Наследник Седьмой Марки - Виталий Сергеевич Останин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ян даже не пытался ее слушать. Сидел за партой и с отсутствующим видом смотрел куда-то над макушкой преподавателя. Мысли его бродили вокруг одной темы — Олелькович и Дыхание Скверны. Он обдумал уже все варианты, которые могли заставить его почувствовать эманации энергии Ада, но все их отмел за несостоятельностью. Что бы там ни говорила София, такой запашок можно было получить, лишь используя демонические дары, а не препарируя низших.
Происходи дело где-нибудь в Марке или неподалеку от нее, подозреваемый уже был бы надежно связан, из ближайшего монастыря ехал бы батюшка-дознаватель, а кузнец деревеньки, где происходил допрос, уже калил бы железо. На фронтире с этим делом проще, никому не хочется проснуться с отрезанной головой и внутренностями, разложенными в причудливом порядке.
Другое дело — столица. Пусть не Великого княжества, а лишь губернии, но все одно — крупный город, важные люди и свои, не всегда понятные охотнику правила. Но даже его неосведомленность не заходила настолько далеко, чтобы выбивать признательные показания у аристократа из древнего рода, который почему-то вдруг оказался отмечен флюидами Геенны.
Но варианты все же имелись. Первый — самый простой. Пойти к претору и поделиться своими соображениями. Как ни крути, а за порядком здесь следить поставлен именно он. И случись чего в Гимнасии, его седая голова покатится по ступеням эшафота первой.
Второй путь — рассказать все дяде. Через него попытаться выйти на Экзархат, у него вроде с ним связи какие-то имелись, и привлечь к делу тех самых отцов-дознавателей, которые за пределами Марок и занимались борьбой со слугами Нечистого. Правда, привлекая Церковь, нужно понимать, что хулить он будет не кого-то, а представителя одного из благороднейших и влиятельных кланов. А в качестве доказательства представлять малопонятное эссеновское чутье.
А вот третий путь, к которому юноша и склонялся, предполагал отсутствие посторонних. Действовать так, как уже три столетия подряд и действовали Эссены, самостоятельно. Спровоцировать Адама Олельковича на еще одну вспышку ярости и посмотреть, не прорвется ли скрываемая им демоническая энергия наружу? Если получится, то ни у кого никаких вопросов не возникнет — якшающиеся с Адом не имели титулов и званий, кроме одного — приговоренный. Не получится… Ну что ж. Тогда Ян, по крайней мере, сможет сосредоточиться на учебе.
— Эссен! — ворвался вдруг женский голос в его мысли. — Вы куда это смотрите?
Ян сфокусировал взгляд и обнаружил, что уперся им в два мягких, обтянутых тканью полушария, повисших прямо перед его лицом. Чуть подняв глаза, над ними он обнаружил гневное лицо Ярославы Викторовны, их преподавателя по теометрии. Как она приблизилась к нему так незаметно?
Захваченный врасплох, он чуть было не ответил на вопрос молодой женщины ожидаемым ею «никуда!», за чем последовал бы дружный гогот всех находящихся в классе учеников, а выдал вместо этого сухое «прямо». Чем немного сбил ее яростное возмущение.
— Прямо куда? — недоуменно уточнила она.
— Просто прямо. Всегда, — нашелся студент.
Преподавательница хмыкнула, зачем-то бросила взгляд на собственную грудь, после чего торопливо вернула на лицо прежнее выражение дворянской спеси.
— Тогда, надеюсь, вас не затруднит повторить то, что я сейчас рассказывала про работу со сновидениями.
Что она говорила, Ян, естественно, не слышал, но сама тема была ему хорошо знакома — сложные родовые конструкты впервые заучивались именно во сне. Поэтому ответил он четко и без запинок.
— Во время проведения практики построения конструкта в управляемом сне ученик не должен оставаться один, так как высока вероятность провалиться в зону лимба.
Несколько секунд Ярослава Викторовна смотрела на него с подозрением, но все же кивнула и отошла. Продолжая двигаться к своему рабочему месту за кафедрой, она продолжила говорить уже для класса.
— Именно так. Отсутствие опыта может утащить ваше сознание в лимб. Поэтому никогда не практикуйте заучивание конструктов во сне в одиночестве. Всегда рядом с вами должен находиться товарищ, а также якорь практикующего. Им может стать любой предмет, на который он настроится перед погружением в управляемый сон.
Больше ничего интересного на ее уроке не было. И когда он закончился, Ян вздохнул с облегчением. Мало кому на его памяти удавалось так скучно и заунывно выдавать материал. Даже его дед, который первым занимался с ним теорией, рассказывал куда живее. А ему уже тогда семьдесят пять лет было!
— Ты и на госпожу Сороко решил глаз положить? — с подначкой спросил его Никита, когда все ученики вышли из класса, направляясь к столовой на обед. — Одной Казанцевой тебе мало?
— Не суди людей по себе, мой дорогой кузнец, — отозвался Ян. При этом перед его глазами вновь всплыли два туго обтянутых тканью блузы полушария, и он был вынужден признать, что смотреть на них было приятно. — К тому же она лектор, а я не настолько глуп, чтобы крутить интрижку с кем-то из преподавательского состава.
— Ну, некоторым это не мешает! — не смутился Никита. — Говорят, у нее было кое-что с одним слушателем пару лет назад. И после скандала, который удалось замять, она на учеников волком смотрит.
— Вот откуда ты все это знаешь? — удивился марочный барон. — Сам же говорил, что с дворянами не общаешься.
— Ой, да откуда те что-то знают! Надо просто уметь слушать, вот и все!
Ян не в первый уже раз поразился тому, как не совпадает внешнее представление о человеке, основанное на его внешнем виде, и внутреннее содержание. Казалось бы, простолюдин, сын кузнеца, одаренный в первом поколении, которому путь один — в какой-нибудь приграничный легион сроком лет так на пять. А копни — наблюдательный, внимательный, умеющий делать правильные выводы. Несколько скоропалительные порой.
— Ты хотел чего-то, Никита? — спросил Эссен, когда здоровяк продолжил шагать рядом с ним.
Тот помолчал несколько секунд, несмело кивнул. Чуть погодя спросил:
— Ты ведь это все знаешь? Ну, все, чему нас тут учат. Теометрию там…
— Зачем бы я тогда здесь находился?
— Но вас же, благородных, учат этому дома…
Ян демонстративно вздохнул, мол, ну откуда
