Алекс, или Девушки любят негодяев - Марина Крамер

— Если будет нужно, я оплачу все — любую рекламу, любые статьи — все, что скажешь.

— Зачем тебе это? — равнодушно спросила Мэри тогда, и Костя широко улыбнулся:

— Приятно, если жена знаменита.

Мэри удивленно захлопала ресницами — когда она была на самом деле почти знаменита и хорошо известна любому знатоку бальных танцев как в России, так и за ее пределами, Костю это бесило и не устраивало до такой степени, что он не погнушался унести ее однажды прямо с турнира на плече, как куль тряпья. А теперь — вот, смотрите на него.

Писать она не стала. Делала какие-то наброски, сохраняла их в файле — разрозненные, полные слез и невысказанного горя. Она боялась писать о главном, боялась, что Костя проверяет, читает… В голове постоянно рождались какие-то рифмы, но Мэри четко помнила день, когда дала себе обещание больше никогда не писать стихов — и не записывала. Обрывочные рифмы казались ей голыми птенцами, едва проклюнувшимися из скорлупы и тут же выброшенными из гнезда безалаберной матерью-кукушкой. Так и лежали внизу, под деревом — жалкие, никому не нужные. Мертвые.

Она часто думала о Марго и совсем редко — об Алексе. Дороги к ним не было. Возможно, это временно, до Швейцарии, но кто может сказать точно, сумеет ли она сбежать от Кости? Сумеет ли перехитрить его? И — примет ли ее Алекс после всего, что она ухитрилась натворить? Нет, она не собиралась жить с ним, не рассчитывала на взаимность или что-то похожее. Ей просто нужно было объяснить ему все — и уйти, уехать. Скрыться где угодно, сменить документы и навсегда исчезнуть из жизни Кости Кавалерьянца — а заодно и из жизни Алекса. Просто начать все заново — пока еще есть время и силы.

…Коньяк закончился, но покидать обжитый подоконник и спускаться вниз, в полуподвальную кухню, не хотелось. Там наверняка толкутся Гоша с парой охранников, а это ни к чему, кроме ссоры, не приведет. Костя сквозь пальцы смотрел на частые словесные перепалки между Мэри и Гошей, похохатывал довольно, если становился свидетелем того, как острая на язык Мэри «опускала» недалекого Георгия.

— Костя-джан, я ее ударю когда-нибудь, — мрачно обещал Гоша, но Костя моментально прекращал веселье и тихо говорил, сдерживая недовольство:

— Только попробуй.

— Но она…

— Она — моя жена.

На этом все заканчивалось, но Мэри спинным мозгом чувствовала: Гоша ждет случая поквитаться.

Решив не идти за добавкой, она закурила новую сигарету и опять уставилась в темное окно. Интересно, где сейчас Марго?..

Марго плакала. Она сидела на белом диване, поджав ноги, и беззвучно сотрясалась в рыданиях. Новость о том, что отец тяжело болен, застала ее врасплох. Он позвонил сам — впервые за много лет, хотя она исправно сообщала ему номер мобильного, если вдруг меняла его. Сегодняшний звонок разрушил мирное течение ее жизни, в которой в кои-то веки ничего дурного не происходило.

— Рита… если можешь, приезжай, — чужим, слабым голосом просил отец, и это так не вязалось с образом, который Марго хранила в памяти.

— Ты в больнице? — кричала она, захлебываясь слезами.

— Да, ты не волнуйся… я просто хочу увидеть тебя — вдруг не придется…

— Не надо, папа! — почти завизжала Марго, не в силах слушать. — Я приеду, я приеду завтра же… нет, сегодня!

Она бросила трубку и заметалась по дому, лихорадочно сбрасывая в дорожную сумку какие-то вещи. И только застегнув «молнию», Марго вдруг осознала, что паспорт ее находится у того самого мужчины, что привез ее сюда. У молчаливого, почти незаметного Айвана. Ничего, она убедит его, если нужно — расплачется, пообещает все, что угодно, но паспорт заберет. Она должна успеть приехать к отцу.

Айван сидел перед телевизором и смотрел футбол. На самом деле он не был не то что фанатом, а даже болельщиком, с трудом понимал правила игры, однако нужно же было заниматься чем-то. Нельзя дни напролет отжиматься от пола, есть, курить и спать. Общения с Марго не получалось — она постоянно лежала в комнате на втором этаже или сидела на просторном балконе с книжкой, спускалась только чтобы поесть и выпить чаю на ночь. Но и сам Айван не особенно стремился к сближению — опасался реакции заказчика. Джеф предупреждал: ко всему, что этот мистический Алекс считает своим, он относится ревностно и не терпит, когда кто-то пытается проявить интерес. К чему сложности?

В коридоре послышались шаги. Через мгновение Марго заслонила экран телевизора. Лицо ее было заплаканным, а выражение глаз — растерянным.

