Богатырь - Александр Мазин

И приступил в упаковке ценностей.

Воспрепятствовать боярину наместник не мог: силенок маловато. Но от Устилуга до места дислокации владимиро-волынского войска – рукой подать.

Извещенный наместником воевода медлить не стал. Получив известие, поднял на-конь полторы сотни дружинников и рванул в Устилуг.

Воеводой этим был Драй, давний и надежный друг Духарева, которого еще осенью великий князь перевел из Ростова обратно в волынское княжество.

Полутора сотен гриди на нурманское воинство Семирада едва хватило. Сеча была изрядная, но в итоге Семираду пришлось-таки драпать, оставив на грязной слякоти лужского берега весь обоз и большую часть нурманской охраны. Надо отдать должное последним – дрались они с отчаянной храбростью.

– Славно бились. Будь их больше, не управились бы, – отметил Драй, когда они, уже весной, встретились с Духаревым в палате воеводского детинца, располагавшегося в сельце близ Владимира Волынского. – Я двадцать шесть воев потерял убитыми и увечными. Взял немного из добычи для их родни, ты не против?

Вообще-то добыча – это святое. По варяжскому праву Драй мог бы и все забрать, отстегнув лишь князеву дольку. Но времена менялись и права – тоже. А главное: они с Духаревым были старинными друзьями, и если бы не протекция князь-воеводы, не было бы у Драя ни его нынешнего положения, ни доверия великого князя киевского.

– Я записи заберу, – сказал Духарев. – Долговые, учетные и прочие. А добро себе оставь или Владимиру отправь. Как посчитаешь нужным.

– Там много, – уточнил Драй. – Одного только серебра, утварью и монетами – двое саней.

– Только записи! – отрезал Сергей Иванович. – И еще вот что мне скажи: кого из нурманов живьем взяли?

Воевода волынский покачал головой.

– Славно бились, – повторил он. – Живые – только те, что ушли. В погоню, прости, не послал. Крепко они нас потрепали. А потом как раз оттепель началась. Развезло всё.

– А из тех, кто не выжил, никого не допросили? – спросил Духарев на всякий случай.

Драй покачал головой:

– Я думаю, он к лехитам ушел.

Может, и ушел. В седельных сумах тоже можно немало увезти. Византийское золотишко, с которого началось движение Духарева к финансовой вершине, тоже на лошадках везли.

– Скажи-ка, Драй, а не слыхал ли ты что-нибудь о разбойнике по имени Соловей?

Воевода покачал головой.

– Услышишь – дай знать, – попросил Духарев. – За ним должок. Это он Илью искалечил.

– Улад рассказывал, – кивнул Драй. – Только имени не назвал.

– Вот здесь. – Пеший проводник-смерд подался в сторону, пропуская вперед всадника.

Тропа вывела на обширную, плотно утоптанную поляну. Тяжелый запах и полчища мух не заставили княжьего десятника поморщится. Он и не к такому привык.

Остальным, опоясанному гридню и шестерым отрокам, трупы тоже были не в новинку.

Мертвецы были порядком объедены.

– Уже второй караван за седьмицу. – Гридень, остановившийся стремя в стремя с десятником, покачал головой. – Так же, как и всегда. Убили всех, забрали товар с возов и ушли. Людей жалко. Прими, Господи Иисусе Христе, их души!

Десятник, ветеран, ходивший с Владимиром к ромеям и там же принявший Христа, расстегнул ремешок шлема, оголил бритую голову и перекрестился.

– Тела соберите, – велел он дружинникам. – В городок отвезем. Пусть батюшка отпоет.

Часть вторая

Сила земли

Болеславу, сыну великого князя Мешко, в мае этого года должно было исполниться двадцать три. И он уже не раз выказывал не только храбрость и воинское умение, но и разум, подобающий политику и повелителю. Многие считали, что он будет достойным преемником своего отца, сумевшего превратить маленькое великопольское княжество в державу, объединившую множество лехитских и не только лехитских земель.

Так думали многие, но не все. Например, вторая жена великого князя Мешко, Ода, благочестивая дочь графа Дитриха фон Хальденслебена, маркграфа Северной Марки, придерживалась совсем другой точки зрения.

Следить отсюда, из Кракова, за тем, что происходило в столице, было непросто, но у Болеслава немало преданных людей в Гнезно.

– Встречались с опальным киевским боярином, говоришь? Ода хитра. Отец не простил русам захват Червенских земель. Если ей удастся…

– Не удастся. – Собеседник Болеслава, Воислав Горацек, был уже немолод. Горацек чех, дальний родич по матери. Богуслав мог ему полностью доверять. Особенно если речь шла о русах, ведь Горацек в молодости провел немало времени в Киеве. Сначала – в свите епископа Адальберта, потом – по делам торговым и политическим.

