовала удача на любовном фронте. Онофре с беспокойством наблюдал за похождениями своего партнера по бизнесу.

– Придет день, и у нас по твоей милости произойдут крупные неприятности, – предупреждал он.

– Не бойся, – отмахивался Эфрен Кастелс, – знаю я этих баб: натягивают нос мужьям ни за понюшку табаку, но своего кавалера, который их обольщает и тут же бросает, не выдадут ни за что – скорее дадут живьем содрать с себя шкуру. Почему? Ты что, не понял? Да, я их обманываю, и они прекрасно об этом знают. Плевать! Им нравится страдать – пусть страдают. Если хочешь, чтобы женщина тебя крепче любила, наставь ей побольше фингалов да надувай почаще. Самый верный способ. А я, по правде сказать, настоящий пентюх. При моем знании женщин можно было бы жить за их счет припеваючи. Но я не из тех, кто умеет хватать фортуну за хвост, на мне можно ездить верхом, и тут ничего не поделаешь.

Все песеты, которые платил ему Онофре, Эфрен тратил на подарки своим подружкам. «Похоже, и мне надо научиться быть подонком с шикарными замашками, – думал Онофре. – От людей получаешь лишь то, что можешь вытянуть из них сам. А они по природе податливы и готовы отдать последнее. Только успевай брать!» – так рассуждал Онофре, поджидая Дельфину на лестничной площадке, чтобы застать ее с поличным. Он промерзал до костей и лишь благодаря здоровью и молодости смог уберечься от серьезной простуды. Сеньор Браулио не повторял своих эскапад – вероятно, ждал весны, чтобы нацепить на себя платье с оборками и побольше побрякушек. Онофре не стал его посвящать в то, как он выслеживает Дельфину по ночам, пытаясь застать ее in fraganti[34]со своим парнем. Он был почти уверен: сеньор Браулио не имел ни малейшего представления о любовных шашнях дочери, равно как и она – о похождениях своего отца.

Однажды примерно в два часа пополуночи его размышления прервал голос, доносившийся из комнаты Микаэлы Кастро: ясновидящая просила пить. Мосен Бисансио, вместо того чтобы сидеть у ее постели, сладко храпел в своей, а может, просто с возрастом у него притупился слух. Прошло несколько минут, но на зов никто не откликнулся. Бедная Пифия жалобно стонала, голос ее слабел, стал едва слышным, и уже трудно было разобрать, откуда он идет. Онофре не выдержал, спустился на кухню и, достав из стенного шкафчика стакан, наполнил его водой. Войдя в комнату больной, он чуть не задохнулся от тошнотворного запаха, какой обычно издают гниющие на солнце водоросли. Онофре на ощупь нашел ее ледяную руку, приложил стакан с водой к губам и услышал жадные глотки. Стакан был выпит до дна. Умирающая что-то неразборчиво шептала. Онофре наклонил лицо к изголовью кровати.

– Благослови тебя Господь, сынок, – послышалось ему, и он подумал: «Всего-то навсего!» Но с этого момента в его голове неотступно крутилась одна мысль.

В середине января погода улучшилась. Город вышел из летаргической спячки. На территории выставки растаяли снежные сугробы, и из-под них вновь вылезли балюстрады, фундаменты, цоколи – все то, что прорабы безуспешно пытались отыскать в течение нескольких предыдущих недель. С оттепелью появились огромные лужи. Они не только мешали строителям, но и представляли собой серьезную опасность, так как могли вызвать – а такие случаи уже имели место – оползни и легкие сдвиги почвы, от чего, в свою очередь, просаживался фундамент некоторых зданий и появлялись трещины значительно больших размеров, чем это допускалось расчетным проектом. Случился даже обвал одного строеньица, под руинами которого погиб помощник каменщика. За недостатком времени его тело так и не было найдено. Обломки утрамбовали, засыпали землей и построили новое здание. Случившееся не стало достоянием гласности, и посетители выставки так никогда и не узнали, что ходят по захоронению, – ничего из ряда вон выходящего для городов с древней историей. Но не все выглядело так мрачно – случались и забавные происшествия, например такое. Когда наступила первая оттепель, в город забрели цыгане и расположились табором на пляже. Из дверей тут же повыскакивали женщины и загородили собой входы в жилища, опасаясь, как бы не украли их детей. По преданию, цыгане воровали грудных младенцев и уводили их с собой, но в данном случае они лишь хотели заработать на пропитание починкой кастрюль, стрижкой длинношерстных собак и гаданием на картах. Тем же, кто не желал знать свою судьбу, у кого не было ни лохматых собак, ни кухонной утвари, предлагался дрессированный медведь, умевший лихо отплясывать под звон бубнов и тамбуринов. Поэтому на Оружейной площади, где цыгане давали представление, неизменно собиралась такая толпа, что в дело вмешались жандармы. Офицер, давешний участник инцидента во Дворце изящных искусств, недавно получивший за это повышение, встал напротив цыгана, по всей видимости главного в таборе, и приказал ему убираться сию секунду.

