Оболганная победа Сталина. Штурм Линии Маннергейма - Баир Иринчеев

Бой длился примерно двадцать минут и требовал от нас большого как физического, так и психологического напряжения. После боя те, кто не был в дозоре, отправились в блиндаж спать. Некоторые с большим интересом изучали захваченные трофеи. В один из блиндажей кто- то уже притащил прожектор и аккумулятор с подбитого танка и наладил освещение. Началась даже какая-то торговля знаками отличия противники, но на этом рынке быстро началась инфляция.

Несмотря на тяжелое сражение днем, настроение у нас было отнюдь не подавленное. Тот факт, что мы сдержали противника на нашем участке, придал нам уверенности в себе. Это же я подтвердил командиру батальона в многословном докладе, когда тот прибыл к нам для того, чтобы ознакомиться с ситуацией».

Советские архивные документы лаконично описывают потерю траншей в опорном пункте Харккила так: «Под сильным давлением противника, неся большие потери, 4-я рота отошла на исходные позиции».

Однако 1-й и 2-й батальоны 255-го стрелкового полка продолжали удерживать опорный пункт Лоухи, занял большую часть опорного пункта Айяла и блокировал ДОТ № 4 «Поппиус». В ночь с 17 на 18 декабря 3-я рота 15-го пехотного полка финнов безуспешно пыталась отбить утраченные опорные пункты.

В тот же день, 17 декабря 1939 года, 35-я легкотанковая бригада потеряла своего командира, ветерана гражданской войны полковника Кашуба — он был тяжело ранен в ногу при попытке наладить взаимодействие между пехотой и танкистами. В своих воспоминаниях, написанных по горячим следам, Кашуба так описал бой 17 декабря в укрепрайоне Ляхде:

«…Вой был особенно свирепый — наши танки впервые наткнулись на железобетонные укрепления. Это был артиллерийский и танковый бой. Описать его очень трудно. В гражданскую войну я видел огневые налеты, но такой красочной картины, как бой танков с огневыми укрепленными точками, не видал. Это в высшей степени эффектное зрелище: мощь огня, канонада, залпы пушек и танков. Похоже, что танки по команде бьют залпом и огневые точки отвечают так же. Все дышит, все в огне. Отблеск огня светло-красного цвета. Вперемежку с артиллерийской стрельбой работают пулеметы, издавая свой характерный звук «тэ-тэ- тэ…». И когда смотришь со стороны, то видишь, что все танки стоят перед каменными надолбами и как бы огрызаются.

Вылез я из танка и приказал командиру танковой роты растаскивать танки цепями. Командир этот был старший лейтенант Кулабухов, ныне Герой Советского Союза. Отойдя от него я пошел просить помощи у пехоты. А бой идет. Работают вражеские минометы. Разрыв за разрывом. Подошел я к пехоте, прошу помочь. А в это время смотрю — наши два танка уже на той стороне. Кричу пехоте: «Вперед! За Родину! За Сталина!» Сам бросился вперед, пехота за мной. И вдруг меня что-то ударило. Чувствую резкий толчок, подбросило меня, и я упал. Сознания, однако, не потерял. Видел, что бой продолжается. Видел, как подошел еще один танк и наши вклинились в линию укреплений противника, а несколько танков даже проскочили — за линию укреплений. Тогда я собой занялся. Наложил себе жгут и стал кричать. Подбежал пехотинец. В этот момент я увидел один из своих танков. Попросил пехотинца позвать его, чтобы он подъехал ко мне. Танк подъехал. Вылез техник первого ранга Разин и, увидев меня в таком состоянии, чуть не заплакал. Вылез и механик- водитель. Стали они меня поднимать, а поднять не могут, потому что во мне было тогда весу сто килограммов. Я сам ребятам помог, за гусеницу ухватился и взобрался на танк.

Стали мы отходить, а в это время все бьют. В укрепрайоне каждая сосна имеет свой ориентир. Я чувствую, что если мы замешкаемся, то нас подобьют, тороплю:

— Давай скорей.

