Нежный любовник - Инид Джохансон

– Я хожу на кулинарные курсы. Кажется, я тебе об этом говорила.

– Ты сказала, что у тебя всю неделю занятия, но никогда не уточняла, какие именно. Значит, ты изучаешь китайскую кухню?

– Да.

Джош прочел рецепт, прикрепленный магнитом к холодильнику.

– Я вижу, тебе потребуется много резаных овощей.

Анджела рассмеялась.

– Да, это единственный недостаток китайской кухни. После трудного рабочего дня совершенно не остается сил, чтобы нашинковать гору моркови, огурцов и еще всякой всячины.

– Очень мило.

Джош так резко сменил тему, что Анджела растерялась.

– Ты о чем?

Она изогнула шею, чтобы посмотреть, куда он смотрит, но поморщилась от боли.

– Я говорю про витражную панель в твоем окне. Смотрится очень оригинально.

Анджела покраснела.

– Это еще одни курсы. Я беру уроки витражного ремесла. Это один из моих первых опытов. – Анджела сама удивлялась собственному смущению. – Он не очень удался.

– Ты сама это сделала?

Джош вытер руки, перешел в гостиную и сел рядом с ней на диван.

– По-моему, получилось здорово. Похоже на розу, но стилизовано в современном духе.

– Я копировала одного архитектора, который делает такие розы. Моя мама увлекалась архитектурой…

Что я говорю? – ужаснулась Анджела. Он умрет со скуки! Он пришел, чтобы заняться с ней страстным сексом, а не выслушивать ее лекции об архитектуре и искусстве! Она попыталась сменить тему.

– Мы никуда не пойдем, правда? – Анджела начала вяло поглаживать его спину, раздумывая, хватит ли ей сил его соблазнить. Ей нравилось просто сидеть вот так рядом с ним.

Джош очень нежно поцеловал ее и посмотрел в глаза.

– У меня тоже был тяжелый день на работе. Потом позвонила мама. Она спрашивала про тебя.

Прежде чем Анджела нашлась, как на это среагировать, Джош продолжил:

– У мамы все хорошо, а вот у отца неважно со здоровьем. У него не так давно обнаружили диабет. Он еще не привык к этому, и ему приходится туго.

– Ах, Джош… – Анджела погладила его по спине. – Надеюсь, он поправится?

– На самом деле его состояние не очень тяжелое. К счастью, диагноз поставили вовремя. – Анджела почувствовала напряжение, сковавшее его спину. Джош иронично рассмеялся. – Но надо знать моего отца. Он привык абсолютно все контролировать и делать всегда по-своему. А тут вдруг приходится идти на поводу у собственного тела, и это его страшно раздражает. Кроме того, он еще не до конца смирился с тем, что вышел на пенсию. – В его голосе слышалась глубокая любовь и привязанность к отцу.

Это ее тронуло, и она неуверенно положила голову на его плечо, стараясь утешить его всем, чем сможет.

Джош обнял ее одной рукой за плечи и откинулся на спинку дивана.

– Я тебе не говорил, что в школе отец был моим наставником?

Анджела отрицательно покачала головой.

Джош продолжил. По-видимому, ему нужно было выговориться, а на Анджелу сам его голос, его мягкий тембр действовали успокаивающе.

– Это он внушил мне, что я могу достичь всего, чего пожелаю, нужно только тщательно все продумать, распланировать и упорно трудиться. Я люблю мать, но иногда мне кажется, что именно отец сделал меня тем, чем я сейчас являюсь. – Джош помолчал и вдруг спросил: – А какой у тебя отец?

– Не знаю, он от нас ушел, когда мне было несколько месяцев.

Повисло молчание. Джош обнял Анджелу, без слов выражая ей сочувствие. Наконец он сказал:

– Наверное, вам было тяжело.

Анджела не хотела, чтобы Джош ее жалел, поэтому принялась объяснять то, о чем вообще говорила очень редко.

– Нет, все было не так плохо. То есть мама… нужно знать мою маму. Если тебя отец научил, что ты можешь добиться всего, стоит только как следует постараться, то мама научила меня тому, что можно пережить все что угодно. И она пережила. Она не раз повторяла, что не держит зла на моего отца, потому что он подарил ей меня. – Анджела улыбнулась. – А еще она научила меня быть самодостаточной. Пожалуй, я могу сказать, что мама сделала меня такой, какая я есть.

– Кажется, твоя мать очень сильная женщина, – заметил Джош, целуя ее в макушку. – Где она сейчас?

– Она живет в Аризоне, ей нравится тамошний климат. Боюсь, она по-прежнему работает слишком много, но сейчас она кажется гораздо счастливее, чем раньше.

– Почему она была несчастлива?

Анджела ответила не сразу.

– Быть матерью-одиночкой нелегко. Сколько я себя помню, она всегда работала на двух работах. Она и сейчас подрабатывает по выходным. Я стараюсь ей помогать, но она очень неохотно принимает от меня деньги.

Почему-то только оттого, что она рассказала об этом вслух, напряжение, сковывавшее спину Анджелы, еще немного уменьшилось. Она смутно сознавала, что открылась больше, чем следовало, но почему-то не могла остановиться.

– По вечерам она еще и учится. Мама всегда высоко ценила образование, она очень гордилась, когда я получила стипендию для учебы в Вассарском колледже.

– Ты училась в Вассаре? Получала стипендию? Так вот когда ты жила в Нью-Йорке!

Анджела усмехнулась. По голосу Джоша можно было подумать, что он сделал великое открытие, разгадал некую тайну.

– Да, а потом я еще несколько лет работала в Нью-Йорке корпоративным библиотекарем.

– Я даже не знал, что существует такая профессия – корпоративный библиотекарь.

– Мама тоже не знала. Она не обрадовалась, когда я получила эту должность. Мама боялась, что я не смогу себя прокормить, ей не хотелось, чтобы я боролась за существование, как она когда-то. Однако я зарабатывала неплохо, мне хватало на жизнь, даже принимая во внимание, что в Нью-Йорке очень дорогое жилье. Мы снимали квартиру большой компанией, так что получилось не очень дорого.

Анджела не упомянула, что трудность состояла в другом: ее соседки работали кто в банке, кто на бирже, они вкалывали почти до потери пульса, а потом столь же самозабвенно развлекались с мужчинами, так что она их почти не видела.

– Почему же ты вернулась сюда?

Она тяжело вздохнула и рассеянно потерлась щекой о грудь Джоша. Рубашка на нем была мягкая и немного ворсистая, кажется фланелевая.

– Не пойми меня превратно. Нью-Йорк – замечательный город, просто я не могла быть там счастлива. Я выполняла исследования для всяких департаментов и работала очень много. Из-за того что я была занята учебой, у меня не оставалось времени на свидания. К тому же я так боялась отношений с мужчинами, что никак не могла начать. В результате я оставалась девственницей. А жить в Нью-Йорке и оставаться девственницей, когда тебе больше двадцати… Короче, в этом есть что-то ненормальное, и я стала чувствовать себя диковинной зверушкой.