Последняя схватка - Гордон Макгил

Хатчинс некоторое время любовался морским пейзажем, затем начал спускаться вниз, к морскому берегу. Ночь была беззвездная, тьма - хоть глаз выколи, и он пару раз поскользнулся. Достигнув подножия, Хатчинс обернулся на скалы, окаймляющие их убежище.

Тайное убежище было необычным и странным, и Хатчинс почувствовал вдруг, как в нем начинает расти волнение. Кровь запульсировала в висках. Он обернулся и разглядел первых учеников, пробирающихся сюда, маленькие световые пятнышки от фонариков - три человека, четыре... еще одна группка, и еще. Волна гордости захлестнула Хатчинса - вот он каков! - и он принялся расставлять всех на скале. Находясь среди учеников, Хатчинс перезнакомился с ними. Назначенный час приближался. Хатчинс стоял на пляже возле молоденькой медсестры и озирался по сторонам. Каждый из присутствующих вглядывался в море, тысячи лиц, освещенных колеблющимся отблеском далекого маяка, тысячи белых пятен подобно чайкам на фоне темной скалы.

- Вот он, - шепнула сестра Ламонт, и Хатчинс взглянул на горизонт. Он тут же услышал шум мотора и свист вертолетных винтов. Хатчинс поперхнулся от волнения, когда черный огромный вертолет, мигая посадочными огоньками и кружась над ними, начал снижаться и опустился на берег в каких-нибудь пятидесяти ярдах от толпы. Хатчинс хотел было двинуться вперед, но остался стоять на том же месте.

Теперь он уже видел его, задержавшегося на мгновение в проеме вертолетного люка. Хатчинс внезапно задохнулся и тут же почувствовал, как медсестра прижалась к нему, ее ладонь коснулась его руки.

Дэмьен спрыгнул на берег и стоял неподвижно, ожидая, пока вертолет, взлетев, покружится над морем и исчезнет за горизонтом.

Воцарилось молчание. Дэмьен возвел руки к небу.

- Ученики Царя Ночи! - прокричал он. - Я стою перед вами от имени единственно подлинного бога - князя Подземной империи, сброшенного с небес, но ожившего во мне.

Он помедлил, затем продолжал:

- Вы слышите меня?

Каждая женщина, каждый ребенок и каждый мужчина в один голос ответили:

- Мы слышим и подчиняемся.

Свет маяка вновь достиг скал, выхватив из тьмы лица, застывшие в немом повиновении и страхе. В этом неясном свете Хатчинс на мгновение уловил выражение лица своей соседки: глаза горели возбуждением, губы были влажными.

- И теперь я вам приказываю, - опять раздался громкий голос Торна, найти и уничтожить младенца - Назаретянина.

Медсестра ближе придвинулась к Хатчинсу.

- Убейте Назаретянина, и я буду царствовать вечно. Если вам это не удастся, я погибну.

- Нет, - прошептала Ламонт, - я не допущу промаха.

- Убейте Назаретянина, и вы, мои ученики, унаследуете Землю. Если вас постигнет неудача, вы бесследно исчезнете. Убейте Назаретянина, и вы познаете райскую жестокость и восторг отца моего.

Ламонт вцепилась в руку Хатчинса, и тот почувствовал, как она прижалась к нему всем телом.

- Если вам не удастся сделать это, вы будете навечно прокляты в объятиях немощного вялого Христа. Вы слышите меня?

- Мы слышим и подчиняемся, - хором прозвучал ответ.

- Ученики Царя Ночи, нельзя откладывать. Убейте Назаретянина, и мы победим. Отныне и во веки веков. Вы слышите меня?

- Мы слышим и подчиняемся.

Дэмьен стоял перед толпой, отовсюду до него долетали слова: "Убить Назаретянина. Убить Назаретянина..."

В последний раз прокричав эту фразу, Хатчинс рванул к себе медсестру, и она вцепилась в него, на ходу раздирая одежду. Они тут же по-звериному схватили друг друга, совершенно забыв об остальных... Хатчинс услышал крик своей партнерши, перекрывающий все остальные голоса: "Дэмьен, я люблю тебя!", но ревности он не испытал, ибо в этот миг кричал то же самое.

15

Барбара Дин влюбилась в Лондон с первого взгляда. От их очаровательного домика в Хампстеде так и веяло уютом. Барбара с нетерпением дожидалась лета, когда можно будет порадовать новых друзей создавать барбекю. А до чего красивы были лондонские улочки - такие узкие и своеобразные! Барбару поразили и антикварные магазины. Очень скоро она перенесла свое восхищение английской столицей и на жителей Лондона, казавшихся ей чудесными! Конечно, среди ее новых знакомых встречались и такие, что вели себя с Барбарой несколько заносчиво. Иногда казалось, что они просто насмехаются над ней. Что за слово употребил Харвей, рассказывая ей об этих людях? Барбара порылась в памяти. "Высокомерные". Вот именно. А впрочем, это не имело значения. Похоже, англичанам и полагалось быть именно такими: высокомерными и отчужденными. Барбара разочаровалась бы, окажись они другими.

Хампстед являлся для Барбары Дин вершиной мечтаний, особенно теперь, когда она стала матерью. Это был идеальный уголок для воспитания ребенка.

Напевая про себя, Барбара составляла список покупок. Закончив писать, она заглянула в кошелек, проверила наличность и кредитки. Потом подошла к кроватке, взяла на руки младенца и слегка потрепала его. Малыш разулыбался. Когда мать уложила его обратно в коляску, он протянул к ней свои ручонки. И тут раздался стук в окошко. Барбара повернулась.

- Привет, Кэрол, - воскликнула она, помахав подружке рукой, - я сейчас.

Она завернула ребенка в одеяльце, взбила ему волосики и, направившись к двери, крикнула:

- Харвей!

- Да. - Голос Дина слабо доносился откуда-то из комнат.

- Я пошла в магазин с Кэрол.

- О'кей.

- Малыш со мной.

- О'кей.

Барбара опять принялась что-то напевать про себя. Она повернулась и выкатила коляску в сад перед домом. Коляска Кэрол находилась возле калитки, и Барбара поставила свою рядом. Женщины с обожанием рассматривали своих младенцев.

- Прямо как близнецы, - заметила Кэрол.

- Ну, в какой-то мере, - повторила Кэрол, чему-то улыбаясь.

Барбара взглянула на подругу и рассмеялась.

- Только после тебя, - сквозь смех выдавила она.

- Нет, это я после тебя, заходилась бессмысленным хохотом Кэрол.

Заливаясь смехом, они выбрались на солнышко и покатили свои коляски вдоль улицы.

Дин некоторое время постоял у окна, наблюдая за женщинами, пока те не скрылись из виду. Затем повернулся к письменному столу, где были разбросаны листы. Он аккуратно собрал их в стопку. Это были фотокопии свидетельств о рождении. Он был знаком с клерком из нотариальной конторы. Никому и в голову не пришло что - либо заподозрить, когда Хатчинс заглянул в контору и просмотрел какие-то документы. Предполагалось, что молодой юрист имеет право интересоваться определенными сведениями.

Дин перелистал свидетельства. Потом несколько минут сверял их со своими списками. Сличив данные, Дин вытащил из портфеля радиотелефон.

Сделав глубокий вдох, он на мгновение прикрыл глаза. И набрал номер.