Останкино. Зона проклятых - Артемий Ульянов

В который раз пустили они своих коней в галоп. Резво оставили позади тропу, которая на этот раз не обманула. За ней и впрямь были полесок и желанное поле. И лишь неглубокий овраг, в который оно утыкалось, отделял их от освобождения из колдовских пут осташковских болот. Презрев столь мелочное препятствие, трое самых удалых и горячих опричников, стеганув коней плеткой, ринулись вперед, чтобы перескочить овраг одним махом. Искусные всадники, они были уверены в лихом прыжке и не чуяли беды.

Зато беда чуяла их. Она притаилась на самом краю оврага, в том самом месте, где лошадь начнет прыжок, изо всех сил отталкивая ногами твердую землю. Да только если б земля была твердой… а не мокрая мягкая глина, заваленная листвой. Три лошади, неся на себе седоков, почти одновременно ударили копытами в хлипкий край оврага. От удара он обвалился, сползая вниз. А вслед за ним и жеребцы с наездниками рухнули в рукотворную яму, в очертаниях которой лишь мерещился овраг.

Удушливый смрад ударил всадникам в нос, замутняя рассудок. И то было лишь начало. В тот же миг яркая молния, прорезавшая грозовое небо от края до края, озарила общую могилу, в которую угодили опричники. Истлевшие осклизлые останки безбожников и разбойников, что свозили сюда с окрестных селений, наполняли яму почти наполовину, отчего во тьме она казалась неглубокой. Лошади, рухнувшие в адский овраг, привели в движение ужасающую массу, словно подарив ей вторую жизнь. Обезумев, скакуны яростно били ногами покойничье месиво в попытке выбраться из дьявольской западни. Потревоженные мертвецы сплетались, цепляясь друг за друга костлявыми руками, изглоданными тленом. Некоторые из них торчали из жижи почти вертикально, другие, уйдя в нее по пояс, кренились вперед, будто готовились выползти прочь из своего позорного пристанища. Сташка и Орн, которые не успели прыгнуть, в ужасе застыли недалеко от ямы, держа факелы в руках и освещая безумную картину рыжим дрожащим пламенем. От этого казалось, что покойники затеяли языческую пляску, протягивая руки к своим жертвам, чтоб утащить их прямо в ад.

Задыхаясь в смертельном смраде, Никодим, провалившийся по грудь в самом центре ямы, испустил хриплый вопль и обмяк, потеряв сознание. В беспамятстве, но еще живой, он завалился на бок. Гниющая толпа услужливо расступилась, принимая его в объятия. Емеля почти сразу нашел свою смерть, когда одна из лошадей, рвущаяся прочь из смрада, угодила ему копытом в голову. Из ямы смог выбраться лишь Митька Резвый, недаром получивший свое прозвище. Да только удалось ему это не сразу, а потому он отчетливо видел тянувшихся к нему покойников, освященных факелами и молниями. Вырвавшись из этого кошмара, он, покрытый зловонной слизью, бросился прочь без оглядки, обретя конец в трясине.

Лишь Орн и Сташка, перепуганные насмерть, смогли добраться до поля, минуя смердящую яму.

— Узрел гнев твой, Люцифер, — бормотал Орн по-немецки, когда они галопом мчались по полю. — И клянусь тотчас справить жертву, свершив обряд. Да явится мне милость твоя!

Кликнув Сташке, чтоб он остановился, опричник велел ему спешиться и сам слез с коня. Тот хоть и удивился, но повиновался приказу. Обняв его, Орн заглянул ему в глаза и молвил:

— Ты храбрый воин. И посему в болоте гиблом живот сберег вместе со мною. Будешь отныне первым воином моим и мне аки сын! И подле мя станешь жити во все лета, — громогласно прорычал Орн.

— Вовек верою служити тебе стану! — отвечал ему Сташка, не веря в свою удачу. И рухнул в ноги командиру.

Не успел он коснуться земли, как колдун уже выхватил меч из ножен. Вложив в могучий замах всю тяжесть своего тела, Орн обрушил острую сталь на шею того, кто лежал у его ног, исполненный благодарности. Ловко подхватив голову за волосы, он поднял ее, чтобы в последний раз взглянуть в еще живые Сташкины глаза. Скосив удивленный взгляд вниз и влево, словно ища свое тело, опричник пошевелил окровавленными губами, силясь что-то сказать.

Поцеловав голову в уста, Орн сказал:

— Благодарствую, добрую службу сослужил.

Залив медальон кровью, он приложил его себе ко лбу и опустился на колени, положив голову подле себя. Накрыв ее рукой, колдун принялся молиться.

Когда чернокнижник вернулся в боярский дом, там уже был порядок. Трупы убраны, кровь замыта, а от разгрома, что учинил он в поисках Сатина, не осталось и следа. Притихшие опричники смотрели на Орна со страхом и восхищением. Когда он не вернулся затемно, многие в мыслях уже похоронили его, зная о коварности местных болот. Сейчас командир стоял перед ними, словно воскресший из небытия.

— Боярин тот, собака, подле себя дружинных людей держал, — пояснил он молча собравшимся вокруг него кромешникам. — Добрая была битва! Да только я один живой. Другие на болотах сгинули. Вина тащите, вина!

Он тяжело откинулся на резном стуле, прикрыл глаза и улыбнулся. Решив завтра же искать место под мессу, остаток ночи он намеревался пить и куражиться. Когда на просторный дубовый стол принесли пищу, Орн жадно набросился на нее, но немного поев, насытился. Вспомнив про старосту, командир отдал его на истязание отряду. Прикончив большой кувшин забористой браги, он свалился спать. Всю ночь в саду боярского дома раздавались вопли старосты, с которым забавлялись мясники Орна.

На следующий день немецкий чернокнижник вступил в права хозяина Осташкова. Согнав всех крепостных, что жили в селе, басовитый пузатый опричник читал государев указ крестьянам, склонившимся до земли. Число их значительно убавилось, ведь многие сбежали сразу же, как узнали, что новый владелец — опричник, да еще из немцев. А те, кто не ушел, не знали, что отныне урожай и здоровая плодовитая скотина не так важны для нового боярина. Потому что они сами и есть урожай и скотина. И каждое полнолуние станет течь христианская кровь на медальон, что висит на шее у их нового хозяина. До полной Луны оставалось меньше недели. А вечером того же дня чуть живой Мартын уже сидел на колу посреди деревни. Орн искренне хотел позабавить своих крепостных, но лишь еще сильнее испугал их.

Полнолуние близилось. Место для мессы было выбрано по всем правилам — с помощью руки висельника. Оно находилось недалеко от боярского дома, за садом, в низине, где стояли три древних дуба. Под ними и решил Орн расположить жертвенник.

Приготовление к обряду шло полным ходом. Колдун ревниво относился к подготовке. Сам сколачивал кресты, выкрашивая их черной краской, мастерил факела, собирал и сортировал камни, которыми будут выложены символы. Сам выбирал жертву, как выбирают поросят на базаре.

За два дня до полной луны все символы были выложены, жертвенник установлен в ложбине между дубами, приготовлено место для котла. Бесовская утварь ждала своего часа. Двенадцатилетняя Аксинья, дочь стряпухи, еще не знала о своей участи. Она жила вместе с матерью в доме для слуг на боярском подворье. Опричники оставили им жизнь скорее по случайности, чем с умыслом. Теперь же Аксинью ждал жертвенник и кривой нож. Рукоятью ему служила человеческая кость, на которой была искусно вырезана голова козла.