Суженый, или Брак по расчёту (СИ) - Обская Ольга

Значит, отец. Ксения так и подумала.

С Лайзой режиссёр здороваться не стал. Лишь послал лёгкий демонстративный поклон.

– Добрый вечер, Дэн. Как я мог пропустить сегодняшнюю? – мужчина многозначительно посмотрел на Ксению. – Познакомишь?

– Ну, разумеется. Ксения, – представил Дэниэль. Потом кивнул в сторону отца: – Реймонд.

Тот легонько пожал ей пальцы и улыбнулся:

– Очень рад.

Ксения тоже растянула губы в улыбке.

Лайза с напускным равнодушием посмотрела на Дэниэля. Потом перевела взгляд на его спутницу. Отсканировала с головы до ног. И зачем, спрашивается? Во внешнем виде Ксении ничего с момента прошлой встречи не поменялось. Она, в отличие от Лайзы, наряд сменить не успела. Была ровно в том же скромном прикиде учительницы начальных классов, в какой они с Женькой облачились с утра. Взгляд Лайзы задержался на руке Дэниэля, которая лежала на талии по-свойски, открытой пятернёй. Ксения чувствовала, что красотку это задевает, но у той на лице не дёрнулся ни один мускул.

– Извини отец, мы спешим, – произнёс Дэниэль, как только посчитал процедуру знакомства завершённой.

Он увлёк Ксению за собой в один из боковых коридорчиков. Она уже достаточно хорошо знала планировку здания, чтобы понять – они направляются не в VIP-ложу. Несколько поворотов, неприметная лестница, упирающаяся в площадку с единственной дверью – и Ксюша оказалась в театральной ложе. Маленькой настолько, что в ней едва поместился диванчик, рассчитанный на двоих.

– Будете смотреть спектакль отсюда, – ответил режиссёр на немой вопрос Ксении.

Надо же – всё-таки Тамара оказалась права. Ксюша удостоилась приглашения в святая святых Дэниэля. Это ж насколько он хочет позлить Лайзу, что согласился терпеть кого-то рядом с собой на премьере. Чувствовалось, что с этой женщиной у режиссёра какая-то сложная и болезненная история отношений. Тут было даже что-то большее, чем ревность и досада, что бывшая девушка закрутила с отцом.

– Это лучшее место. Сцена отсюда видна как на ладони, а особенности конструкции зала создают неповторимую акустику, – Дэниэль присел на диванчик и кивнул, чтобы Ксения присоединялась. – Наслаждайтесь. Только я от вас не должен услышать ни звука до самого окончания спектакля, – режиссёр пригвоздил взглядом, – не шуршать, не шелестеть, не шевелиться, не дышать.

Не шуршать – это полбеды. Сложнее всего оказалась не рассмеяться. Первый акт спектакля был до невозможности комичен. У Ксении заболел пресс и все мышцы на лице оттого, что приходилось сдерживать приступы смеха. Аж, в боку закололо. Зал грохотал беспрестанно.

Камиль, каким бы он там не был в жизни ловеласом, на сцене блистал так, что казалось, ему всё можно простить. Живой, ироничный, неотразимый. А вокал! Тёплый, бархатистый, временами игривый, временами лиричный – пробирал до дрожи. Ксюша даже стала побаиваться, что если Женька из-за кулис наблюдает всю эту прелесть, может окончательно потерять голову и запороть сцену. Но зря переживала. Нервы сестры, закалённые годами работы в школе, не дрогнули. Она пропела коронную фразу про бланманже без запинки. У Ксении даже защемило где-то внутри от трепетного чувства. Вот она, её сестра, её рыжая Женька, стоит на сцене, а огромный зал, каждый-прекаждый зритель, затаив дыхание, смотрит на неё.

Поднос грохнулся как надо. Неожиданно и звонко. Посуда раскатилась даже лучше, чем на репетиции. Одна тарелка эффектно на ребре доехала прямо до Камиля. И зал снова хохотал, глядя, как тот носком туфли отправил её в обратный путь.

Ксения настроилась на то, что второй акт окажется таким же весёлым, но не тут-то было. События в спектакле начали разворачиваться в неожиданном ключе. Появилась нотка мистики, которая с каждой сценой усиливалась. В какой-то момент Ксения ощутила, что ей стало жутко и она близка к тому, чтобы вместе с залом охать от ужаса. Но охать ей было нельзя, поэтому переключила внимание на Дэниэля.

