Любовь небесного цвета - И Кон

В начале XX в. эта традиция была продолжена. Хотя в Веймарской республике гомосексуальность оставалась уголовным преступлением, в Берлине, Гамбурге, Кельне и других немецких городах открыто существовало множество гомосексуальных баров, кафе и дансингов, в которых посетители без труда находили партнеров на любой вкус. Английские и американские гомосексуалы слетались в Берлин, как в Мекку. Эта среда и ее нравы подробно описаны в воспоминаниях и повестях Ишервуда, Аккерли, Одена и Спендера и в знаменитом фильме Боба Фосса "Кабаре".

Наряду с бытовой субкультурой, в Германии была и развитая гомосексуальная идеология, точнее - идеологии. Социал-демократические теоретики добивались отмены уголовного преследования однополой любви, упирая на то, что гомосексуалы - жертвы ошибки природы. Аристократы-эстеты, напротив, доказывали ее возвышенно-духовный характер, требуя не снисхождения к ней, а преклонения. Агрессивные же милитаристы, одинаково отвергая как медикализацию, и интеллектуализацию гомоэроса, провозглашали его воплощением мужской силы и мужества. Соответственно различались и образы "истинного гомосексуала". У одних это был женственный андрогин, у других - изящный юноша-эфеб, у третьих - сильный и грубый мужчина-воин.

Первая позиция была представлена Хиршфельдом. Основанный им в мае 1897 г. Научно-гуманитарный Комитет составил специальную петицию за отмену дискриминационного 175 параграфа имперского уголовного кодекса, которую подписали, в числе многих других выдающихся деятелей немецкой культуры, Август Бебель, Карл Каутский, Альберт Эйнштейн, Мартин Бубер, Карл Ясперс, Альфред Деблин, Герхард Гауптман, Герман Гессе, Томас и Генрих Манны, Райнер Мария Рильке, Стефан Цвейг.

В отличие от Хиршфельда, Адольф Бранд, издатель первого в мире гомосексуального журнала "Особенный" (Der Eigene), выходившего с 1896 по 1931 г., не просил о снисхождении, а доказывал, что мужская дружба-любовь самое благородное и высшее человеческое чувство, воплощающее лучшие традиции древних немецких мужских союзов. В 1920-х годах нападки на Хиршфельда в "Особенном" стали откровенно расистскими и антисемитскими, прямо смыкаясь с фашистскими.

Культ мужской дружбы и "педагогического эроса" получил широкое распространение среди лидеров и идеологов немецкого молодежного движения. Некоторые руководители так называемых "Перелетных птиц" (Wandervogel) не скрывали своего гомоэротизма. Обращаясь к родителям своих воспитанников, Вильгельм Янсен писал: "Вы должны привыкнуть к тому, что в ваших рядах есть так называемые гомосексуалы, лишь бы только их поведение по отношению к вашим сыновьям оставалось безупречным". Но туристские походы, культ наготы и совместная жизнь в палатках облегчали не только духовное, но и сексуальное общение вожатых с воспитанниками, периодически вызывая скандальные разоблачения, имевшие, как правило, политическую подоплеку.

Не без влияния фрейдизма, психологией гомосексуальности заинтересовались крупнейшие немецкие прозаики. В повести Роберта Музиля "Смятение воспитанника Терлеса" (1906) рассказывается, как в закрытой мужской школе двое мальчиков раздевают догола и подвергают сексуальным унижениям слабого и женственного Базини. У юного героя повести, оказавшегося невольным свидетелем этой сцены, она сначала вызвала отвращение, но потом он сам почувствовал влечение к Базини и преодолел соблазн лишь усилием воли. Стефан Цвейг в новелле "Смятение чувств" (1927) сочувственно описал, сквозь призму восприятия молодого студента, трагедию талантливого университетского профессора, который не может преодолеть своих гомосексуальных влечений, несовместимых с его моральным Я. Вопрос о соотношении двух видов любви и о природе эмоциональных привязанностей между мужчинами обсуждается в романах Германа Гессе "Демиан" (1919 ) и "Нарцисс и Гольдмунд" (1930)

Важный вклад в понимание природы однополой любви внес один из величайших писателей XX века Томас Манн (1875-1955). Счастливо женатый мужчина и отец шестерых детей, он считался "сексуально благонадежным" и его интерес к данной теме казался чисто интеллектуальным. Но когда была опубликована его огромная переписка и дневники (большую часть их писатель сжег), оказалось, что эта заинтересованность была также и личной.

Первой любовью 14-летнего Томаса был его любекский одноклассник, голубоглазый блондин Арним Мартенс. "... Его я любил - он был в самом деле моей первой любовью, и более нежной, более блаженно-мучительной любви мне никогда больше не выпадало на долю. Такое не забывается, даже если с тех пор пройдет 70 содержательных лет. Пусть это прозвучит смешно, но память об этой страсти невинности я храню как сокровище. Вполне понятно, что он не знал, что ему делать с моей увлеченностью, в которой я как-то в один "великий" день признался ему... Так эта увлеченность и умерла... Но я поставил ему памятник в "Тонио Крегере"...

