Двери во Тьме - Андрей Круз

Усевшись в машине, выстывшей за ночь до ледяного состояния, постучал изнутри по гулкой дверце, больше всего напоминающей подвешенный на петлях противень, посожалев о том, что пенопласт здесь еще изобрести не сумели. Вот из него вполне можно было сделать хоть какую-то теплоизоляцию. Или пена эта строительная, из баллончиков, тоже ведь ничего не весит. Ладно, может и придумаю что-нибудь.

Появилась Настя, тоже в тулупчике, летный комбинезон в мешок упакован. Уселась справа, огляделась, сказала что «ничего». А потом посоветовала утеплить борта машины войлоком. А ведь и верно, про войлок я и забыл! Надо попробовать будет.

В субботнее утро город еще спал, прохожих почти не было, да и машин не видно на улицах. Эхо от мотора «кюбеля» звонко отражалось от стен домов, слышно было, как хрустят лед и замерзшая грязь под узкими зубастыми колесами немецкого военного автомобильчика. Холодный руль чувствовался даже через овчинные перчатки, но крутить его было легко — сказывалось то, что основной вес машины распределен назад.

Завез Настю, потом прикинул, как дальше ехать. Так, забрать Федьку, потом на Крупу, посмотреть, что там мне Рома оставил… если оставил. И еще к Ивану заскочить бы неплохо, деньги отдать, да и извиниться не помешает, а то мы так мило договорились на денек, а сами…

Федьку ждать пришлось недолго, минуты три всего. Он, наверное, из окна подглядывал, как я обычно сам делаю, и сразу вышел. Вышел уже «по-новому», то есть внимательно оглядевшись по сторонам. Проникся. Одет он был как и я, тепло, даже с некоторым запасом, на плече висел ППШ. Ну да, я еще домой заеду, а он уже нет, так что все свое несет с собой.

На Крупе было почти пусто, у подъезда НКВД стояли всего четыре машины. В будни их куда больше собиралось, но сегодня суббота, только дежурные на месте. Федька остался у «кюбеля» перекурить, я ему по дороге не дал, мотивируя плохой вентиляцией, а я направился в подъезд один. Пробежал по лестнице, пустой, без толпящихся на площадках курильщиков, до научного департамента, постучал в дверь, в окошко которой не сразу выглянул сонный вахтер.

— Привет, — кивнул я ему. — Бирюков мое фамилие называется. Не оставляли для меня пакет с вечера?

— Оставляли, — сказал тот, одновременно умудрившись зевнуть в кулак. — Удостоверение предъявите только.

Предъявил. Тот, ни говоря больше ни слова, исчез из окошко, а потом оттуда высунулась рука с заклеенным пакетом из грубой оберточной бумаги.

— Держите.

— Спасибо.

Окошко захлопнулось, вахтер пошел досыпать. Убедившись, что никого вокруг нет и никто не подглядывает, я спустился до следующей лестничной площадки и вскрыл пакет, расположившись на подоконнике. Так, деньги… талончики, блин… все на месте, три тысячи. Так, с этим Рома не подвел, все в порядке. Но не деньги сейчас главное… так, конверт.

Это не было официальным документом, просто Рома переписал то, что было в папках отдела Людских ресурсов, от руки. Но мне и нормально, я же не в суд подавать собираюсь, мне просто информация нужна. Так… про сестер есть… про Тягунова есть… про Петрова… тоже есть, отдельно от Тягунова. Черт, там на анкетах фото должны быть наверняка, блин, но это Роме уже не перерисовать. И ксероксов тогда еще никто не придумал.

Так, ладно, что мы тут имеем? Скляр Елена Андреевна, одна тыща семидесятого года рождения, по образованию бухгалтер… так… и направлена на работу в бухгалтерию угольного разреза. Уволена по какой-то статье, уже после гибели младшей… так… месяца три как уволена. В мою теорию укладывается. Младшая… по образованию художник по тканям, работала в артели «Зингер и компания»… что это за артель такая, интересно? Пропала без вести.

А вот и про Пашу: Петров Павел Валерьянович, провалился… а уже шесть лет как провалился, так… Сведения о служебной деятельности составляют тайну, находятся в распоряжении управления городской безопасности. Вот так… не соврала Валя, откуда-то оттуда Паша вынырнул. И вот Тягунов, тоже Павел, уже не Валерьянович, а Валерьевич, дата рождения совпадает с Петровым… а вот провалился вроде как позже и сразу же запись «палубный матрос на барже „Карась“». Вот как. Ну и кто скажет, что Паше биографию не почистили?

Так, от Ромы приписка: «а фотографиях один и тот же человек. Можно поднять скандал. Надо?». А не знаю пока, Ром, не знаю, может и надо, подумаем.