– Боярин Семирад выманил у Оды немного денег, вот и все. Этих денег хватит, чтобы нанять шайку головорезов, но не войско. Ода прижимиста. И ей не хватает гибкости, свойственной вам и вашему отцу, мой господин.

– О да, – усмехнулся тот, кому будет суждено стать первым королем Польши. – Гибкость и храбрость – это свойственно нам, Пястам.

Храбрость нужна воину. Политику на одной храбрости далеко не уехать. Вот поэтому великий князь Мешко рукой храбрости сурово карал одних язычников, а рукой гибкости подкармливал других, чтобы усложнить жизнь самонадеянным русам. Бог простит. В конце концов русы – не настоящие христиане, и вера их не от Святого Престола, а всего лишь от византийского автократора.

– Если этот боярин снова к нам прибежит, пусть ко мне приведут, – решил будущий король Польский. – Но – скрытно. Нынче ссориться с Киевом не будем. Владимир силен. Однако так будет не всегда. У него слишком много сыновей. Придет время, и они вцепятся друг другу в глотки. И тогда…

Глава 1

– Где-то здесь, – не слишком уверенно проговорил Духарев, осматриваясь. – Похоже… Но нет, не помню.

Здешний лес – не чета тем же вятским чащобам, однако тоже диколесье. И ландшафт за десятилетия вряд ли поменялся. Дубы живут долго. Но до сих пор все попадавшиеся дубы оказывались просто деревьями, а Духареву надо было непременно отыскать тот самый. Рёрихово жилище. Сразу бы привязку к местности получил.

Легко было старому варягу говорить: пусть, мол, найдет Серегей «место» и приведет туда Илью. Однако вот уже вторые сутки они ищут заветный дуб, лесное жилище умершего ведуна. И никакого прогресса.

Ладно. Темнеет уже.

– Привал! – скомандовал Духарев и спешился.

В этот вояж Сергей Иванович не стал брать дружину, подобающую ему по чину. Ограничился большим десятком двуоконь.

Обустраивать лагерь поздней весной в хорошую погоду – одно удовольствие. Лошадок – на подножный корм, котел – на огонь. Князю – малый шатер. Остальные и на попонах поспят. Мечта, а не ночлег. Даже комаров еще нет. И что особенно приятно: опасности никакой. Дозор ночной – не по нужде, а по привычке воинской. Полоцкое княжество нынче тихое. Что в лесах, что на дорогах. Друг Устах, главный воевода полоцкий, хоть и не молод уже, а княжество держит в железном кулаке. Не для себя держит, для Рогнеды, вернее, для старшего сына ее, Изяслава, который когда-нибудь унаследует дедову вотчину. А кому ж еще, если не ему?

Устах крут и не просто крут, а весьма информирован. Только соберется какая разбойная ватажка на полоцкой земле, только нацелится пошалить, а Устаху уже доложили.

Хотя какая ватажка может угрожать большому десятку гридней?

Однако бдительность – не мешает. Тем более что смерды нынче неспокойны. Жрецы их подзуживают против христианской веры. Мол, нынешние князья – власть неправильная, поскольку богов родовых не признают, а кланяются уже не Перуну страшному, а какому-то рабу ромейскому, на древе повешенному.

Духареву с этой поганью встречаться уже случалось. Один раз чуть детей не потерял, в другой едва уберег жену родную и собственную шкуру. Да и безобразие, учиненное в Морове, без погани не обошлось.

Однако в полоцком княжестве он нападения язычников не ждал. Рогнеда Крещения так и не приняла, и пусть сыны ее – крещеные, да и Устах – тоже, однако обид язычникам половские власти не чинили, капища не жгли, жрецов на древах не вешали, смердов силком в купель не гнали. Тем не менее крестились многие. Добровольно. Почему бы не добавить еще одного бога в общий список? Особенно если новокрещенным подарок положен: рубаха и крестик из настоящего серебра.

В дозор, как обычно, попросился Илья. Допрыгал на костыле до подходящего дубка и полез, ловко перехватываясь руками и помогая себе ногой. Вторая, подвязанная, не мешала. Привык. Минута – и нет Ильи. Даже зная, что он там, – не разглядеть. Рёрехова наука. Дед и самого Духарева учил, и сыновей его. Сыновья, надо признать, способней оказались. Сергей Иванович и в лучшие годы так не умел.

Костер развели, не прячась. Дым в листве, понятно, терялся, но огонь увидеть можно. И пусть видят. Не жалко. Сидели вокруг тоже открыто. Правда, не все. Илья, перекусив, снова на дуб взобрался, а Витмид, гридень Духарева из полоцких, кстати, варягов, затаился на земле, в укромном месте. Огонь – приманка. Захочет кто-то скрытно подобраться, а его из темноты – цап…