Опавшие листья (Короб первый) - В. Розанов

Практически против таких господ поднялась Германия, как сильный буйвол против выродившихся до собаки волченят; а теоретически "Бог послал Леонтьева".

"— А! а! а!!.. Смести всех этих пакостников с лица земли! — с их братством, равенством, свободой и прочими фразами. И призвана к такому сметанию Россия или, вернее, весь Восток, хоть с персами, монголами, с китайцами или кем-нибудь". Вот формула Л-ва и пафос всей его жизни. Повесть Вл. Соловьева о "монгольском завоевании Европы"[236] перед Антихристом параллельна и, пожалуй, имитирует политические зовы Л-ва. То и другое знаменует вообще великую тоску по идеалу. По идеальном существовании, по идеальном лице.

В византизме, церковности, в христианстве его не манило то положительное и доброе, святое и благое, что обратило «Савла» в "Павла",[237] чему мученики принесли свою жертву… Вообще самой "жемчужины евангельской" он вовсе не заметил, а еще правильнее — взглянул и равнодушно отворотился от нее, именно "как Кир, ничего не предчувствующий". Любить в христианстве ему было нечего. Почему же 1/2 его страниц "славят церковь, Афон и русскую православную политику"? Его не тянуло (нисколько!) к себе христианство, но он увидел Здесь неистощимый арсенал стрел "против подлого буржуа XIX века", он увидел здесь склад бичей, которыми всего больнее может хлестать самодовольную мещанскую науку, дубовый безмысленный позитивизм и вообще всех «фетишей» ненавидимого, и основательно им ненавидимого, века. В сущности он был "Байрон больше самого Байрона": но какой же «Байрон», если б ему еще вырасти, был, однако, христианин?!!

В его греческих повестях ("Из жизни христиан в Турции"[238]), где он описывает довольно красочную жизнь, его отношение к Церкви и христианству гораздо менее пылко, чем в теории ("Восток, Россия и славянство"). Там, обок с турками и гаремами, рассказывая о разбойниках и повстанцах, "на которых такие красивые фустанеллы[239]", он забывает о "старом муже" своих теорий, похваливает мусульманство, дает теплые слова о древнеязыческой жизни, и даже раза два с пера его соскальзывает выражение: "Христианство немножко уж устарело", и особенно, это томительное его «одноженство». Буржуа, француз, европеец — далеко. Леонтьев отдыхает. Он закуривает кальян, становится в высшей степени добродушен, язык его не раздражителен, мысли успокоены. Синие фустанеллы и красные фески дали бальзам на его нервы, и, поталкиваясь локтями между пашой, старым епископом и разбойником Сотири,[240] который переодетым пришел на праздник в деревушку, он шепчет с равным благодушием им всем о танцующих крестьянских девушках, болгарках и гречанках:

— Паша! зачем ты прячешь своих дочерей и жен? Это — единственный закон у вас, который мне не по душе. Я — широкий русский человек, и мне — чтобы все было на скатерти. Если бы турчанки тоже присоединились к гречанкам и болгаркам, нам было бы так же хорошо, как счастливым эллинским мужам VI века до Р.Хр. где-нибудь на о. Хиосе, когда они следили пляски дев и юношей под Вечным Небом Эллады…

* * *

"Марксисты", "экономическая борьба", "положение рабочих": но, садясь в карты, почему-то предпочитает vis-a-vis[241] с генералом. И при «недохватке» все одолжается "до среды" у генерала. А в среду по рассеянности забывает.

(виденное и слышанное).

* * *

Растопырив ноги и смотря нахально на учительницу, Васька (3-й класс Тенишевского[242]) повторяет:

— Ну… ну… ну "блаженные нищие духом". Ну… ну… ну… (забыл, а глаза бессовестные).

Что ему, тайно пикирующемуся с учительницей, эти "блаженны нищие духом"…

И подумал я:

— В Тайну, в Тайну это слово… замуровать в стену, в погреб, никому не показывать до 40 лет, когда начнутся вот страдания, вот унижения, вот неудачи жизни: и тогда подводить "жаждущего и алчущего" к погребу и оттуда показывать, да золотом листке, вдали:

Блаженны нищие духом!..[243]

Боже мой: да ведь это и сказано "нищим духом", еще — никому, и никому — не понятно, для всех это "смех и глупость", и сила слова этого только и открывается в 40 лет, когда жизнь прожита. Зачем же это Ваське с растопыренными ногами, это "метание бисера перед свиньями".[244]

* * *

Величественный шарлатан.

Шарлатаны вообще бывают величественны… Это я только под старость узнал.

И пользуются в обществе непререкаемым авторитетом.

Нет, уж лучше положиться на «чинушу» 20-го числа. По-мусолится и все-таки что-нибудь сделает. Обругает, сгрубит, за шиворот возьмет, а не оберет.

Как нескольких литераторов безжалостно и бесстыдно обобрал издатель «Декабристов» и "Жизни Иисуса",[245] с таким портретом Ренана, который стоил чуть не 1000 руб.