В 1899 - 1904 годах Манн пережил своей первый и единственный "взрослый" мужской роман с художником Паулем Эренбергом, на год моложе писателя. Любовь была взаимной. Но отношения с Эренбергом были сложными. Помимо разницы характеров, Манн не мог принять однополую любовь за единственно для себя возможную, он хотел иметь семью, детей, нормальную жизнь. После женитьбы в 1905 г. на Кате Принсгейм, отношения с Эренбергом прекратились В человеческом отношении брак был счастливым, писатель глубоко уважал и любил свою красавицу-жену. Но это не избавляло его от увлечений иного рода.

В 1911 году, отдыхая с женой в Венеции, писатель был очарован красотой 10-летнего поляка барона Владислава Моеса. Манн ни разу не заговорил с мальчиком, но описал его, прибавив для приличия четыре года, под именем Тадзио в повести "Смерть в Венеции" (1913). Когда десять лет спустя Моес прочитал повесть, он удивился, как точно писатель описал его летний полотняный костюм. Мальчик тоже хорошо запомнил "старого господина", который смотрел на него, куда бы он ни пошел, и его напряженный взгляд, когда они поднимались в лифте; он даже сказал своей гувернантке, что он нравится этому господину.

Летом 1927 г. 52-летний писатель влюбился в 17-летнего Клауса Хойзера, сына своего друга, дюссельдорфского профессора-искусствоведа. Мальчик ответил взаимностью и долгое время гостил у Маннов в Мюнхене. Хотя между ними не могло быть сексуальной близости в сегодняшнем понимании, писатель был счастлив. Несколько лет спустя он писал: "это была моя последняя и самая счастливая страсть". 20 февраля 1942 г. писатель снова возвращается в дневнике к этим воспоминаниям: "Ну да - я любил и был любим. Черные глаза, пролитые ради меня слезы, любимые губы, которые я целовал,- все это было, и умирая, я смогу сказать себе: я тоже пережил это".

80-летний Гете испытывал страсть к 17-летней Ульрике фон Леветцов, а 75-летнего Манна по-прежнему волнует юношеское тело. В курортном парке он любуется силой и грацией молодого аргентинского теннисиста: "Подпрыгивающее беспокойство тела во время бездействия на скамейке, поочередное скрещение ног, закидывание ноги на ногу, соединение обутых в белые туфли ступней... Белая рубашка, шорты, свитер на плечах после занятий... Колени. Он потирает ногу, как простой смертный". Но очарование юности лишь подчеркивает бессилие старости. "Я близок к тому, чтобы пожелать смерти, потому что не могу больше выносить страсть к "божественному мальчику" (я не имею в виду конкретно этого мальчика"). Последней безответной страстью 75-летнего писателя был 19-тилетний баварский кельнер Франц Вестермайер. "Засыпаю, думая о любимом, и просыпаюсь с мыслью о нем. "Мы все еще болеем любовью". Даже в 75. Еще раз, еще раз!" "Как замечательно было бы спать с ним...". Этой мечте Томаса Манна не суждено сбыться, но он превратит кельнера Франца в очаровательного авантюриста Феликса Круля.

Гомоэротические увлечения Томаса Манна были несовместимы с его нравственными воззрениями. В его произведениях однополая любовь всегда приносит страдания и остается невостребованной. Гомоэротизм Тонио Крегера знак его посторонности, неспособности органически войти в обыденный мир, он реализует себя только в искусстве.

Та же коллизия - в "Смерти в Венеции", которая, по словам автора, "не что иное, как "Тонио Крегер", рассказанный еще раз на более высокой возрастной ступени" Знаменитый писатель Густав Ашенбах всю жизнь строго контролировал свои чувства, но оказавшись после болезни на отдыхе в Венеции, он невольно расслабился, поддавшись очарованию 14-летнего Тадзио. Ашенбах, как и его прообраз, не посмел ни подойти, ни заговорить с мальчиком, но он "знал каждую линию, каждый поворот этого прекрасного, ничем не стесненного тела, всякий раз наново приветствовал он уже знакомую черту красоты, и не было конца его восхищению, радостной взволнованности чувств... Одурманенный и сбитый с толку, он знал только одно, только одного и хотел: неотступно преследовать того, кто зажег его кровь, мечтать о нем, и когда его не было вблизи, по обычаю всех любящих нашептывал нежные слова его тени". Одинокая немая страсть разрушает упорядоченный внутренний мир и стиль жизни писателя. Ашенбах не может работать, старается выглядеть моложе, унижает себя использованием косметики и в конечном итоге заболевает и умирает, глядя на играющего вдали Тадзио.