Обжора-хохотун. История, рассказанная сэром Мелифаро - Макс Фрай

Улицу Синих Фонарей я нашел быстро, хотя Левобережье знал тогда плохо, — просто повезло. Отыскать самый большой дом труда не составило. По сравнению с монументальным жилищем Королевского парфюмера все близлежащие особняки выглядели почти игрушечными. При этом окружавший строение сад был заметно меньше соседских, а потому казался вовсе отсутствующим. Зато с дверными амулетами дела тут обстояли неплохо: их было штук шесть, и они более-менее слаженно исполнили немудреную старинную мелодию. Небось подарок хозяйке от одного нашего общего знакомого, невольно подумал я. Как только от сердца оторвал? Или они просто недостаточно хороши для его коллекции?

Дверь мне открыли сразу четверо слуг, одетые по моде времен Вурдалачьей династии, если не вовсе Королевы Вельдхут. Ох уж эти мне придворные, даже дома максимально усложняют себе жизнь, хотя, казалось бы, где еще отдыхать от дворцовых церемоний? С другой стороны, возможно, им необходимо каждый день тренироваться, чтобы не потерять форму.

Так или иначе, а слуг было четверо, и вместо того, чтобы прямо спросить, какого черта мне надо, эти немолодые дарования хором затянули приветственную песнь, столь же древнюю, как покрой их костюмов. Пришлось стоять столбом на пороге и слушать, с тоской думая, что здешние дверные амулеты, при всех своих недостатках, гораздо музыкальнее, чем домочадцы.

Впрочем, страдал я не совсем напрасно. Последний, восьмой по счету куплет песни содержал завуалированный вопрос: «На кой ты сюда приперся, о прекрасный незнакомец?» — с которого, если по уму, и следовало начать.

После этого я счел возможным сообщить, что зовут меня сэр Мелифаро, я служащий Малого Тайного Сыскного Войска Его Величества Гурига Восьмого и мне необходимо немедленно поговорить с братом хозяина дома, сэром Атвой Ачуани, который, если верить полученной мною информации, в настоящий момент здесь гостит. Причем изложил все это столь высокопарно и многословно, словно бы сам только-только приступил к службе при Восемнадцатом Сортире третьего этажа замка Рулх мойщиком горшков четвертой ступени. Заканчивая говорить, чувствовал, что мой язык вот-вот завяжется узлом, но обошлось.

Слуги переглянулись, один отвесил мне глубочайший поклон, развернулся и ушел докладывать. Остальные снова запели. На сей раз прозвучало музыкальное произведение поновее, времен правления первого из Гуригов. Его содержание не имело никакого отношения к происходящему, очевидно, меня просто развлекали, чтобы ожидание казалось не столь томительным. Если бы кто-то спросил моего мнения, я бы сказал, что уж лучше бы они одновременно закурили, но делать нечего, пришлось терпеть.

Наконец ушедший слуга вернулся во главе четверки носильщиков, на чьих могучих плечах возлежал паланкин. К счастью, я уже пару раз попадал в подобную ситуацию, навещая своих однокашников. Поэтому, не теряя времени на уверения, что я вполне в силах самостоятельно добраться до гостиной, сел в паланкин и позволил этим красавцам нести меня, куда им вздумается.

Шествие возглавили певцы — трио снова стало квартетом и на радостях так фальшивило, что я едва жив остался. Хорошо, хоть путь наш был недолог — всего-то два коридора, три поворота, и мы оказались на месте. То есть в огромной комнате, обстановка которой могла бы на несколько лет обеспечить стабильными доходами добрую дюжину антикварных лавок. Все предметы мебели были необыкновенно хороши, но сказать, что их удачно расставили, у меня язык не повернется.

Меня выгрузили в дальнем конце помещения, где стояли удобные старинные кресла, а на простом, почти деревенском деревянном столе красовалась целая коллекция разнообразных бутылок. Братья Ачуани деловито дегустировали напитки, разливая их в разноцветные стаканы лохрийского стекла; похоже, они предавались этому похвальному занятию с самого утра, если не вовсе со вчерашнего вечера. Выглядели оба хуже некуда — тощий пожилой господин в замызганном темно-синем домашнем лоохи, другой заметно моложе и пошире в кости, в одежде, расшитой крестами и кругами, но таких тусклых, унылых цветов, что лучше бы уж вовсе без узоров. Лица у обоих расслабились и размякли — казалось, если сейчас подует ветер, их щеки, губы и носы затрепещут, как вывешенное на просушку белье.

— Что будете пить? — не здороваясь, спросил меня тот, что выглядел старшим.

