Французский жених, или Рейтинг одиноких мужчин - Екатерина Гринева

– Красиво?

– У вас такая манера подкрадываться!..

– И что?

– Ничего.

Он встал рядом со мной.

– Сказочное место – эта Французская Ривьера. – Андре подвинулся ближе. – Мне кажется, что вы все время сердитесь на меня. За что?

– Кажется.

Не могла же я сказать ему, что я зла и раздражена на него из-за его равнодушия ко мне, из-за его самообладания. Я же просто теряла голову в его присутствии, и сохранить хладнокровие мне стоило больших усилий.

Хваленая прибалтийская выдержка!

И еще – древний польский род!

Я призывала их в свои союзники, потому что иначе мне было очень трудно предсказать свое поведение – возможно, я кинулась бы ему на шею, повисла бы на нем, красиво, как в кино, запрокинув голову, или просто взяла бы руку и провела ею по своему лицу… Или прильнула бы к его руке губами.

Все в нем волновало, будоражило меня.

И та ночь – была!

Я вдруг почему-то подумала, что этот вечер должен закончиться как-то по-другому, не так, как я предполагала еще пять минут тому назад.

Что-то щелкнуло в моей голове, и я посмотрела на Андре, слегка приоткрыв рот.

«А почему бы и нет?»

Я не должна сидеть сложа руки и ждать, пока такой мужчина, как Андре, сам снизойдет до меня. Уже столько всего сказано-пересказано о том, что женщина должна бороться за своего мужчину, что пора бы и мне взять эти слова на вооружение.

А если это будет выглядеть смешно? И глупо?

А если он откажется? Что тогда?

Я решительно тряхнула головой. Но расстаться сейчас с ним – это будет как-то… неправильно. Да и вид с террасы открывался сказочный! Обстановка располагала…

Я придвинулась поближе к нему. Так, самую малость.

– Вы далеко остановились?

Он повернул ко мне голову медленно и посмотрел на меня, словно пытался вникнуть в смысл моих слов.

– Остановился?

– Да. В каком отеле? Или вы живете на вилле Колпачевского? – эти слова я постаралась произнести небрежным тоном, как опытная сердцеедка. Но ведь есть же на свете женщины, которые ловко накидывают на мужчин петлю в самый первый раз и потом водят их на этом поводке, словно дрессированных собачек. Почему бы и мне не стать такой? И когда-то мне надо же научиться этому! Так жить гораздо легче, менее обременительно и приятно. Роковые красавицы правят миром, тогда как забитые, скромные, ничего не ожидающие и ничего не требующие девушки все время остаются у разбитого корыта, которое они разбивают сами, своими собственными руками. Я не могу больше идти на поводу у обстоятельств!

Я не могла себе признаться в том, что мне надоел секс с Пашей, где все было взвешено, обмерено и рассчитано. Вплоть до минут-секунд, и не было ничего взрывного, неожиданного. Мне надоело чувствовать себя то ли полумертвой, то ли полуживой. Я еще не познала до конца ту простую истину, что плохой мужчина убивает женщину медленно, но верно.

– В настоящий момент я живу на вилле Константина Диодоровича. Но у меня есть и номер в отеле. Я живу то здесь, то там. А что? Вы собираетесь прийти ко мне в гости?

– Почему бы и нет? – пути Назад не было, и я закусила губу. Я смотрела на него, и сердце мое бухало тяжело, размеренно. Как филин в ночном лесу. Я даже не думала, что от этого ответа столь многое зависит. Теперь я испугалась своего игривого тона: наверное, все-таки я произнесла это как-то не так. Не теми словами и не с той интонацией. Переборщила. Искусству быть роковой учатся с младых ногтей, и одним наскоком тут ничего не решишь, из гусеницы бабочка сразу не вылупится. Не надо было мне так… очертя голову… И теперь вместо роковой красавицы на меня навесят ярлык «дурочки» или, что еще хуже, – «проститутки», готовой бежать в отель к почти незнакомому мужчине. Правда, после той ночи в Париже терять мне почти нечего. Но все же… Тот раз можно списать на сам Париж и мои нервы… А этот?

– Весьма польщен, но – не могу. Дела, дела, дела…

Говоря эти слова, он не отводил от меня взгляда, как бы желая увидеть мою реакцию.

Это было так, словно он залепил мне пощечину – с размаху, наотмашь. На секунду я даже зажмурилась. Мне показалось, что тень этой несостоявшейся пощечины еще витает в воздухе и я слышу ее звук. И – больно щеке. Инстинктивно я схватилась за щеку.

– У вас болят зубы?

– Нет, – сказала я сердито.

Теперь все окончательно порушено, я никогда не прощу ему своего позора и того, что сама набивалась к нему в любовницы, а меня отвергли под предлогом – «дела, дела, дела…».

Почти шекспировское – «слова, слова, слова…».

Я ему нисколечко не нравлюсь. И почему я не поняла это раньше? Просто ему скучно, не с кем поговорить, а может, его привлекает загадочная русская душа? Все иностранцы от этого тащатся.

