Я обязательно вернусь - Эльмира Нетесова

Юлька терпела эту безысходность, сцепив зубы, и, наконец, решилась сходить к главврачу, попросить себе работу еще на полставки.

— О чем это ты размечталась? На тебя столько жалоб от больных поступило. Обижаются люди за грубость, плохое отношение и на многое другое. Уже сколько раз просили заменить тебя другою медсестрой. Мы как могли, уговаривали больных. Сколько с тобою беседовали, пытались перевоспитать, переломить грубость, сделать тебя отзывчивее и добрее, но ничего не получилось. Какие полставки просишь? У нас намечается сокращение штата! Как понимаешь, ты первый кандидат! Готовься! Ищи работу заранее. Ты не единственная останешься за воротами больницы. Я ничем не смогу помочь тебе, — обшарил человек Юлькину фигуру и отвернулся, не проявил интереса. Таких как она в больнице хватало. Они были хитрее и умнее Юльки, потому, избежали сокращения, остались работать в больнице.

Юльке ни в чем не повезло. Она не сумела обзавестись подругами ни в городе среди одноклассников, ни на работе. Стеснялась того, что была плохо одета, что ее родители разошлись и не помогают как нужно, сколько ни старалась, нигде не нашла приработок.

— Невезучая! — говорили в глаза знакомые. И Юлька со временем поверила в это. Когда ее и впрямь сократили, обошла все городские поликлиники и больницы, но и там ничего не получилось, ей отказывали сразу, мол, своих сокращали. Наши женщины в торговлю уходят. Тебе тоже придется переквалифицироваться, другого выхода нет.

Юлька упрямо искала работу. Но… Ничего не получалось. Таких как она в городе было много.

— Идите в почтальонки, дворником или сторожем, можно посудомойщицей в ресторан или в кафе. Но зарплата там ниже вашей прежней, — предупреждали заранее на бирже труда.

Юлька возвращалась домой усталая, разбитая, голодная и продрогшая. Валилась в постель и, укрывшись одеялом, согревалась. Вот в один из таких вечеров к ней вновь пришел Юрий Михайлович:

— О-о! Да ты совсем дошла! Сущая старуха! Карга! Посмотри на себя! Или заболела?

— Простыла, — призналась, закашлявшись.

— У тебя мед, чай есть? — спросил девку

— Хлеба нет, а вы о чем завелись?

— Я сейчас вернусь, — выдавился в дверь и через полчаса приволок две сумки набитые продуктами до отказа.

Юрий Михайлович заставил Юльку лечь в постель, сам приготовил чай и бутерброды, подал в постель:

— А меня сократили! — пожаловалась Юлька человеку и покраснела от неловкости. Она хотела отказаться от еды, но как, во рту уже два дня не было ни крошки. Руки, не слушая разума, трясясь, хватали бутерброды один за другим. Как быстро они кончились. Юрий Михайлович сделал еще, поставил и кружку чаю.

— Пей, ешь. Совсем силы потеряла девчонка.

— Мне б работу найти, — услышал в ответ.

— Не смеши! О чем теперь говорить, кто возьмет тебя такую? Смотреть без слез нельзя. Одна душа в скелете! Какая работа? Никуда не возьмут. Только пугалом в бухарник. Там алкаши, завидев тебя, вмиг откинутся. Хорошо, что Ленку не пустил, она б опять не спала ночами.

— Не нужна ей, — отмахнулась Юлька.

— Если б так, как бы я сюда зарулил, скажи мне? — уставился пронзительно.

— Не знаю, как жить дальше, — призналась, едва сдерживая слезы.

— Сначала вылечись. Потом о жизни говори. Ты теперь ни на что не похожа, — оборвал резко и предложил:

— Может в больницу тебя устроить, там обследуют, подлечат, когда встанешь на ноги, что-то придумаем с твоим будущим. Ты, как думаю, за это время поумнела.

— Вы о чем? — не сразу поняла Юлька.

— Совсем мозги заклинило! Иль не помнишь, о чем в прошлый раз базарили? Лучше быть живой содержанкой, чем откинувшейся дурой! Теперь замужние бабехи в путанах подрабатывают и заколачивают кучеряво, все довольны! А ты ломаешься! Не такие как ты уговорились. Все потому, что умнее оказались. Из всех зол и благ выбрали самое правильное — жизнь!

— Юрий Михайлович! Может, они правы! Я не спорю ни с кем. Но у каждого своя правота. Она тоже одна, как жизнь. Я себя не сумею переломить. И без того слишком много горя и грязи вокруг. Не хватает еще и на себя плюнуть.