Величественный шарлатан, с такой германской походкой, погубил и мамочку, объявляя себя (в "указателе") врачом по нервным болезням, 5 лет ездя к страдающей "чем-то нервным" и не понимая, что означают неравномерно расширенные зрачки. Видел их 5 лет и не понимал — что это? почему?

Да и сколько врачей видели эти зрачки. Мержеевский (в Аренсбурге), Розенблюм (в Луге), Наук, княжна Гедройц,[246] Райвид,[247] и никто не сказал: "Вы видите это, это — глубокое страдание, надо лечить".

И мамочка была бы спасена.

Карпинский 1-й сказал, и уперся, отверг нелепый диагноз Бехтерева ("Уверяю вас, что ничего нет") и схватился лечить 14 лет запущенную болезнь. Дай Бог ему всего доброго. Карпинский — доброе, прекрасное имя в моей биографии, благодетель нашей семьи. Как Бехтерев — погубитель.

* * *

Удивительный рассказ Варвары Андреевны: у княгини были 2 дочери и сын, лицеист или кадет, не упомню, Но — не высшего учебного заведения. У него были товарищи, и одному из этих кадетиков нравилась старшая дочь, пышная большерослая. Но при всем росте она была спокойного характера, тогда как меньшая ее сестра, худенькая и небольшая, так и пылала. — Рассказчица не понимала, — мое же наблюдение, что вообще пыл пола или развертывается в рост и, потратя силы свои "на произведение своего же тела", успокаивается; или же он в рост не развертывается, и тогда весь сосредоточивается в стрелу пола, — и эта стрела сильно заострена и рвется с тетивы. — Мать, заметив чувство юноши, почти отрока, в конце зимы отозвала его в сторону и спросила: "Вам нравится моя старшая дочь?" Тот вспыхнул и замялся… "Да…" — "Ну, я вижу, что если и нравится, то не безотвязно. Вот что: женитесь на младшей. Она и по годам больше вам подходит". Тот выразил согласие. "И — теперь. Гражданского брака я не хочу. Законный брак кадетам не дозволен. Но я — княгиня, у меня есть связи, и я все устрою". Действительно, жениться ему было все равно как бы гимназисту — нельзя. Она поехала, упросила. Может быть, и сказала лишнее, напр., что дочь "в положении", и ей дали согласие на негласную женитьбу юноши, с правом продолжать ему учение. И вот, мать сейчас их обвенчала, и затем молодой муж — опять сейчас в школу, но должен был приезжать к теще и жене по воскресеньям и (почему-то) четвергам. Квартирка у них была маленькая именье распродал отец, — и она, отделив молодым комнату, сама со старшей дочерью помещалась в другой. Сыну же кадету сказала, что он может являться днем в дом, а ночевал бы в школе. "Нет комнаты, взята под молодых". Так и было. — "А старшая?" — спросил я. — "Через два года тоже вышла замуж". Но слушайте дальше. Эта маленькая и худенькая удивительно расцвела в замужестве, пополнела, подобрела. И через год у нее был ребенок, а через два — двое детей. Первый — красота мальчик, и родился огромный. Княгиня вынесла из их спальни к гостям и, подкидывая на ладони, воскликнула: — "Вот какой! Видите! А все — мой ум. Отец его — неистасканный, свеженький. Дочь моя — вся чистая — еще с неиспорченным воображением. И принесли мне такого внука."

Вот до этой государственной мудрости старой княгини не додумаются ни министерства наши, ни старые митрополиты, заседающие в Синоде и устрояющие брак в стране.

Ведь же анкета показала, что приблизительно с VI класса гимназии все учащиеся вступают в полосу перемежающегося с проституцией онанизма. Одно или другое. Не одно — так другое. Не оба ли, однако, ужасны? Если бы в государственных учреждениях была 1/10 доля ума этой княгини, то, конечно, не только разрешен бы был брак гимназистам и " зисткам, но он был бы вообще сделан обязательным для (юношам) и 14 1/2 (чтобы не испортилось именно воображение) лет девушкам: и чтобы соблюдение этого было предоставлено согласованным усилиям родителей и начальств учебных заведений, но обеими сторонами — непременно исполнено, без чего не дается "свидетельство об окончании курса". В самом деле, «мечта» и «роман» могут поместиться и внутрь брака, настать «потом» в супружестве. Ведь женится же обязательно все сплошь духовенство перед посвящением. И — ничего. Не стонут. И даже "плодовитое духовенство" одно поддерживает честь русской рождаемости. Вообще «роман», конечно, важен, и его не отрицаю: но только мне хочется, чтобы он не был воздушным, а хлебным. Поразительная история «изнасилований» и «соблазнений» почти в одно слово говорит примерами, что к первому «посягнувшему» девушка чувствует на всю. жизнь необыкновенную привязанность, которую" не погашают все последующие невольные связи, "перехождения из_рук в руки", и вся вообще ужасная судьба. И «первый», собственно, остается мужем, а последующие — безвпечатлительны. Этот закон до такой степени всеобщ, что именно "на нем нужно установить норму супружества в стране: пробудится любовь непременно к первому, и сохранится на всю жизнь, если «да» было произнесено без отвращения, искренно, хотя бы и без пыла и "романа".