Финики - Володя Злобин

      - Вы на акции ходите?

      - Бывает.

      - Меня возьмёте?

      Шут шутит:

      - Ты хочешь гонять таджиков за Россию?

      Шприц воодушевляется:

      - Нет. У меня никогда не было белых шнурков, и я всегда хотел их. Я читал статьи Коли Доброва и понял, что являюсь дерьмом, пока не докажу обратное и не убью кого-нибудь. У вас же у всех наверняка есть белые шнурки, я тоже их хочу.

      Ох уж, эти белые шнурки, за обладание которыми иные скины готовы подвесить свою жизнь. О, белые шнурки - мечта шестнадцатилетнего юноши. Привлекательнее, чем постоянная девушка. Ведь бабы есть почти у всех, а белые шнурки у единиц. Насколько я знал, этот аксессуар был только у Славы за какое-то дурное, полностью алкогольное дело из далекой боновской юности.

      - Так, когда на акцию? Смотрите, у меня и оружие есть.

      И Шприц совершенно бесхитростно достал из-под полы полушубка тесак такой длины, что тот мог соперничать с топором палача. Прохожие бросили врассыпную, и Славе стоило большого труда, чтобы заставить Шприца спрятать оружие.

      - Успокойся, будет акция... будет.

      Кажется, мы ошиблись в оценке Шприца. Но ещё больше переоценили себя.

      Как-то раз я крепко закусился с Алисой. Нет, не то, чтобы она была очень вкусная, хотя я и очень сильно желал укусить её за сиську, но она никаким образом не поддерживала то, чем мы стали заниматься. Она никогда не участвовала в издевательствах над слабаками и не делила с нами числитель ненависти к овощам. Она по-прежнему ненавидела меня и всё, о чём я мог с ней поговорить, так это о движении. Я специально провоцировал её, чтобы хоть как-то сблизиться с той, кого любил.

      - И что ты предлагаешь?

      Лис отвечает:

      - Ну, пока твоя борьба заключается в том, что ты русский пишешь через букву "з".

      Вот удивительное дело! Сам я, когда слышал от друзей про унижение русского люда, внутренне даже как-то возгорался против, протестовал и считал, что дела лежат ровным счётом наоборот. Но когда мне кто-то в свою очередь доказывал, что русские - это сильная, уникальная нация, достойная подвигов и уважения, во мне просыпался пиплхейтерский инстинкт: я всеми силами старался доказать обратное. Что это было? Не иначе, как еврейский заговор.

      - А чего ещё достоин этот сброд?

      - Тогда зачем называть себя националистом или НС? Их приоритет - это нация.

      - Меня не волнует национализм, я сражаюсь за белую расу.

      Алиса запрокидывает голову и дразнит меня белизной кожи, крохотной ложбинкой на шее, в которую мне хочет вцепиться и, с наслаждением выдрав её, пожрать. Ух, как я люблю эту девушку!

      - А эта белая раса из каких частей состоит? Из европейских наций, поэтому невозможно выступая за белую расу, не будучи при этом националистом. Иначе это извращение. Это как говорить: я за человека, но против его руки, ноги или печени.

      - Да этот рузкий сброд режут на улицах, унижают, а они терпят. Какое отношение может быть к тем, кому нравится их рабство? Мы сражаемся за их будущее, а нас же и ненавидят, ибо деды воевали.

      - А что они видят, глядя на национальное движение? Клоуны и шестнадцатилетние террористы в масках. Крики про Сион, освободительный поход III Рейха. Нет даже никакой национальной программы, есть неконтролируемая ненависть и максимализм. Националистам просто нечего предложить успешному, умному, сильному человеку. Их электорат - это обиженные неудачники, поэтому и риторика у них про обиженных и для обиженных. Именно терпилы в массе своей как раз и поддерживают кухонный национализм.

      За что мне всегда нравилась эта девушка, так за то, что она никогда не была конформистской. Оставаться независимой ей помогал гендер, потому что когда она высказывала мысли, идущие в разрез с господствующей риторикой, никто не воспринимал их всерьёз, ибо что можно взять с неразумной бабы? Но стоило такие мысли высказать мужчине, то он тут же нарекался трусом, патриотом, рузке и рабом.

      - Правильно, легальная политика для системного говна, наш путь - это путь террора.

      - Так почему ты им не занимаешься?

      - Занимаюсь! Ты пойдешь с нами кидать Молотова в мусарню?

