Там, где начинается синева - Кристофер Морлей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стюард принес поднос с чаем, и капитан Скотти устроился в своем большом кресле, чтобы насладиться им. Он машинально взглянул на барометр.
– Сегодня немного ветрено, – сказал он, бессознательно сморщив нос, когда сняли крышку с блюда с горячими тостами с анчоусами.
– Да, сэр, – ответил стюард, но задержался, явно желая продолжить разговор.
– Что такое, Шеперд?
– Прошу прощения, сэр, но Старший стюард просил передать, что они нашли кого-то, спрятанного в шкафчике для белья, сэр. Странный тип, сэр, говорит немного как падре. -Должно быть, он поднялся на борт по трапу машинного отделения, сэр, и забрался в шкафчик возле парикмахерской.
Проблема безбилетников достаточно хорошо знакома судоводителям.
– Пришлите его ко мне, – сказал Капитан.
Через несколько минут появился Гиссинг в сопровождении дородного стюарта. Даже опытный капитан признался себе, что это было что-то новое в категории безбилетников. Никогда прежде он не видел ни одного в пальто с плетеным вырезом и свадебных брюках. Правда, одежда была в плачевном состоянии, но носили ее с важным видом. На лице безбилетника отразилось некоторое смущение, но совсем не обычное для таких бездельников выражение похмелья. Его язык непроизвольно увлажнился, когда он увидел поднос с чаем (он не ел со вчерашнего ужина на паровом катке), но он вежливо отвел глаза от еды. Они поднялись к выкрашенной в белый цвет балке, которая шла поперек потолка каюты. ДОСТОЙНЫЙ, ЧТОБЫ СООТВЕТСТВОВАТЬ СОЗДАТЕЛЮ, прочитал он, глубоко вырезанные в краске буквы.
– Хороший христианский корабль, – сказал он себе. – Это похоже на миссионерский корабль.
Он был рад думать, что его подозрения уже подтвердились: корабли были более религиозными, чем что-либо на суше.
Капитан отпустил стюарта и строго обратился к виновнику.
– Ну, что вы можете сказать в свое оправдание?
– Пожалуйста, капитан, – вежливо сказал Гиссинг, – не позволяйте чаю остыть. Я могу поговорить, пока вы едите.
За маской серьезности капитан был очень близок к тому, чтобы улыбнуться этой наивности. Ни один британец не бывает совершенно неумолим во время чаепития, и он почувствовал неподдельное любопытство к этому необычному преступнику.
– Что вы хотели сделать, поднявшись на борт? – Спросил он. – Вы знаете, что я могу заковать вас в кандалы, пока мы не переправимся, а потом отправить домой для наказания? Я полагаю, это старая история: вы хотите посмотреть достопримечательности на другой стороне?
– Нет, капитан, – сказал Гиссинг. – Я отплыл в море, чтобы изучать теологию.
Капитан, сам того не желая, был тронут этим удивительным заявлением. Он был шотландцем, как мы уже говорили. Он налил себе чашку чая, чтобы скрыть свое удивление.
– Теология! – Воскликнул он. – Теология тяжелой работы – это то, что вы найдете на борту корабля. Неустанно выполняйте свой долг; будьте бдительны, проверяйте все снаряжение, отдавайте честь мостику, когда идете на вахту, – вот и вся обязанность хорошего офицера. Это большая теология для моряка. Но взгляд шкипера метнулся к книжным полкам, где стояло несколько томов проповедей, в основном кальвинистского толка.
– Я не боюсь работы, – сказал Гиссинг. – Но я ищу горизонты. В своей работе на берегу я так и не смог их найти.
– Ваш горизонт, вероятно, чистит картошку на камбузе, – заметил капитан. – Насколько я понимаю, у них там не хватает рабочих рук. Или убирает койки в кают-компании. Этика праха! Что бы вы на это сказали?
– Сэр, – ответил Гиссинг, – я буду благодарен за любую работу, даже самую черную, которая позволит мне поразмышлять. Я понимаю вашу точку зрения. Поднявшись на борт вашего корабля, я нарушил закон, я совершил преступление, но не грех. Преступление и грех, признает каждый теолог, не сосуществуют.
Капитан с головой погрузился в спор.
– Что? – Воскликнул он. – Вам известно учение о Моральной Неспособности в Падшем Состоянии? Садитесь, садитесь и выпейте чашечку чая. Мы должны это обсудить.
Он позвонил стюарду и заказал дополнительную чашку и свежий запас тостов. В этот момент Гиссинг услышал два быстрых удара колокола, прозвеневшего где-то впереди, чистый, музыкальный, меланхоличный звук, быстро отозвавшийся эхом в других частях корабля.
– Что это, капитан? – С тревогой спросил он. – Несчастный случай?
– Два звонка для первой собачьей вахты, – сказал Капитан. – Боюсь, в море вы такой же болтун, как и в теологии.
Следующие два часа пролетели как один миг. Гиссинг нашел шкипера, несмотря на его редкие приступы аскетизма, восхитительным компаньоном. Они обсуждали Теософию, спиритизм и христианскую науку, и все это Капитан с твердой, но довольно беспокойной горячностью связывал с Примитивной Магией. Гиссинг, видя, что его единственной надеждой утвердиться в глазах моряка было не согласиться и продолжать спор, погрузился в психоанализ и философию бессознательного. Довольно неосмотрительно он осмелился ввести в разговор морскую иллюстрацию.
– Стрелка вашего компаса, – сказал он, – указывает на Северный полюс, и хотя она никогда не была на Полюсе и даже не может представить себе его, тем не менее она неопровержимо свидетельствует о существовании такого места.
– Я верю, что вы управляете своей душой более искусно, чем управляли бы этим судном, – возразил Капитан. – Во-первых, стрелка указывает вовсе не на Северный полюс, а на магнитный. Кроме того, он должен регулироваться магнитами, чтобы противодействовать отклонению. Мистер Гиссинг, возможно, вы искренне изучаете теологию, но вы не допускаете собственных отклонений в темпераменте. Ведь даже гирокомпас должен быть скорректирован с учетом погрешности широты. Вы, сухопутные жители, думаете, что корабль – это просто плавучий отель. Я хотел бы, чтобы епископ, о котором вы говорили, немного изучил навигацию. Это вселило бы в него здоровое уважение к чудесам науки. На борту корабля, сэр, нактоуз держится запертым, а ключ – на часовой цепочке капитана. Так должно быть во всех интеллектуальных вопросах. Доверьте их тем, кто способен их понять.
Гиссинг видел, что капитану очень