Тот был сосредоточен. Не замечал любопытного взгляда Ксении. Оказалось, наблюдать за ним не менее интересно, чем за тем, что происходит на сцене. В целом он выглядел спокойно. Руки неподвижны, лишь длинные пальцы слегка поигрывали в такт музыке. На губах привычная полуулыбка. Но взгляд! Вот где жили сейчас все эмоции. Их можно было прочесть, если поглубже нырнуть в эти серо-голубо-карие глаза. И Ксения нырнула. Может, это был самообман, но ей показалось, на секунду она ощутила те же чувства, что владели сейчас им, режиссёром, наблюдающим, как оживает его творение.

Ксения не заметила, как её мысли понеслись дальше. Ей хотелось узнать, как у него рождаются идеи этих его безумных спектаклей. Это чисто игра фантазии, или сказывается богатый жизненный опыт? И про этот жизненный опыт тоже захотелось узнать побольше: что у него произошло с Лайзой, какие у него отношения с отцом, куда делась его мать.

– Ксения, вы мне мешаете.

Она аж вздрогнула, настолько неожиданно прозвучали слова. Эх, спалилась. Заметил, как она его разглядывает.

– Чем же я мешаю? Не шуршу, не шелестю, не шевелюсь, не дышу.

– Может, сами вы и не шуршите, но я слышу, как ваши мысли шуршат.

Мысли он слышит. Что же Ксении и думать нельзя?

– Ничего и не шуршат.

– Шуршат. Я же вижу, вас любопытство гложет. Хотите что-то спросить.

Он даже не представляет, сколько всего Ксения хочет спросить.

– Спрашивайте уже. А то я чувствую, так и не дадите мне спокойно смотреть, дырку на мне прожжёте.

Ксюша сама не ожидала, какой вопрос слетит с её губ. Не про то, откуда режиссёр черпает идеи, и даже не про Лайзу. Она спросила совсем другое:

– Дэниэль, почему у вас глаза разные?

Глава 24. Она была актрисою...

Глава 24. Она была актрисою…

И зачем только Ксения спросила? Чувствовала же, что вопрос Дэниэлю не понравится. Он посмотрел мрачно, и она уже готова была выслушать отповедь, что сует свой нос не в своё дело, чего её просили не делать. Но режиссёр вдруг усмехнулся. Глаза по-прежнему были темны от гнева, но вылетевшая из его уст фраза звучала иронично:

– Поверили во все эти нелепые слухи? Напрасно. Эта особенность у меня с рождения. Что у вас было в школе по биологии? Слышали про игру генов?

– Слышала.

Дэниэль отвернулся и вновь сосредоточил внимание на сцене. Ксения устремила взгляд в том же направлении. Больше глазеть на режиссёра не пыталась. Но в голове продолжали роиться мысли по поводу его странного ответа. Вернее, ответа как такового не было. Режиссёр мастерски ушёл от него. Про гены Ксения и так знала. Но ведь явно было что-то ещё. Но, что? Какую тайну скрывают разные глаза Дэниэля?

Последний акт спектакля оказался трогательно лиричным. Камиль и здесь отличился проникновенной игрой. Как он чувственно смотрел на напарницу по сцене, как нежно касался, когда признавался в любви. Наверно, женская часть зала завидовала ей в этот момент. Ксения испытала порыв соскочить с места, как это сделали зрители, и аплодировать до боли в ладонях. Но ей ведь даже дышать запретили, поэтому лишь тихо сказала:

– Круто!

Дэниэль заглянул ей в глаза, будто хотел проверить, насколько искренними были слова. Ксения позволила ему считать восторг. Наверно режиссёру приятно осознавать, что его творение оставляет сильное впечатление. Впрочем, тщеславным его не назовёшь, он не стал купаться в овациях. Зал ещё гремел, когда Дэниэль встал с диванчика и покинул ложу, бросив на ходу:

– Жду вас через полчаса возле служебного выхода.

Оставшись одна, Ксения дала волю эмоциям. Поаплодировала и послала воздушный поцелуй сестре, которая вышла на поклон вместе со всеми артистами. Она светилась бесконечным счастьем. Ещё бы! Мало того, что зрители тепло приветствовали труппу, так ещё и Камиль держал за руку. Ох, уж этот Камиль-серцеед. Ксения испытывала по отношению к нему противоречивые чувства. Такой талантище на сцене и такой ловелас в жизни. Надо спасать сестру. Ксюша выскочила из ложи и помчалась в свой кабинет в надежде найти там Тамару. Но застать соратницу по очередной авантюре в своих владениях не удалось. Зато она позвонила по телефону.