Леди Феникс - Полякова Татьяна

— Возможен и такой вариант, — пожала я плечами. — Бывает, что мужчины даже не подозревают о том, что у них растет ребенок, — я невольно усмехнулась, произнося эти слова.

— Ага. Он не знал, а она после его смерти тут как тут. Жулики и аферисты. И она, и папаша ее.

— Юля вам не нравится? — улыбнулась я. Екатерина Владимировна нахмурилась.

— А чего в ней хорошего, чтоб нравиться? Ни ума, ни красоты, а такое из себя гнет. Ты, говорит мне, прислуга, вот и помалкивай и в комнате убрать не забудь. За девять лет я от хозяев ничего подобного не слышала, всегда уважительно, по имени-отчеству, и я свое место знаю, куда не просят — не лезу, но и указывать мне нечего, особенно такой, как она. Жениха себе нашла. Торгаша с рынка, страшенный, и ей, считай, в отцы годится. Ну не дура ли? Она к нему шастает, а мне от хозяйки неприятность. Вышло так, что вроде я ключи потеряла, а я знаю, что их Юлька брала.

— Какие ключи? — вновь насторожилась я, беседа становилась все интереснее.

— От калитки. У нас сзади калитка есть, пользуются ею редко, в основном мусор вывозят. Ключ внизу висел. А тут машина приехала, землю под цветы при везли, а ключей нет. Пришлось ее от ворот на клумбы таскать. Где ключ? Я калиткой пользуюсь, значит, я и потеряла. Спорить я не стала, но точно знаю, что ключ Юлька брала. Окна ее комнаты в сад выходят, так она в окно вылезет и через калитку на улицу, это чтоб никто не знал, что она со своим рыночным болтается. Ночи напролет где-то бродит, непутевая. Но ничего, я ее сослежу. Сбежит, а я калитку на засов, и пусть до утра на пороге сидит или среди ночи Нину будит, тогда та узнает, чем Юлька по ночам занимается. И днем моду взяла, музыку включит, вроде она в комнате у себя, а сама через калитку к папаше. Конспирацию соблюдает. Говорю, у Юльки ключ, глаза б мои ее не видели.

— А сегодня Юля с утра была дома?

— Кто ее знает. Вроде дома, музыка орала. Нина ее беспокоить не велит, не моги в комнату войти, когда эта принцесса там. Принцесса, а замашки, как у уличной девки.

— Вы сегодня за покупками ездили?

— Да. Как всегда.

— На автобусе?

— Что вы, я с Павликом, это водитель наш. Сама Нина Константиновна машину не водит, вот он у нас с тех пор, как Иван Демьянович помер. Работы у него немного, он еще и по дому помогает, лампочку там поменять или починить чего… хороший парень.

— Когда вы вернулись. Юля дома была?

— Музыка орала. Хозяйка в ванной. Она, бывает, по часу лежит. Вода ее успокаивает. Потом Юлька ушла, я в окно видела. С кухни калитку хорошо видно.

— Она через центральную калитку вышла?

— Да. Но за угол свернула, вроде как к парку пошла или к остановке, так ближе.

Юля отправилась в сквер, но задней калиткой не воспользовалась, хотя, если верить Екатерине Владимировне, ключ был у нее.

— А как девушки между собой уживаются? — спросила я.

— Лена с Юлькой? Да никак. Нина Юльку дочке навязывает, и та, конечно, матери не перечит, только подруги из них… — она махнула рукой и отвернулась.

— А где сейчас Лена?

— К подруге уехала. Думаю, от Юльки сбежала. Осточертела она ей, а родная мать вроде ничего не замечает и знай свое твердит: "Лена, возьми с собой Юлю". Если так дальше пойдет, ребенок и вовсе из дома сбежит. Я хотела за Лену вступиться, только ведь скажут: не твое дело. А душа вся изболелась. Я ведь ее с каких пор знаю… — Екатерина Владимировна приподняла руку от пола на полметра, что должно было означать, что Лену она знает едва ли не с пеленок.

— У родителей с Леной никогда проблем не было?

— Нет. Она учится хорошо, музыкой занимается и вообще воспитанная. Знает, когда сказать, а когда промолчать. Конечно, всякое бывало, года три назад у соседской машины стекло разбила. Сосед собаку сбил, дворняжку, жила тут на общих хлебах, и чего ее сосед невзлюбил… Сбил вроде нечаянно, но все равно получилось, что нарочно. Лена взяла дубину такую здоровую, забыла, как называется…

— Бейсбольную биту?

— Точно. Ну и по стеклу ему. Конечно, скандал страшный, Григорий Петрович, покойный, с ней тогда очень строго говорил. Ты, сказал, так поступила, потому что уверена, я деньги заплачу и ничего тебе не будет, а это, сказал, низко. Лена тогда долго плакала, я ее утешала, потому что правильно она сделала, если по-честному, и отец, я уверена, так же думал. А то, что отругал, так это само собой… Ленка с Юлькой — небо и земля — никогда не подружатся, — скороговоркой закончила она, потому что мы как раз въезжали во двор дома, где она жила.

