Операция «Танненберг» - Руслан Мельников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Громко, яростно залаял пулемет, споро поползла, сворачиваясь змеей на дне кузова, отстрелянная лента. Пули нашли цель. Разметали, развалили, смели кольцо верных телохранителей, рыцарей и оруженосцев. Настигли императора.
Добротные рыцарские латы цель не спасли. Его Величество Курфюрст Пфальцский, Король Немецкий и Император Священной Римской империи нелепо взмахнул руками. Упали в траву меч и щит, а затем и сам Рупрехт вывалился из высокого седла[11]. Зацепился ногой за стремя…
Вот и лишилась империя своего кайзера. Вот и остались планы объединения и расширения Великой Германии и Тевтонского ордена всего лишь планами.
Некоторое время перепуганная лошадь волочила за собой обвешенное железом тело. Свита догнала, остановила конягу, вынула императорскую ногу из стремени. Имперцы отступили за холмы, увозя поверженного фюрера. Дорога была свободна.
Бурцев спустился в кабину:
– Поехали.
Никто больше не вставал на пути громыхающего «Опеля». И все было бы просто замечательно, если бы не… Не Аделаида если бы.
Глава 26
– Ну, и куда теперь, Вацлав?
Креститься и читать душеспасительные молитвы в трясучей кабине грузовика, несущегося по бездорожью, Аделаиде скоро надоело. Княжна снова обрела способность говорить. Лучше бы молилась себе дальше и не мешала.
– Куда? Куда? Куда?
Блин! Раскудахталась, как курица.
– Куда надо.
Вообще-то он направлялся к оговоренному месту сбора. Только вот попетлять пришлось изрядно. Сначала – запутывал следы. Потом заблудился. Но теперь, кажись, пошли знакомые места. Здесь Альфред фон Гейнц вел их к Шварцвальдскому замку. Да, Бурцев понемногу узнавал местность. Аделаида – еще нет.
– Ку-да-ты-нас-ве-зешь?! – Полячка вцепилась Бурцеву в руку, не давая сосредоточиться, собраться с мыслями.
Опять начинается! Ну что за наказание, в самом деле?!
– Слушай, помолчи, а? Утихомирься, наконец!
– Вацлав, я тебя спрашиваю! Куда ведет эта дорога?!
Их тряхнуло так, что княжна едва не впечаталась темечком в потолок кабины. Опрокинулся ящик с инструментами. Зазвенели, рассыпались гаечные ключи, монтировки, мелочовка шоферская всякая.
Хм… и это называется дорога?
Дорога была отвратная. Собственно, ее не было вообще. Сплошные ухабы, кочки да поросшие густотравьем слабые намеки на старую разбитую лесную колею. Наверное, когда-то здесь проходил тракт.
Наверное.
Когда-то.
Бурцев выругался. Аделаида возмутилась:
– До чего же ты груб, Вацлав.
Он промолчал, чем окончательно вывел жену из себя.
– Куда мы едем на этой адовой повозке?! – взвизгнула Аделаида.
В самое ухо!
– Вперед! – процедил Бурцев.
Отвлекаться не хотелось. Останавливаться для выяснения отношений тоже пока было нежелательно.
Сейчас – вперед и только вперед… Пока тянет мощный движок, пока не увязли колеса, пока не пропороты о сучья скаты.
Колею пересекал лесной ручеек. Здесь – мокро, грязно, размыто все. Грузовик начал пробуксовывать. Бурцев поддал газу.
– Куда вперед?!
Прорвались, проехали, проскочили в густом облаке выхлопов и фонтане брызг. За ручьем тряска усилилась. Однако Аделаида умолкать не собиралась.
– Отв-в-веч-ч-чай, В-в-вац-ц-цлав! – требовательно, сквозь зубовный лязг… – Пс-с-ся к-к-крев!
Как бы язык себе ни прикусила.
– Отв-в-веч-ч-чай!
Аделаида дернула его с неожиданной силой. Чуть не оторвала руку от руля. Машина вильнула влево-вправо, соскочила с едва приметной колеи. Вломилась в кусты. По капоту, по крыше застучало, зашуршало. Листья, ветки… Скрежетнуло по правой дверце. Е-е-е-пс-с-с! Чуть не влетели в дерево!
«Опель» прыгнул через поваленный ствол. И – контрольным выстрелом бабахнуло лопнувшее колесо. Поймали-таки! Поймали они свой сучок. Приехали! Теперь придется ставить запаску.
Бурцев заглушил двигатель. Вздохнул поглубже несколько раз. В этот раз пронесло. Не убились. Но в следующий… Он повернулся к жене. Ну, пся, мать твою, крев!
– Хочешь знать, куда направляемся?
Княжна сидела напуганная и нахохлившаяся. Вжала голову в плечи, смотрела зло, настороженно.
– К сгоревшей деревне возле развалин колдовской башни мы направляемся. Довольна? Только сначала нужно выбраться из леса.
– И что мы там делать будем, в деревне этой? Ждать, когда немцы снова нас сцапают?
– Искать будем.
– Кого?
– Как кого? Наших.
– Наших? – Княжна скривилась, будто лимон раскусила. – А зачем?