– Мы никому не причиняем зла, – возразил тот.

– Поговори у меня еще! – прорычал офицер. – Сейчас я отойду по нужде, а когда вернусь, чтоб духу вашего здесь не было. Если не уберетесь подобру-поздорову, то пристрелю медведя, мужчин отправлю на каторгу, а женщин остригу наголо. Выбирай сам.

Медведь и цыгане исчезли, словно по мановению волшебной палочки. Комическая же сторона вопроса заключается в следующем: спустя два-три дня после этого события на территории выставки появилась процессия, не уступавшая цыганам в колоритности. Ее возглавлял кабальеро в зеленом сюртуке и такого же цвета бархатном цилиндре, с черными как смоль, нафабренными усами. За ним шли четверо мужчин и несли платформу, на которой лежал какой-то крупный бесформенный предмет, накрытый парусиной. Жандармы, памятуя о происшествии с цыганами, вихрем обрушились на подозрительный кортеж и отделали всех пятерых прикладами. Потом выяснилось, что это был первый участник, прибывший на Всемирную выставку со своими ассистентами, некий сеньор Гюнтер ван Элкесерио из Майнца. Незадачливый участник привез электрическое веретено собственного изобретения и, заплутавшись на огромной территории, пытался выяснить по-английски и по-немецки, где проводится регистрация и где он может оставить свое драгоценное детище до того, как Всемирная выставка распахнет двери перед посетителями.

Во избежание сумятицы, которая бывает обычно в последние дни перед открытием мероприятия такого масштаба, власти настоятельно призвали будущих участников доставлять экспонаты заблаговременно. Несколько помещений приспособили под склады для временного хранения образцов, пока не будут отстроены соответствующие павильоны. Однако все оказалось гораздо сложнее, чем представлялось на первый взгляд. Надо было не только укрыть экспонаты от непогоды, сырости (иногда приходилось иметь дело с точными приборами, произведениями искусства или предметами, выполненными из хрупкого материала), уберечь от крыс, тараканов, термитов и других вредителей, но еще и расположить в определенном порядке, чтобы в нужный момент быстро их найти. Власти предусмотрели все эти трудности и заранее опубликовали исчерпывающую информацию обо всех существовавших на тот момент изделиях и их разновидностях. Каждому образцу был присвоен номер, буква или комбинация обоих символов. Таким образом удалось избежать путаницы. Онофре не упустил случая раздобыть один из этих перечней и внимательно изучил его. «Вот уж никогда бы не подумал, что в мире существует столько всякой всячины, которую можно продать и купить», – удивлялся он. Открытие поразило его настолько, что он несколько дней провел в сильном волнении. Наконец, обойдя несусветное количество препон и опасностей, он прихватил с собой светильник и в компании верного Эфрена Кастелса проник в один из складов. Помещение от пола до потолка сплошь было заставлено коробками и упаковками всех размеров и форм, начиная с огромных, куда без труда вошел бы целый экипаж вместе с лошадьми, и кончая маленькими, которые легко умещались в кармане. Эфрен Кастелс поднял светильник над головой, и при его дрожащем свете Онофре сверился со списком. В одном разделе он прочитал: Механические аппараты, употребляемые в медицине, хирургии и ортопедии; коляски, койки и т. д.; бандажи и накладные повязки для страдающих от грыжи, расширения вен и т. д.; аппараты вспомогательного типа: костыли, ортопедическая обувь, очки, защитные и обычные, слуховые трубки, деревянные искусственные ноги и т. д.; механические и пластические протезы: зубы, глаза, носы и т. д.; искусственные суставы и другие механические аппараты ортопедического назначения, к которым впервые в мире прилагались спецификации; различные аппараты для искусственного принудительного питания; смирительные рубашки – чего там только не было.