Мы простились, и я опять задумалась. Теоретически и Юля, и сама Нина могли покинуть дом незаметно. Вот только причин им убивать Бокова я не вижу. Юле он отец, хотя, возможно, и не родной, но, безусловно, пекущийся о ее благе. Что касается Нины… допустим, Боков ее все-таки шантажировал, но ее забота о Юле этому противоречит. Женщина боится, что подозрение падет на ее псевдоплемянницу. Конечно, больше всего меня беспокоит, где сейчас Лена. Очень может быть, ей угрожает опасность. Но где ее искать, я понятия не имею. Я уверена, что менты справились бы с этим не в пример лучше, но, похоже, о милиции Нина и слышать не желает. Значит, стоит попытаться найти Юлю, чтобы задать ей несколько вопросов, в том числе и о том, где может находиться Лена. Если честно, я уверена, что Юлю смогу разыскать скорее, чем это сделает милиция, по собственному опыту зная, как они бывают нерасторопны.

И я отправилась в известную мне шашлычную. На этот раз хозяин сидел в зале и, завидев меня, разулыбался так, что его пухлые щеки переместились в район ушей, а я смогла убедиться: у него не хватает четырех коренных зубов, и порадовалась, что в этом смысле у меня все в порядке.

— Ольга Сергеевна, дорогая, — запел он, раскидывая руки.

— Вот что, дорогой, я хочу знать, где сейчас тот самый Алик, будет еще лучше, если вы приведете его сюда за шиворот.

— Случилось что-нибудь? — помрачнел он.

— Случилось, — кивнула я. — Девочка ушла из дома. Если у него мозги есть, самое время сказать, где девчонка, а если у него их нет, то самое время вмешаться вам и объяснить недотепе, что неприятности никому не нужны.

— Конечно, не нужны. Я понимаю. Очень хорошо понимаю. Все скажу брату, он с ним поговорит.

Ашот прижимал руку к сердцу и кивал в такт своим словам, а я устроилась на стуле, положила мобильный на стол и сказала:

— У вас полчаса.

Ему это не понравилось. Более того, он относился к той категории людей, которые терпеть не могут, когда им угрожают, что я прекрасно понимала, раз сама к ним отношусь. Но он был мудрым человеком и знал — я способна осложнить жизнь не только лично ему, но и его многочисленным единоверцам, и те, разумеется, в восторг от этого не придут. Гнев в его очах угас довольно быстро, он кивнул и пошел в сторону кухни, я слышала, как он говорит что-то на родном языке. После этого за перегородкой мимо прошел рослый парень, косясь на меня, и покинул кафе через служебную дверь. А я стала ждать.

Хозяин отнесся к моим словам серьезно, и посыльному понадобилось гораздо меньше времени, чем назвала я. Через двадцать минут он уже вернулся, пошептался с хозяином, который настойчиво предлагал мне отведать шашлыков, я же отвечала, что подожду, давая понять, что если мои слова к сведению приняли и девушка уже сейчас вернется домой, то на радости с хорошим человеком можно и пообедать, а если девушки нет, то и дружбы нет, а с кем попало я не ем, примета плохая.

Итак, посыльный пошептался с хозяином, тот скроил печальную мину, того гляди заплачет, и со вздохом произнес:

— Ничем не могу помочь, уважаемая. Не там девушку ищешь. Алик уехал, еще вчера утром, на поезде. Домой уехал, мать заболела.

— Не пойдет, — усмехнулась я. — Умный человек, а чепуху говоришь. Или меня дурой считаешь?

— Зачем такие слова? — поморщился он. — Клянусь, уехал Алик. Билет брат видел, можешь проверить.

— Я проверю, — кивнула я. — Только ведь я не просто проверю, куплен ли билет, я проводника разыщу и узнаю, был Алик в поезде или нет, а если был, тот ли, кто мне нужен. И что с матерью, тоже узнаю. И если выяснится, что билет был, а вот парня в поезде нет… извини, уважаемый, тогда я очень рассержусь, и не будет в нашем городе места, где можно покушать такой замечательный шашлык, и тебя, дорогой, в нашем городе тоже не будет.

На этот раз обошлось без улыбок и даже без слов. Хозяин поднялся и ушел, пряча взгляд, который мог бы испепелить меня на месте, но я к таким взглядам давно привыкла, и они особого впечатления на меня не производили. Через полчаса хозяин вернулся в компании мужчины лет тридцати пяти, абсолютно славянской внешности, акцент, правда, говорил сам за себя, хотя он и произнес всего несколько слов:

— Алика нет, вчера уехал. Я его выгнал.

— За что?

— Работает плохо. Велел домой ехать. Должен был уехать, я билет видел.

— Но вы допускаете возможность, что он вас не послушал?