Федька тоже почитал, покивал, выматерился в адрес нашего бывшего приятеля, потом заторопился, дел еще полно на сегодня. В машине отсчитали Иванову долю, там больше двух тысяч получилось, даром что десять процентов от общей суммы. Сунули пачку чеков в оставшийся от Ромы конверт и погнали на Шахтерскую, где в общежитии научников жил Иван.

Шахтерская располагалась аж за складами «Горимущества» и была кривой, грязной и раздолбанной улицей, но вот общага оказалась на удивление приличной, трехэтажное желтое здание с просторным двором и за высоким забором с колючкой, да и внутри почти как гостиница с двухместными номерами, в каждом номере и туалет, и душ. Но это мы уже выяснили, когда Иван спустился за нами на вахту и провел в комнату.

— Ты гля, королем живешь! — восхитился Федька. — Сосед как, не храпит и не бухает?

— А у меня и соседа нет, — сказал Иван. — Повесился он с полгода назад, да так никого и не подселили. Вон, на кровать садитесь, — показал он на койку напротив. — Кстати, мужики, вы охренели так подставлять, я ужом извертелся вас отмазывая. Совесть есть?

— Есть, — кивнул Федька, протягивая ему конверт. — Здесь две четыреста, десять процентов.

Брови Ивана удивленно поднялись, он присвистнул:

— Ничего себе… не ожидал. Спасибо, — кивнул он и сложив конверт, убрал его в карман брюк.

— Лучше? — ехидно поинтересовался Федька.

— Немного, — хмыкнул тот и кивнул на кипятильник на тумбочке. — Чаю хотите?

— Где Иван, там и чай, — засмеялся Федька. — Хотим, наливай, все равно еще разговор есть.

Тут Федька не наврал, я и сам, общаясь с Иваном, таким завзятым чаевником стал, что сам себе удивляюсь. Ну и ладно, чай пить — не дрова рубить.

— Вань, — заговорил уже я после того, как Иван передал мне парящую горячую кружку, — у нас допуск к архивам научного департамента есть?

— А что надо? — чуть насторожился он. — Там много чего в архивах, так с ходу и не скажу.

— Анкеты провалившихся сюда интересуют, — уточнил я. — Можно как-то посмотреть?

— Они разные бывают, анкеты эти. Некоторые засекречивают.

— Почему? И почему только некоторые? — удивился я.

— Разные причины, — уклончиво ответил он. — Твою уже наверняка засекретили.

— Это почему?

— А примета такая, — кривовато усмехнулся он. — Если дают дополнительные анкеты, значит интерес вызвал серьезный. А если серьезный интерес, то отнесли твою папку в закрытый архив.

— А просто узнать, секретили дели или нет, можно как-то?

— Ну… да, — пожал он плечами. — Могу глянуть, есть нужное в открытом доступе, или нет. А что интересует?

— Да как тебе сказать…, - взялся я выдавать уже привычную полуправду. — Такое впечатление, что у нас в городе людей убивают. Те, кто с этим вашим Серых был связан… или остался связан.

— А гэбэшникам заявить? — сразу предложил он. — Пусть ищут, у них работа такая.

— Вань, не хочу пока. Какая у них работа — это вообще вопрос десятый, ваша Горбезопаснсть, похоже, больше для того нужна, чтобы Котовский влияние не терял. И кроме того, один бывший, а может и не бывший даже гэбэшник уже точно в этом участвует. Не хочу подставляться так, пока все не выясню, а то и меня… нас… до кучи грохнут. Не вдохновляет такая перспектива. И оставлять все так не хочу, Вань, там двух женщин убили… и ты знаешь как.

Иван человек честный и прямой, я знал, что ему сказать. И знал, что он это поймет. Он покряхтел, попил чаю, поскреб в бороде, как обычно делает, когда пребывает в глубоком затруднении, когда в нем борьба идет между служебным долгом и простыми человеческими понятиями.

— Ладно, Шерлок Холмс, погляжу я. Кто интересует?

Я протянул ему выписки Ромы и справку из РОПП.

— Всеми этими поинтересуйся.

— Не понял, — Иван помотал головой, словно стараясь отогнать наваждение, глядя в бумагу, — Паша? Вы чего?

— А того, что он там первая сволочь получается, — сказал Федька.

— Рассказывайте, — откинулся Иван на спинку стула. — Пока все подробности не узнаю — не шевельнусь.

— А ты с этими подробностями потом по всему департаменту не будешь ходить и вопросы задавать? — уточнил Федька.

Иван только посмотрел на него мрачно.

— Вань, в общем считай, что ты у нас под подпиской, — заговорил уже я. — Проговоришься кому, или в силу присущей тебе прямоты пойдешь «в глаза высказывать» — или нас под монастырь подведешь, или нашей дружбе конец. Обещай.