Стражи Сердца. Единственная для пустынников (СИ) - Полынь Кира Евгеневна

— Да обернись уже, принцесса. Мы не кусаемся.

— Не буду, пока вы не оденетесь.

— Обещаешь? — тихий шепот Тайпана обжег плечо так неожиданно, словно он за секунду переместился в пространстве, оказываясь слишком близко. — Не повернешься, пока мы не оденемся? Это развязывается руки.

— Прекрати немедленно.

Стараясь звучать грозно, я развернулась на месте, высоко запрокидывая голову, чтобы не столкнуться ненароком с тем, что так манило и обещало сжечь меня, как мотылька, ринувшегося на свет костра.

— Тайпан, я не шучу, прекрати немедленно.

— Или что? — склонившись, прошептал мне в губы. — Уйдешь? Не отпущу. Ударишь? Давай, не пугает. Прогонишь? Не уйду. Пока нас связывает клятва крови — я твоя вечная тень.

— Прекрати себя так вести, это единственное, чего я прошу.

— Почему? Объясни. Я не вижу ни единой причины, чтобы ты отказывалась.

— Это неправильно, Тайпан. Нам нельзя…

— Почему? Что ты придумала в своей голове? Откуда эта стена? Я предлагаю тебе себя — настолько, насколько ты захочешь. Что мешает тебе воспользоваться этим и утолить свой голод? А ты голодна, кадын, — резанув слух обращением, Тайпан осторожно подхватил пальцами еще влажную прядь и накрутил волосы на палец, осторожно погладив подушечками. — И пока ты голодна, ты неспособна на рассудительные поступки. А мы можем утолить твой голод. Только мы и можем, ведь ты себе не разрешаешь.

От его голоса, от силы, придавливающей меня к стене, мутилось сознание. Я слушала его и слышала, как сердце стучит в ушах, тенями танцуя перед глазами. Он словно гипнотизировал меня, обрубая способность мыслить здраво.

— Я буду пытаться вновь и вновь, — прошептал пустынник, заглядывая мне в глаза и заставляя сфокусировать взгляд. — Раз за разом. Не теряй время на пустое и ненужное, позволь нам дать тебе то, что ты хочешь.

— Что ты можешь знать о том, чего я хочу? — охрипший голос звучал незнакомо, будто говорила вовсе не я.

— Все, беним кадыным(1). Я знаю все.

Легкий толчок, и я прижалась лопатками к двери, лишившись контроля. Пальцы, еще секунду назад сжимающие прядь, скользнули по груди и ребрам, ловко собирая ткань в складки.

Я была уверена, что завтра буду все валить на вино, ударившее в голову хуже любой бормотухи и лишившее меня рассудка. Это оно! И никак иначе! Но, не в силах пошевелиться, я вновь позволила горячей ладони приблизиться слишком тесно и накрыть развилку ног, неожиданно бережно касаясь пальцами складок.

— Мокрая, — прорычал Тайпан, делая шаг и зажимая меня своим телом. — Ты мокрая, кадын.

— Прошу тебя… Ах!

Испачкав пальцы во влаге, пустынник без сомнений толкнул их вперед, погружая в тесную глубину и кусая меня за нижнюю губу.

Жар обрушился лавиной, плоть завибрировала, загудела, сдавшись под натиском ласк слишком быстро и, словно плетью вдоль позвоночника, ударяя меня едким желанием, отравившим кровь.

(1) — моя женщина.

Глава 36

Перед глазами все окончательно помутилось, лишая возможности хоть что-то исправить.

Мне так хотелось… продолжить. Дойти до той заветной точки, шагнуть за грань и провалиться на месте, падая всем телом в звездное небо, заплясавшее перед глазами.

— Пойдем в постель, — зашептал Тайпан, заставляя кожу покрыться колючими мурашками. — Ты дрожишь.

— Я не могу, — выдохнув свое слабое оправдание, уткнулась лбом в чужую ключицу. — Не могу.

В противовес моим словам пальцы вновь ожили, двигаясь плавно, неторопливо, тем самым только сильнее разгоняя кровь моей нетерпеливости. Бедра напрягались до боли, но я не могла свести колени, боясь прогнать это чувство, набирающее силу с каждой секундой.

Острое, словно лезвие, ненасытное, словно жажда.