— Айван… отдайте мне паспорт, пожалуйста, — пробормотала она, почему-то краснея.

— Я не понял.

— Мне нужно уехать… ненадолго — на неделю, может, чуть больше, — сбиваясь, заговорила Марго, и Айван напрягся:

— Вы не можете покинуть этот дом, пока вам не разрешат.

— Айван… дело в том, что я… я просто не знаю, не могу… мой отец болен — там, в России, мне нужно — понимаете?

Айван видел, что Марго говорит правду — да и кому пришло бы в голову так опасно шутить по поводу здоровья близкого человека. Но отдать ей паспорт и позволить уехать он не мог — как не мог и поехать с ней. Джеф был непреклонен на этот счет — сразу предупредил, что Марго не должна покидать пределов дома без сопровождения, а выезжать из Цюриха запрещено им обоим. Так что Айван ничем не мог помочь — даже если бы хотел.

— Марго, не просите. Я не могу отдать вам документы.

Она смотрела на него так, что внутри у Айвана что-то шевельнулось и заныло — в глазах ее была такая боль и тоска, словно уже случилось что-то непоправимое.

— Я действительно не могу, поймите, — словно оправдываясь, заговорил он. — Вы ведь знаете человека, которому принадлежит этот дом. И не мне рассказывать вам, что он сделает, когда узнает о вашем отъезде.

— Мне — ничего… — начала Марго, но Айван перебил:

— Вам — да, ничего. А мне? Как вы думаете, что будет со мной? Я понимаю, что вам это неинтересно, но моей маме, например, было бы. Ей уже семьдесят шесть, я единственный сын — как вы думаете, если со мной что-то случится — долго ли она протянет?

— Но мой отец…

— Марго, вы просите меня о невозможном. Вы просите сделать выбор между вашим отцом и собственной матерью. Встаньте на мое место и скажите, как мне поступить.

Его ровный негромкий голос, его слова, такие простые и в то же время разумные и весомые, заставили Марго опустить голову. Действительно, как она могла поставить человека перед таким выбором? Разве она сама могла бы сказать, чья жизнь более ценна?

— Простите… — прошептала она и побежала из комнаты.

Айван перевел дух. Его мама действительно была очень старенькой и тяжело болела, правда, рядом с ней всегда находилась младшая сестра Марта. Но эта маленькая ложь дала ему возможность уговорить Марго остаться. Единственное, что беспокоило его сейчас, так это то, что теперь Марго совсем замкнется в себе, будет постоянно плакать и, чего доброго, снова разболеется, как было сразу после их приезда сюда.

Он решил проверить, как она, чем занимается, и пошел наверх. Постучав и не дождавшись разрешения, открыл дверь в спальню Марго. Девушка лежала на кровати, уткнувшись в подушку, и плечи ее вздрагивали от рыданий. Айван почувствовал себя ничтожеством, лишившим ее возможности увидеть тяжело больного отца.

— Марго… простите меня. Я не могу поступить по-другому.

— Уйдите! — прорыдала она, не оборачиваясь. — Если папа умрет — вы будете в аду гореть!

«Я и так буду гореть там за все, что сделал в своей жизни, и за всех, кого ликвидировал по заказу», — усмехнулся про себя Айван, а вслух сказал:

— Я надеюсь, что с вашим отцом все будет в порядке. Вы ведь можете звонить ему и узнавать о состоянии — это не запрещено.

Она вдруг вскочила, как будто он ударил ее, и, размазывая по лицу слезы, зло спросила:

— А я что — в тюрьме?! А ты, выходит, тюремщик, да? — Она даже не заметила, как перешла на «ты».

Айван постарался не выйти из себя, чтобы не наговорить грубостей и не настроить девушку против себя — к чему? А потому сказал мягко и миролюбиво:

— Успокойтесь, Марго. Вы прекрасно понимаете, что это не так. И что это зависит не от моего желания.

Марго заметалась по комнате, лихорадочно разбрасывая какие-то вещи и безделушки с комода, наконец, нашла мобильник и набрала номер. Айван почувствовал себя лишним и вышел, однако оставил дверь закрытой неплотно.

— Алло, Алекс? — услышал он и понял, что Марго звонит «заказчику». — Нет, мне неинтересно, как твои дела. Я прошу, чтобы твой человек вернул мне документы. Да. Да. Потому что мой отец тяжело болен, черт тебя возьми! И я никогда не прощу тебе… Я не кричу, прости… Что?! Что значит — ты в больнице, зачем? А… — Голос ее сделался глуше и мягче, видимо, информация оказалась шокирующей. — Как это случилось? А Мэри? Что с Мэри? Почему она не позвонила мне? Что? Да пошел ты! Скажи, чтобы мне вернули паспорт — иначе я… я… Что?! Да как ты смеешь вообще?! Займись своей женой, идиот, и оставь меня в покое! Навсегда — понял?!