Кошечка и ягуар - Маргарет Мюр

— Что ж, старик будет рад.

Они прошли по длинному, застланному ковром коридору, и слуга, услужливо забежав вперед, открыл перед ними высокую дверь. Тори, войдя, увидела за накрытым к ланчу столом человека, который показался ей смутно знакомым. Это был молодой брюнет с мрачноватым выражением лица. Белый костюм, синяя рубашка... Он встал, чтобы приветствовать Тори и посмотрел на нее знакомыми зелеными глазами, так похожими на глаза Алана.

— Филип! — почти догадалась Тори, поскольку видела его только один раз, мельком и будучи в весьма рассеянном расположении духа.

— Тори? — так же неуверенно отозвался брат Алана.

— Это ваш аванс, моя дорогая художница, — усмехнулся Дон Кортесе. — Как и было обещано.

— Аванс? — переспросил Филип. — Что это вы несете, Дон?

— Объясни ему, девочка, — усмехнулся мафиози, усаживаясь за стол и аккуратно заправляя за ворот салфетку. — Я слишком проголодался, чтобы тратить время на разговоры.

— Дело в том, Филип, — неуверенно начала Тори, — что мы все: Алан, Анджела, я — очень беспокоились. Вы так внезапно пропали...

— А Анджела к тому же в положении! — насмешливо добавил Кортесе.

— Анджела — в положении? — недоуменно переспросил Филип.

— Ну да. — Тори сделала ему страшную гримасу, которая, впрочем, кажется, не ускользнула от внимания мафиози. — Вот я и попросила Дона нам помочь разыскать вас. А в благодарность за услугу я обещала написать его портрет. Уже начала.

— А что значит — аванс? — переспросил Филип.

— Ну это мы так договорились с Доном. В качестве аванса за портрет он вас находит. А в качестве расчета — обеспечивает наше благополучное возвращение на Бермуды.

— К Анджеле, — так же насмешливо уточнил Кортесе.

— Ну да, к Анджеле, — подтвердила Тори, уже понимая, что мафиози не стоило никакого труда узнать, что Анджела здесь, в Майами.

— И вы собираетесь выполнить это соглашение, Дон? — Филип повернулся к хозяину дома, который с аппетитом поглощал творог по-креольски.

Дон на секунду оторвал взгляд от изящного фарфорового блюда с горкой белоснежного творога, смешанного со свежими фруктами. Черный взгляд прожег сначала Филипа, потом Тори, замершую в ожидании ответа.

— А что, мистер Йорк, вам доводилось слышать, что Дон Кортесе не выполнял договоры? Вы сомневаетесь в моем честном слове? — Филип молча пожал плечами и тоже склонился над блюдом. — Впрочем, — продолжал мафиози, — это будет зависеть от портрета. Он должен быть хорошим, качественным портретом, который я не постыжусь повесить в своей картинной галерее. Вы знаете, Тори, что я коллекционирую произведения искусства? Я непременно устрою для вас экскурсию по своей галерее. Разумеется, я предполагал, что ваша картина будет написана на самом высоком уровне. Иначе, — он пожал плечами, — наше соглашение просто не имело бы силы.

— Я думаю, — невозмутимо ответила Тори, — что качество моей работы вы в полной мере сможете оценить уже через пару дней. Надеюсь, портрет вам понравится.

— Что ж, вот тогда мы снова встретимся все вместе. В случае положительного результата, разумеется, — добродушно пообещал Кортесе. — И я со всеми почестями провожу вас на Бермуды. Где Филипа ждет не дождется беременная жена, — со смешком закончил он.

Филип и Тори тоскливо переглянулись. У обоих возникло ощущение, что опасный хозяин играет с ними, как кот с мышами.

Тори прожила в доме Дона Кортесе еще два дня. До последнего момента это были, по крайней мере с виду, вполне спокойные дни, наполненные творчеством, прогулками по саду и беседами с хозяином дома. И беспокойные ночи, которые уносили Тори в XIX век и открывали ей тайны прошлой жизни.

Глава 10

Сны и реальность

В первую же ночь, как только Тори легла на широкую кровать с бельем из нежнейшего шелка, как только коснулась головой мягкой подушки, она сразу заснула. Словно кто-то мгновенно отключил ее сознание так же, как она только что выключила ночник. Сон, который ей приснился в ту ночь, Тори запомнила до мельчайших подробностей. Она снова оказалась в таборе. Но уже была не Магдой, а вселялась поочередно в каждого персонажа этого странного сновидения, и видела происходящее десятками глаз.

Вот она в знакомом шатре. Магда крепко спит, разметавшись на пуховой перине. Ее черные волосы волнами покрывают цветастую подушку, ресницы во сне трепещут, словно крылья черной бабочки траурницы, светлые руки широко раскинулись по лоскутному одеялу. В шатре горит свеча. Около нее, низко склонившись, старая цыганка дошивает свадебное платье своей любимице. И Тори слышит ее мысли.

Это она выкормила и воспитала Магду, которая младенцем осталась без родителей. Убили их злые люди, обоих убили из ревности, из зависти к красоте и счастью. Вот и Магда выросла красавицей, вся в покойную мать. И жених ей нашелся под стать — сын цыганского барона, не кто-нибудь. Но отчего-то неспокойно на сердце у старухи. Что ж тревожиться? — ругает она себя. Завтра свадьба. И платье готово, и угощение будет на славу. А уж как Магда спляшет на своей свадьбе! Старуха улыбнулась и невольно повела плечами. Эх, и она когда-то была молода и плясала так, что у молодых цыган глаза звездами загорались. Правда, не была она так красива, как Магда, редко кому такая краса достается.

Старуха отложила шитье, выпрямилась, размяла затекшую спину и достала большой, редкий гребень. Спать уж пора... Она неторопливо подняла к голове жилистые руки и распустила свернутую на затылке косу. Улыбнулась горделиво, тряхнула головой, и упал черный водопад, прошитый серебряными струями, до самых пят. Долго расчесывала старая цыганка свои чудные волосы и вспоминала молодые дни. После заплела косу и провела рукой по горбоносому лицу с тяжелым, почти квадратным подбородком. Вздохнула. Она-то, носатая, до старости дожила, двух мужей схоронила. А подруга ее, мать Магды, красавица, и с дочкой понянчиться не успела. Ах, красота! То ли награда, то ли наказание...

Старуха наклонилась над Магдой, вскрикнувшей во сне, погладила ее по голове морщинистой ладонью, поправила разметавшиеся волосы. Та и затихла, заулыбалась. Должно быть, жених снится.

Усталые глаза цыганки тоже запросили отдыха. Она задула свечу и улеглась, тяжело ворочаясь, приспосабливая поудобнее ноющее тело.

Заснула старая нянька Магды, угомонились ребятишки, стихли поцелуи и стоны влюбленных, погасли костры. Все это наблюдала незримая душа Тори, для взглядов которой не было преград. Спит табор. Да не весь. Кто-то тихо откинул полу шатра, выскользнул в ночь. Молодая цыганка, стройная, гибкая, с шапкой вьющихся волос. Оглянулась вокруг: не видит ли ее кто? Бесшумными шагами, крадучись, пробежала мимо последнего шатра, углубилась в лес. Крикнула ночной птицей. В ответ ей тихо треснула ветка, зашуршали кусты. И рядом с маленькой тенью женщины возникла высокая мужская тень.