Моя маленькая слабость - Марина Серова

Прослушав несколько реплик, Марья Семеновна озадачилась еще больше.

— Что это?

— Это Сережин заместитель…

— Это тот, который… — вытаращила глаза Марья Семеновна.

— Да, мой бывший любовник, — с холодной насмешкой в глазах и едва уловимой горечью в голосе сказала Марина, — это он убил Сережу.

Она уставилась в пол, подперев голову рукой. Я понимала, что ей безумно тяжело: столько напастей, столько разочарований!

— Вы немного не точны, — почти по-дружески взглянула я на нее, — был еще некто третий… Но слушайте.

Во время реплик и замечаний я вынуждена была приостанавливать запись, а потом вновь пускать ее. Марина одарила меня взглядом, в котором недоверчивая враждебность смешивалась с искренним интересом. Она несколько раз вздрогнула — тогда, когда Брехман прозрачно намекал на необходимость устранения Сергея.

— Подлец, — прошипела она, когда я остановила пленку.

Марья Семеновна с боязливым смирением посмотрела на дочь, но та сидела в прострации, что-то сдавленно шепча и тупо глядя на ковер. Спиридонов тоже словно окаменел.

— Но это же святотатство! — взорвался он, как безумный шныряя глазами по комнате. — Это ж… Изверги!

— У меня для вас припасен сюрприз, — без всякого злорадства сказала я, переворачивая кассету. — Давайте прослушаем еще вот это, — я включила воспроизведение.

Все были явно растеряны и сбиты с толку. Одна я сохраняла чисто учительское спокойствие, словно передо мной была группа двоечников, пишущих трудный диктант. Из динамиков донесся звук отпираемой двери и голос Клюкина:

— Я согласен.

— Вот и чудно, — обрадованно ответил ему Брехман, — ну ты проходи, проходи.

После небольшой паузы Михаил снова заговорил.

— Знакомься… Ах да, не будем называть имен. Это нам совершенно не нужно. Все мы хотим одного и того же. Тебе тут принесли деньги, — с довольной усмешкой произнес он, — аванс за твою услугу.

Я остановила запись. Марья Семеновна вскочила как ужаленная — куда девалась ее одышка!

— Эта девка, эта девка… — заорала она, — эта дрянь…

Голос изменил ей. Она было ринулась ко мне, но на полпути замерла.

— Ну что, Марья Семеновна, — невозмутимо обратилась я к ней, — продолжим?

Марина и Александр Петрович изумленно уставились на Марью Семеновну. Потом, словно сговорившись, перевели взгляд на меня. Так я и стояла под испытующе-вопросительными взглядами с пальцем на кнопке «Play». Я чувствовала себя не то чтобы волшебницей, но фокусницей — точно. Как будто должна была убедить собравшуюся аудиторию в своих феноменальных способностях умелого, можно даже сказать чудесного манипулирования предметами и воскрешения мертвых. «Ну уж это ты хватила!» — усмехнулась я.

— Вы можете дослушать сами, без меня, — посмотрела я на Александра Петровича, а потом — на Марину, — догадываетесь, кто был третьим лицом, заинтересованным в смерти Сергея Петровича?

Марья Семеновна бросала на всех нас дикие взгляды затравленного животного.

— Не верь ей, этой стерве! — заверещала она, рухнув на колени перед креслом, в котором сидела Марина. — Нет, она все выдумала!

— Дальше идет ваш разговор с убийцей, — глядя в упор на Марью Семеновну, сказала я, — вы «заказали» своего зятя.

— Мама! — Марина застыла с открытым ртом и вытаращенными глазами. — Что она говорит?!

— Ваша мать, — посмотрела я на Марину, — оплатила услуги киллера. Она не хотела, чтобы вы разводились с Сергеем Петровичем, я правильно излагаю, Марья Семеновна? Ведь в случае развода вашей дочери и вашего брата, — скосила я глаза на Спиридонова, — Марина не получила бы практически ничего. А вы, Марья Семеновна, — усмехнулась я, — не хотели, чтобы ваша дочь, грубо говоря, осталась без гроша. Вашим томлением-искушением умело воспользовался Брехман; не знаю уж, при каких обстоятельствах вы с ним спелись. Возможно, вы плакались ему в жилетку, повествуя о несчастном жребии вашей дочери. А может, вы, зная, что он имеет на нее влияние и близок с ней, жаждали его видеть в зятьях? Факт остается фактом, вы наняли Клюкина. Он молодец, Клюкин, сделал эти записи. Хотел себя обезопасить от Брехмана и от вас, так, на всякий случай. Увидев вас в прошлый раз, я и подумать не могла, что ваши семейные интересы могут иметь столь серьезные, я бы даже сказала — трагические последствия. Вы рассчитывали помочь дочери, избавить ее от нищеты, хотя с ее профессией нищета ей не угрожала. Вы наивно решили, что тайна смерти вашего зятя никогда не всплывет на поверхность. И что же вы заслужили, Марья Семеновна? Ваша дочь будет всю жизнь относиться к вам со смесью жалости, презрения и ненависти. Такую вы цель перед собой ставили?

Марья Семеновна валялась в ногах у дочери, схватив ее за лодыжки. Марина хотела вскочить, она напоминала птицу, угодившую в силки.

— Это правда? — задыхаясь от волнения, вскрикивала она. — Это правда? Ты убила его, мама?

Комнату потрясли рыдания: мать и дочь завыли, запричитали в унисон. Я кинула взгляд на Александра Петровича. Он смотрел на эти крокодиловы слезы с явным отвращением. В его лице было столько ненависти и презрения, что мне казалось, еще минута — и он кинется избивать их ногами. Наконец он резко поднялся и подошел ко мне, достал из гнезда кассету и посмотрел мне в глаза.

— Пойдемте, нам здесь делать нечего. Я вам очень обязан. Сколько я вам должен?

Он достал из кармана бумажник и отсчитал пять купюр достоинством в сто долларов каждая.

— Держите, — протянул он их мне.

— Вы мне ничего не должны.

— Это премия, — сухо сказал он, — спасибо. Вы прекрасно справились с вашей работой. Шарков не ошибся, вы отличный детектив и извините, пожалуйста, если в чем-то был не прав.

Я пожала плечами и, поблагодарив за вознаграждение, сунула деньги в карман пиджака.

— Как это ни прискорбно, но я должен буду заявить в милицию, — обернулся он к рыдающим родственницам.

Мы вышли из квартиры вместе с Александром Петровичем. Валентина Георгиевна, которая все это время покорно сидела на кухне, ни на миг не отрываясь от консервирования, проводила нас испуганным взглядом.

Светило солнце, пели птицы, на площадке, под сенью тополей, играли дети, носились лохматые псы. Будничное спокойствие этого тенистого дворика бесшумным морем нахлынуло на меня, принося воспоминания о моем отсиявшем детстве. Тогда я вот так же весело прыгала и счастливо болтала со своими сверстниками, не подозревая, что за стенами домов взрослые разыгрывают настоящие драмы и трагедии.