— Разреши себе, — продолжал убеждать он, держа в плену своим телом, не позволяя оторваться и прекратить то, что я и так прекращать не хотела, с огромным трудом стоя на подгибающихся коленях. — Я обещаю, мы утолим только твой голод.

«Мы… мы… мы…» — эхом разносилось в голове, и все свечи в секунду потухли, погрузив комнату в непроницаемую темноту, не значащую для пустынников ничего.

— Решайся.

Это был последний шанс все прекратить и выставить наконец должные рамки. Шанс, которым я не воспользовалась, слабо качнув головой и выдохнув в чужие губы:

— Да…

Не понимая, на что соглашаюсь, едва не вскрикнула, когда пальцы и жар чужого тела исчезли, оставив после себя голодную пустоту, обещавшую высосать меня досуха.

Тайпан отпрянул, забирая с собой свое тепло, и меня тут же сгребли на руки, по коротким волосам дав понять, кто именно. Слишком нетерпеливо, жадно, словно я невероятно ценный приз, в поисках которого пересекли пустыню и обошли полмира.

Только оказавшись в кровати, на прохладных простынях, я в ужасе осознала, что произошло.

Я согласилась! Согласилась!

По венам промчалась паника, отрезвляя, но ее так быстро прихлопнула качнувшаяся с разных сторон перина, что мне не хватило даже времени на вдох, как горячий рот запечатал на моих губах поцелуй, лишив возможности думать.

Жадный, властный, он не просил взаимности, а требовал, и я поддалась, размыкая губы и впуская в рот чужой язык, поселивший на кончике привкус винной сладости. На ребра опустились горячие ладони, медленно стекающие вниз. Добравшись до колен, они резко развели мои ноги в стороны, сковывая меня льдом неизбежности.

Такой же приятной и желанной, как прыжок в высоту.

Я слишком быстро растерялась, перестав понимать, кто меня целует, а кто ласкает, прочертив по бедру длинную непрерывную полосу, остановившуюся у жаждущего прикосновений лона. Все перемешалось в одну нескончаемую тетиву, натянутую до треска, когда ласки стали сильнее, чаще, настойчивее.

Везде…

Грудь сжали в горячих сухих ладонях, погладив застонавшие соски, твердые, словно камешки. Мужские обжигающие губы запечатывали на коже отметины-поцелуи, не пропуская ничего на своем пути. И только пальцы все так же бессердечно медленно двигались внутри, заставляя дрожать от рельефа фаланг и выгибать поясницу.

— Скажи, когда станет невыносимо, — раздался пронзительный шепот, но я не смогла разобрать чей, глупо кивнув, чтобы тут же застонать несдержанно и откровенно.

Горячие ладони опустились на бедра, но как-то странно, снизу. Внутренняя часть прикоснулась к чей-то горячей коже, вынуждая под давлением приподнять ноги, и…

Боги!..

Размашистый жест, скользнувший по влажным складкам, прорвался пронзительным криком.

Я слишком поздно поняла, что произошло — тогда, когда сопротивляться уже не было смысла и желания, отдавая себя на волю мужским губам, со страстной нежностью изучающих мое самое сокровенное место. Заброшенные на чужие плечи ноги задрожали, напряженно выгнувшись, и я вытянулась, вминая себя лопатками в постель.

— Не трогай, — поймав ладони в воздухе, кто-то из пустынников завел их мне за голову, не дав коснуться напряженными пальцами чужих волос.

— Почему?

— Не трогай, кадын. Не стоит.

Да как же?..

— Ах!..

Движения языка стали ощутимее, гибче, до болезненной сладости ударяя по затвердевшем узелку над складками. Новая волна жара пришла оглушающе, парализуя, и мне показалось, что я слышу, как хрустят кости. Пальчики на ногах жалобно сжались, не скрывая откровенности.

Убедившись, что я послушалась и попыток различить пустынников больше не предвидится, пальцы на моих руках разжались, чтобы тут же опуститься на грудь и осторожно покрутить сосок между костяшками, взвинчивая ощущения до предела.

— Я не могу…

— Голодная, жадная, — смеющийся голос сопровождался новыми и новыми движениями, с которыми я не справлялась. — Потерпишь еще чуть-чуть?

— Не-е-ет, — простонала так громко, что сама испугалась, еще ни разу не слыша своего голоса таким иступленным. — Не могу-у…

Ладонь наконец отпустила грудь. На мгновение стало легче, но лишь на мгновение, которое тут же улетучилось, когда губ коснулось обжигающее дыхание.