— А ты давно это сделала! Иль не видишь? Только ненормальная, дура, сможет мучиться как ты. Ну что этим доказываешь себе или людям? Не хочешь лучшей судьбы? Посуди, что подумают о тебе? Глянь, в каких лохмотьях ходишь? Кто такую всерьез воспримет. Твои убежденья устарели, их никто не поймет. Никто, как ни старайся, не подумает о тебе лучше, чем о себе. Назовут сумасбродкой или неудачницей во всем. Вон, мои девчатки живут! Весело и легко! У них все есть. И кругом получается так, как они хотят, ни в чем отказа и ограничений. Чем ты хуже их? Аленку все в городе любят. Она где бы ни появилась, вокруг ее знают. А кто о тебе слышал что-нибудь? Выкинули из больницы, имя забыли. Конечно, ни тебя единую, но те, наверное, нашли выход и не умерли с голода. Конечно, ты могла б поехать в деревню к бабке, к матери своего отца. Елена и теперь не без ужаса ее вспоминает. Они не ужились вместе. С нею и Борису тяжко приходилось. Но ему положено терпеть. Он сын да к тому же единственный. Может тебе повезет поладить с нею. Но зачем? Только в угоду глупым убежденьям, а они со временем меняются. И ты поневоле поумнеешь. Но не опоздаешь ли? Есть и еще выход! Возьми на квартиру людей, пару человек в свою комнату. Тебе будут платить. Хоть не густо, но все ж доход. Там какой-то приработок подвернется. Глядишь, понемногу встанешь на ноги. Ведь ты пойми, сегодня сократили с работы. Завтра будут уговаривать вернуться. Ведь жизнь это цирк! Кто удержался на трапеции, тот победил. А уж чего стоит эта победа, уже многим известно. Скоро и ты узнаешь ей цену! На меня не кипи. Я зла тебе не желаю, подсказываю выходы из ситуации. А решать, самой придется. Навязывать не хочу. Ты сама уже взрослая. Я и рад бы поддержать, но трое своих детей имеются. Их ни на минуту не забываю. И как ни дорога мне твоя мать, а дети любимее. Я без них не дышу и не живу. Вот тебе немного деньжат на время лечения и старайся скорее выкарабкаться. Не расслабляйся, не поддавайся неудачам. Держи себя в руках и помни, что только слабых косят горести. Тебе очень нужно удержаться.

Когда он вышел, Юлька встала. Заставила себя принять ванну и, прибрав в квартире, стала обдумывать все советы Юрия Михайловича. А тут и соседка, Димкина бабка пришла, с миской оладок:

— Ешь, покуда горячие! — предложила Юльке.

— Это с какого праздника их напекли?

— Ну, как же нынче по-другому? Я ж к себе сокола привела! Мужика приглядела и прямо с нашего клуба домой приволокла. У всех отбила. Взяла его под руку, а иначе идти склизко, так-то держась друг за дружку, пришли. Ой, умора! А мой кавалер покудова ботинки в прихожке снял, весь наскрозь исперделся. Меня смех взял. Но смолчала, чтоб не обиделся. Ну, я его чаем напоила с вареньем и сушками, разговор повела про жизнь. Выведала, что он старей на цельных восемь зим. Пензию имеет хорошую. Но на все места хворый. Так-то сам признался. К ному врачей часто присылают, потому что участник войны.

Какой?

Знамо дело! С немцем воевал! Говорит, что наград у него цельное ведро. Он их от правнуков прячет. Оно приноровились воровать по штуке и продавать на базаре. А деньги на курево, на пиво тратят. Так вот ужо с десяток наград пропили. Он когда пересчитал, обнаружил нехватку, скандал сочинил своим, всем поголовно. Пригрозил с квартиры взашей выбросить до единого. И приволочь взамен им хозяйку, чтоб она его досматривала. Ну, домашние, понятно, враз переполохались. А и кому охота такого деда упускать? Ну, мой сокол решил дело до концов довесть. Весь как есть, в мундире приплелся, при наградах и погонах. Такие в нашем клубе не часто появляются. Старухи обмерли, рты раззявили, протезы пороняли. Ну, пока они и себя пришли, я сразу смекнула и к нему галопом. Всех на скаку опередила. Другие только на полпути, а я его уже в гости к себе сговорила. Он мигом согласный стал. Еще бы! Я ж как знала, угощеньем запаслась загодя.

— Значит, у вас удача в руках! Поздравляю! — порадовалась за бабку, та сверкала протезами во рту и взахлеб рассказывала.

— Мы с ним до ночи тарахтели. Все про жизнь. Он про мою пензию дознался, про детей и внуков. спросил, сколько их у меня прописано, помогают иль нет, часто ли навещают? Все ему обсказала. Ответил, что подумает. Нынче обещал позвонить. Но покуда молчит. Видно со своими думает.

— А как ваши дети, Димка?

— Чего я стану их праздновать? Они поустроились. Все имеют, а у меня даже старика нет! Как без него буду маяться? Ить и побрехаться не с кем! В койке одной вовсе холодно, а и спину согреть некому. Так хоть этот будет подле меня вместе с медалями и пенсией. Мужик он и есть мужик. Сколько поживем и на том спасибо. А легко ли одной бедовать? Даже облаять некого.

— А если этот дед не стерпит ругачки?

— Куда ж ему деваться? Все мы бабы одинаковы. Не живем без бреху!