      С тех пор, как я перестал пить, во мне не вызывали страха только те акции, которые не были напрямую сопряжены с насилием. Кинуть зажигательную смесь всегда проще, чем порезать кого-то ножом, потому что отсутствует человеческий контакт. Ты уничтожаешь предмет, а не личность. Совсем другие ощущения.

      - Это хулиганство. Террор - это убийство политической элиты, верхушки, дестабилизация коммуникаций и транспорта.

      - Да, раскачать лодку. Чем мы и займёмся, уличным террором.

      - А ты знаешь Троцкого: "Революцию "делает" непосредственно меньшинство. Успех революции возможен, однако, лишь в том случае, если это меньшинство находит большую или меньшую поддержку или хотя бы дружественный нейтралитет со стороны большинства"? СМИ полностью контролируются Системой, вернее - это её руки и ноги, было бы странным, если бы она их не контролировала.... И теперь представь, как будут выглядеть люди, которые хотят уничтожить стабильный уровень жизни: дороги, нефтеналивные станции, продовольственные запасы и как будут выглядеть власть, которая пытается защитить людей от представленных бандитов? И, более того, ты хоть представляешь, какой масштаб диверсий нужно будет совершить? Для этого нужна будет целая армия.

      Трудно спорить с тем, кто умнее тебя. Если бы это был мужчина, то по его голове можно было бы ударить стулом и остаться в споре победителем, но с любимой девушкой поступать так как-то не комильфо.

      - Ну... мы - как Народная Воля. Приблизим революцию. Да и нас не мало, вспомни хотя бы...

      - Террор всегда должен быть в положительных приоритетах. Народовольцы, хлопнув царя, осудили убийство американского президента. Марио Тутти проклял тактику бесконтрольного террора, это глупость. Хорошо, что на такое ни у кого пока не хватило духа. Террор должен быть социальным.

      - Э?

      - Это как санитар леса. Ликвидация тех, кто вызывает боль.

      - И что в этом нового?

      - Ничего. Просто преподнести это, как народную волю без всякой идеологии.

      - То есть такой буржуазный реформизм с помощью динамита и пистолетов? Мы будем стоять за местную хорошую Систему, которую просто портят некоторые плохие люди?

      - Нет. Это изменит имидж любого, кто причисляет себя к национальному движению. Это кардинальным образом изменит образ обиженного на образ разозленного. Узурпируя право на суд - это вызов государству. А активное меньшинство поддержит такие действия, которые послужат переходом к национальному государству.

      - И кто будет это делать?

      - Те, кто захотят пожертвовать своей жизнью.

      Она уверена в словах чуть больше, чем полностью. Не зная, как логически порушить ее умозаключения, я пытаюсь ерничать:

      - А ты готова пожертвовать своей жизнью во имя революции?

      Алиса полна решимости, которая делает пропасть между нами ещё больше:

      - Пока я ещё готова отдать свою жизнь.

      Я ненадолго задумался над этими словами.

      Сегодня один анархо-синдикалист сказал мне с утра, что я реакционный буржуазный прихвостень, так как признаю необходимость существования государства, как неизбежного зла. Знакомый штрассерианец, плюнув в сторону синдикалиста, залечил мне, что необходимо создать Соединенные Штаты Европы, а Гитлер предал революцию и отрёкся, не выполнив свою программу "25 пунктов".

      - Национал-капитализм, - кричал штрассерианец, - национал-коммунизм! Не было в Третьем Рейхе социализма!

      А я, хлопая глазами, ничего не ведал о левом пути национал-социализма. Более того, мне это всё было почти безразлично. Но на крики о социализме откуда-то из параши вылез социал-демократ. Он авторитетно обосновал мне, что современная Россия не выдержит радикальной революции, которая износит демографический потенциал русского народа. Необходима эволюция! Кроме того, в ходе революции власть возьмёт консервативная реакция, потому что национальные движения не представляют никакой силы. Единственный возможный путь - это компромиссный реформизм и улучшение имиджа национального движения. Я не знал, как относиться к единству России, ведь эту страну я ненавидел, а это было равносильно тому, как переживать за тарелку, которую хочешь разбить.

      - Нас растащат на куски, нельзя быть слабым. Русские не выдержат новой революции.

      На целостность России моментально возбудился национал-демократ. Он разодрал мои мысли в клочья, заявив, что достойное существование русского человека возможно только при отказе от имперской парадигмы, которая высасывает силы из нации. А конфедерация независимых русских республик изживёт монгольскую азиатчину и станет Европой.