– Вам моя душа нужна? – вырвалось у меня.

– Душа? – Он посмотрел на меня с явным удивлением. – Я что, похож на вампира? А потом… кажется, вы говорили о чем-то… более телесном. И собирались прийти ко мне в номер.

Теперь уже у меня появилось острое желание ему врезать.

– Я уже передумала.

– Так быстро?

– Так быстро! Да возьмите вы свой пиджак! Зачем вы его на меня повесили? Я вам не вешалка! – и с этими словами я решительно сняла пиджак и сунула ему в руки.

– Но вам же холодно.

– А вам-то что? Замерзла я или присоединилась к отряду ошпаренных и обгоревших – какое вам дело? Что это вы все время выскакиваете, как черт из табакерки, и делаете вид, что опекаете меня? То в кафе водите, то пиджаками расшвыриваетесь! Разговорчики пытаетесь душевные вести! Пользуетесь девушкой. А у нее сдают нервы, у нее бабушка умерла недавно, плюс – неприятности в личной жизни и по работе… Что вам от меня нужно? Информацию? О чем? О хозяине дома?

– Можно не орать? – хладнокровно осадил меня Андре. – Вы о себе много воображаете.

– Я?!

– Вы! Простые знаки внимания вы воспринимаете как угрозу. Я что, на вас нападаю или пытаюсь вас ограбить? Вы на меня смотрите как на врага. Вы словно пытаетесь отомстить мне за что-то. И никто вами не пользовался, вы…

Закончить ему я не дала:

– На этот раз много о себе воображаете вы!

– А как же ваше обещание прийти ко мне в отель?

У меня захолонуло сердце. Напоролась! Меня опустили ниже плинтуса, отчитали как девчонку!

– Я пошутила. С юмором у вас не очень, это я уже поняла…

– Да? А у вас «не очень» с пониманием серьезных вещей!

– А пошли вы знаете куда! – И я резко повернулась к нему спиной.

Продолжать нашу «милую» беседу у меня не было никаких сил.

Я отправилась в свою комнату, но сидеть там было невыносимо тошно – хоть волком вой. Немного подумав, я решила сойти вниз и потолкаться немного среди гостей. Я была разгорячена недавним разговором с Андре, раздражена и жутко зла.

Закрыв дверь, я пошла в оранжерею. Еще в прошлый раз я заметила там уютный маленький диванчик. В оранжерее никого не было, я прошла в глубь искусственного сада и села на диванчик, сильно ссутулившись. Дела мои – дрянь! К горлу подступил комок. Послышался какой-то шум, и я встала, машинально сделав несколько шагов в сторону. Мне не хотелось никого видеть и ни с кем общаться. Следует уйти из оранжереи, вернуться в комнату и пораньше лечь спать.

Я выглянула из-за дерева с широкими гладкими листьями шириной с мои две ладони и увидела… Баранова! Я отпрянула назад. Встречаться с ним мне категорически не хотелось.

Послышалось тихое:

– Алло!

Баранов кому-то звонил.

Положение было дурацкое. Я затаилась и застыла на месте не дыша.

– Завтра она смотрит коллекцию. Ее надо ликвидировать. И чем раньше – тем лучше.

Голос тихий, слышно еле-еле.

Я напряглась, вслушиваясь, и лихорадочно пыталась сообразить, что и кто имеются в виду. И кого надо ликвидировать? Меня?! По спине прошел холодок.

– Да… – едва слышно долетело до меня. – Конечно. Я согласен…

Шаги раздались совсем близко. Я замерла, ужасно боясь, что не выдержу и чихну, или просто пошевелюсь и вздохну, или издам какой-то другой звук и тем самым обнаружу себя. Никогда еще время не текло так медленно, я старалась даже не дышать, но вот шаги удалились, и я осторожно выглянула. Никого…

Я поднялась на второй этаж и вышла на террасу. Может быть, я надеялась, что Андре Валасьен все еще стоит там? Но на террасе никого не было. Мои щеки горели, хотелось с кем-то посоветоваться. Я посмотрела на часы – три часа ночи. Звонить Паше поздно, лучше сделать это утром. Но как я проживу эту ночь, если меня хотят «ликвидировать»? А если обратиться к Пермяку и сказать ему, что я волнуюсь за свою безопасность и пусть они мне предоставят личного телохранителя?

И тут я невольно открыла рот.

Я вдруг поняла, что не могу никому доверять. Абсолютно никому! Ни Пермяку, ни Марианне Николаевне, ни тем более Баранову или Андре Валасьену. Я стала частью чьей-то тонкой, изощренной игры и должна самостоятельно разобраться в ней.

Если, конечно, смогу.

Или успею.

Я вздрогнула и обхватила себя руками за плечи: неожиданно мне стало холодно, очень холодно, и я поспешно поднесла пальцы ко рту, согревая их собственным дыханием. Так я обычно делала зимой, когда мороз проникал даже сквозь самые теплые перчатки, и я снимала их и дышала на руки. Сейчас на улице была плюсовая температура, но я словно попала в разгар лютой стужи с ее пронизывающим ветром.