– То есть?
– Ну, найдешь ты дружинников своих и что? Опять в драку с немцами полезете?
– Надо будет – полезем. Что тебя не устраивает?
– Все! – сорвалась Аделаида. – Все надоело! Все поперек горла стоит. Хватит! Сыта я уже по горло приключениями!
– Погоди, я тебя что-то не понимаю, женушка.
– А пора бы понять, муженек… Давно пора!
– Слушай, в чем дело, Аделаида? – Бурцев начинал терять терпение. – Чем ты опять недовольна?
– О, я недовольна многим. Тем, что меня засадили в каменный мешок к скелету. Тем, что сбросили с башни в грязный ров с вонючей водой. Тем, что вываляли в крапиве. Тем, что чуть заживо не схоронили. А пуще того – тем, что ты заботишься о своей дружине больше, чем обо мне, чем о нас с тобой.
– Что ты несешь?!
– Что думаю.
– Это я понял. Только дурные у тебя мысли какие-то, Аделаидка.
– А ничего и не дурные! Объясни, зачем нам вообще сейчас искать твоих дружков?
– Погоди-погоди, а как иначе-то? Ты не забывай, дорогуша, что «дружки» эти и тебя, и меня от смерти не единожды уже спасали.
– Ну, и спасибо! Ну, и достаточно! Ну, и хватит! Ну, и не желаю больше! – княжна заводилась все сильнее. Шок от пережитого выходит? Стресс после собственных похорон? – Тебе не кажется, Вацлав, что мы прекрасно обошлись бы и без них. Не кажется, что пора о себе, наконец, подумать и пожить нормальной спокойной жизнью? Пусть дружина твоя сама спасается, пусть каждый идет своей дорогой, как разумеет, а мы пойдем своей. Найдется ведь для нас где-нибудь тихий уголок. Или, может, тебе и не дружина вовсе нужна, а то адово отродье с тремя грудями?
Так вот в чем дело!
– Чушь!
– Да? А что ж ты тогда на ведьму спасенную так пялился, как на меня в жизни никогда не смотрел.
Бурцев невольно усмехнулся. Ну, тут ответ простой:
– У тебя же нет…
– Сиськи дьявола? Нет! Да! Господь уберег. И что с того? Не по нутру тебе это? Чего скалишься? Чего насмехаешься?
Нет, спорить с такой тяжко.
– Послушай, Аделаида…
– Не желаю! Устала я! От твоих битв и походов! От Небесного Воинства, от Хранителей Гроба! От полона! От магии богопротивной! Устала скакать из века в век! Надоело все! Сколько можно, Вацлав?!
– И чего ты хочешь?
– Давай укатим на этой безлошадной повозке подальше. От всего, от всех. Потом бросим колдовскую телегу и уйдем. Еще дальше. Сами. Одни. Ты и я. И никакие «наши» с трехгрудыми ведьмами нам не нужны.
Так, значит, княжна? Убежать захотелось? Вдали от мирской суеты пожить приспичило? И муж, значит, должен верных друзей и соратников ради нового твоего каприза позабыть-бросить? Ну, звиняй, Ваше Высочество, чего не будет, того не будет. Да и первая же ты взвоешь с тоски от такой идиллии. Не про тебя, Агделайда Краковская, тяжкое отшельничество в глухомани. Не выдюжишь ты такого испытания, окрысишься совсем, в мегеру превратишься. А на фига нужна жена-мегера?
– Никуда мы с тобой не укатим, – отрезал Бурцев. – Мы будем искать мою дружину. И точка.
– Ах, так? В таком случае выбирай… сейчас же… или я, или они… Но учти, если они тебе, действительно, дороже меня, то… то… то…
Княжна задыхалась от избытка эмоций и лишь яростно потрясала кулачками.
– Как же ты меня достала своими истериками, Аделаида, – покачал головой Бурцев.
– Ах, достала, да? Надоела, да? Променять, небось, меня решил на ведьмачку? Потому и схоронить надумал заживо!
– Не болтай чепухи.
– Какая же это чепуха, если и могилку вырыл и землицей присыпать начал.
Логика, блин!
– Да то ж немцы…
– Могилу для меня копали не немцы – ты. Ты! Ты! Ты!
– Погоди-ка. – В голову Бурцеву пришла неожиданная мысль, – Аделаидка, а может, ты того… забеременела, может? Говорят, женщины в положении частенько становятся капризными сверх всякой меры, мнительными и раздражительными. Тогда тебе волноваться вредно.
– Забеременела?! – Аделаида пошла красными пятнами – Ха! Ишь ты, чего захотел?! Обрюхатить меня, да?! Да не бывать тому! Не бы-вать!
Бурцев изумленно захлопал глазами.
– Стоп-стоп-стоп! По-моему, это как раз ты хотела ребенка. Слезы на Новгородчине лила, что ничего у нас не получается. Даже в Святые Земли потопала – в паломничество. Было такое?
– Было! Дура была потому что! Теперь поумнела. Не хочу я теперь от тебя ребенка, Вацлав. И ничего больше от тебя не желаю!
Бурцев вздохнул:
– Знаешь, что я тебе скажу, Агделайда Краковская?