Но ничего, проскочили. Вывез меня Разин. Впоследствии наши называли это место «Опушкой смерти», потому что все точки там были пристреляны. Укрепленный район виден здесь только тогда, когда близко подойдешь, а противник видит тебя на расстоянии пяти-шести километров. Он лесочек подчистит и видит все, а у тебя такое впечатление получается ложное, будто бы ты на опушке леса укрылся. Но стоит тебе появиться на этой опушке, как тебя начинают буквально гвоздить».

18 декабря части 123-й стрелковой дивизии продолжили наступление. Финские артиллерийские разведчики насчитали 68 танков, которые построились у них на виду на исходных позициях для наступления. Финны не замедлили воспользоваться столь серьезной ошибкой советских танкистов. Они нанесли мощный артиллерийский удар по плотным боевым порядкам танков до того, как те начали движение. Это полностью расстроило боевое построение советских танков, которые маневрировали под огнем.

Несмотря на тяжелое сражение днем, настроение у нас было отнюдь не подавленное. Тот факт, что мы сдержали противника на нашем участке, придал нам уверенности в себе. Это же я подтвердил командиру батальона в многословном докладе, когда тот прибыл к нам для того, чтобы ознакомиться с ситуацией».

Советские архивные документы лаконично описывают потерю траншей в опорном пункте Харккила так: «Под сильным давлением противника, неся большие потери, 4-я рота отошла на исходные позиции».

Однако 1-й и 2-й батальоны 255-го стрелкового полка продолжали удерживать опорный пункт Лоухи, занял большую часть опорного пункта Айяла и блокировал ДОТ № 4 «Поппиус». В ночь с 17 на 18 декабря 3-я рота 15-го пехотного полка финнов безуспешно пыталась отбить утраченные опорные пункты.

В тот же день, 17 декабря 1939 года, 35-я легкотанковая бригада потеряла своего командира, ветерана гражданской войны полковника Кашуба — он был тяжело ранен в ногу при попытке наладить взаимодействие между пехотой и танкистами. В своих воспоминаниях, написанных по горячим следам, Кашуба так описал бой 17 декабря в укрепрайоне Ляхде:

«…Бой был особенно свирепый — наши танки впервые наткнулись на железобетонные укрепления. Это был артиллерийский и танковый бой. Описать его очень трудно. В гражданскую войну я видел огневые налеты, но такой красочной картины, как бой танков с огневыми укрепленными точками, не видал. Это в высшей степени эффектное зрелище: мощь огня, канонада, залпы пушек и танков. Похоже, что танки по команде бьют залпом и огневые точки отвечают так же. Все дышит, все в огне. Отблеск огня светло-красного цвета. Вперемежку с артиллерийской стрельбой работают пулеметы, издавая свой характерный звук «тэ-тэ-тэ…». И когда смотришь со стороны, то видишь, что все танки стоят перед каменными надолбами и как бы огрызаются.

Вылез я из танка и приказал командиру танковой роты растаскивать танки цепями. Командир этот был старший лейтенант Кулабухов, ныне Герой Советского Союза. Отойдя от него, я пошел просить помощи у пехоты. А бой идет. Работают вражеские минометы. Разрыв за разрывом. Подошел я к пехоте, прошу помочь. А в это время смотрю — наши два танка уже на той стороне. Кричу пехоте: «Вперед! За Родину! За Сталина!» Сам бросился вперед, пехота за мной. И вдруг меня что-то ударило. Чувствую резкий толчок, подбросило меня, и я упал. Сознания, однако, не потерял. Видел, что бой продолжается. Видел, как подошел еще один танк и наши вклинились в линию укреплений противника, а несколько танков даже проскочили — за линию укреплений. Тогда я собой занялся. Наложил себе жгут и стал кричать. Подбежал пехотинец. В этот момент я увидел один из своих танков. Попросил пехотинца позвать его, чтобы он подъехал ко мне. Танк подъехал. Вылез техник первого ранга Разин и, увидев меня в таком состоянии, чуть не заплакал. Вылез и механик-водитель. Стали они меня поднимать, а поднять не могут, потому что во мне было тогда весу сто килограммов. Я сам ребятам помог, за гусеницу ухватился и взобрался на танк.