На самом деле хозяин дома был младше своего брата чуть ли не на сотню лет. Известное дело, могущественные колдуны живут гораздо дольше, чем обычные люди, а старятся обычно только в тех случаях, когда это полезно для дела. В прежние времена придавать себе солидный облик любили многие Великие Магистры, а нынче, кажется, так развлекаются только леди Сотофа из Семилистника, наш шеф да сэр Кофа Йох — в те редкие мгновения, когда бывает похож сам на себя.

— На ваше усмотрение, — вежливо ответил я.

Для чистосердечного признания, что в выпивке такого класса я совершенно не разбираюсь, было не время и не место.

Сэр Кетторама Ачуани внимательно оглядел шеренгу бутылок, громко икнул, внезапно пригорюнился и, похоже, забыл о моем существовании. Зато зашевелился сэр Атва.

— Просто возьмите любой стакан, — сказал он. — Мы в них не плевали, — и рассмеялся этой немудреной шутке. Хохотал громко, долго, от всей души. Я уж было подумал, он теперь никогда не успокоится, плакал мой допрос. Ну хоть выпью, раз предлагают, пусть будет какая-никакая польза от этого нелепого визита.

Выбрал оранжевый стакан и ни секунды об этом не жалел. Вино в нем оказалось легкое, сладковатое, с ароматом свежескошенной травы — никогда такого не пробовал.

Я пил, сэр Атва Ачуани смеялся, сэр Кетторама изучал свое внутреннее пространство, застывшие на пороге слуги безмолвствовали. Казалось, так будет вечно, однако мой весельчак внезапно замолчал, отхлебнул из ближайшего к нему стакана и спросил:

— А собственно, зачем я понадобился Тайному Сыску? Вроде ничего интересного последние лет восемьдесят в моей жизни не происходило. И рад бы быть тем человеком, которого вам есть о чем расспросить, но я — не он. Живу, как блаженный мешок компоста, Кодекс, будь он неладен, чту. Вот разве что Магистра Нуфлина еще ни разу в задницу не целовал. Чего не было, того не было. Вы поэтому за мной пришли?

Запомни, сказал я себе, это называется «милейший человек». Одно удовольствие иметь с ним дело — с точки зрения сэра Кофы. Учти на будущее.

И прежде чем высказываться вслух, постарался вспомнить, как обычно выглядит и каким тоном говорит этот зануда Лонли-Локли. Сейчас я, чего греха таить, завидовал его невозмутимости и умению мгновенно доводить людей до белого каления. И решил, что непременно надо будет научиться корчить такие же равнодушные рожи. Может пригодиться в некоторых непростых ситуациях.

— Это как раз очень хорошо, что вы не целовали никаких задниц, — наконец сказал я. — Подобное поведение совершенно недопустимо, поскольку противоречит элементарным нормам гигиены.

Вместо того чтобы удивиться или обидеться, этот чудак снова расхохотался. Я взял следующий стакан, пригубил неизвестный крепкий напиток и приготовился ждать. Был почти уверен, что трачу время не зря. Ясно же, что только такой смешливый колдун и мог сделать подозрительного богача жизнерадостным призраком. Даже смех у них похож, только у сэра Атвы, хвала Магистрам, не настолько заразительный, а то плохи бы были мои дела.

— Унхан Магарас умер нынче ночью, — сказал я, когда он наконец успокоился.

Сэр Атва Ачуани оживился необыкновенно. Глаза засияли, разбежавшиеся в разные стороны черты внезапно собрались в умное, осмысленное и чрезвычайно привлекательное лицо, даже узор на лоохи, похоже, стал ярче, и я подумал, что зря вот так сразу счел, что у него нет ни вкуса, ни фантазии. Для человека, сидящего в гостях у родного брата, то есть практически у себя дома, его наряд был не так уж плох.

— И что? — нетерпеливо спросил он. — Все получилось?

— Еще как, — заверил его я. — Прекрасный вышел призрак. Хохочет и жрет, жрет и хохочет. Причем так заразительно, что все вокруг тоже начинают жрать и хохотать, — а вот это уже проблема. Мы с сэром Кофой нынче в «Зеленом супе» целую коробку умпонских пилюль от обжорства извели.

— Слаб желудками нынешний народец, — презрительно отмахнулся сэр Атва. — Вот в прежние времена сутками могли обжираться, и хоть бы что.

— Я те времена не застал. Однако уверен, дело в том, что повара тогда колдовали. А теперь — почти нет. Поэтому пища стала тяжелее, — заметил я.

— Ваша правда, сэр Мелифаро. Так вы говорите, призрак господина Магараса не только смеется, но и ест? Не притворяется, не имитирует, а жует и глотает?

— Своими глазами видел, как он кусал колбасу.

— Отлично! Я не был уверен, что это получится.

— Слушайте, а почему он так действует на окружающих? — спросил я. — В смысле, почему все остальные тоже начинают жрать и хохотать?