По дорогам прошлого - Владимир Грусланов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во всяком случае, и те и другие перешли в собственность вновь сформированного полка молодой Красной Армии.
Их серебряные голоса пели теперь о стойкости и храбрости красноармейцев в боях с врагами Советской республики.
Полк вскоре стал участником битв за родную страну.
Под Нарвой он вместе с другими подразделениями Красной Армии разбил группировку немецких войск, пытавшихся прорваться к Петрограду.
На смотре командующий фронтом, услышав звонкие сигналы труб «На караул!», подъехал к горнистам, полюбовался и сказал бойцам и командирам полка:
— Цените эти трубы, товарищи! Берегите их. Это священные боевые награды. Они заслужены кровью наших славных предков.
Сегодня в бою с грозным врагом вы заслужили награду. Поздравляю вас с большой победой молодой Красной Армии над лучшей армией капиталистического мира.
От имени рабоче-крестьянского правительства награждаю вас красными лентами на трубы и красноармейской звездой.
Длинен был путь героического полка Красной Армии в боях с армиями интервентов и белогвардейцев.
Но где бы ни находился он, у его знамени всегда стояли четыре горниста. Они держали в своих руках серебряные трубы. Звонкие голоса труб будили бойцов ранним утром, подавали сигнал к наступлению и собирали воинов к полковому знамени…
Трубы стали гордостью полка.
В годы Великой Отечественной войны полк прошел славный боевой путь. Много раз упоминался в приказах Верховного командования. Полк свято хранит имена четырех молодых горнистов, погибших героями. В тяжелую минуту боя, под обстрелом врага, они бросились вперед и сыграли сигнал к атаке.
Сильные голоса серебряных труб перекрыли шум боя.
Солдаты услышали их, увидели горнистов, стоявших на открытом месте, и бросились в атаку. Враг был сбит и разгромлен, а трубы найдены рядом с погибшими героями.
Подвиг горнистов потряс солдат и командиров. Они поклялись отомстить за смерть товарищей.
К концу войны у нас осталось только две трубы. Две другие мы передали соседнему полку за братскую помощь.
И вот настал день. Советские войска вошли в Берлин.
Это был великий день. В Берлин вошли и мы.
Командующий советскими войсками салютовал горнистам, игравшим подъем флага.
Он приказал украсить трубы за взятие Берлина лентами славы с черной и оранжевой полосами.
Вот какова история серебряных труб.
А сегодня мы собрались здесь, чтобы передать их Артиллерийскому историческому музею. Мы просим его командование хранить боевые трубы как память о доблести нашего оружия.
Сто девяносто лет они честно служили Родине. Пора им на покой.
Подполковник Павлов взмахнул рукой. Под звуки торжественного марша два солдата и два офицера вышли на сцену и встали вокруг стола, покрытого скатертью малинового цвета.
Офицеры вынули из ножен шашки и отдали салют серебряным трубам.
Солдаты сделали два шага вперед. Затем взяли со стола трубы и передали их Измайлову.
— Передаем вам и завещаем от имени гвардейского полка Советской Армии хранить их вечно, — сказал один.
— Пусть советские люди увидят наши наградные трубы. Это — солдатская слава. Они много раз поднимали в атаки и суворовских чудо-богатырей, и бойцов Красной Армии, и гвардейцев нашей Краснознаменной дивизии. Своими призывными звуками эти трубы звали нас к подвигам и победам во славу Родины, — сказал другой.
Крики «ура!» долго не смолкали под сводами полкового клуба.
Принимая серебряные трубы, Измайлов опустился на колено перед боевой наградой с такой замечательной историей.
ЗОЛОТЫЕ КИНЖАЛЫ
Два месяца в учебной команде кавалерийского полка пролетели быстро. Слесарь-паровозник узловой железнодорожной станции Бологое Симачев стал кавалеристом.
— Имя?
— Владимир!
— Отчество?
— Иванович!
— Фамилия?
— Симачев!
— Пойдешь в гусары! Стать у тебя гусарская! — снисходительно похлопал по плечу молодого солдата пышноусый ротмистр. Он отбирал рослых, статных солдат в столичные полки.
Но Симачев недолго прослужил в гусарах. Тысяча девятьсот шестнадцатый год был на исходе. Запасный полк отправили на фронт. В дороге Симачев заболел, попал в госпиталь, провалялся там чуть ли не три месяца, а когда поправился — по всем городам и селам Российской империи бушевала революция.
С отпускным свидетельством на руках неудачливый гусар приехал в родное Бологое на поправку на целых двадцать дней.
В первый же день он заглянул в паровозно-ремонтные мастерские, навестил товарищей. Встретили Симачева горячо.
— Ух, как вовремя приехал! — радостно говорил старый бригадир слесарей Корней Корнеич Бобылев, учитель и друг Симачева.
Двадцать дней отпуска пролетели быстро, а Симачев не думал догонять свою часть, Да где ее догонишь в таком вихре, какой закрутился с февраля тысяча девятьсот семнадцатого года.
Гусар сменил воинский мундир на промасленную тужурку слесаря-ремонтника. С трудом и не без хитрости товарищи устроили Симачева на работу в мастерские.
— Воюй здесь с нами возле паровозов, на старой своей работе! — говорили они.
Жизнь наступила бурная. Заседания, совещания, митинги, споры.
Рабочие выносили на собраниях резолюции: «Мы верим, что лишь такая власть — власть большинства народа при поддержке рабочего класса, крестьянства и солдат — сумеет справиться с задачами, выдвинутыми жизнью».
Бологовцы с жадностью читали в «Правде» слова Ленина о том, что только революционный пролетариат может вывести страну из войны и разрухи, добиться мира и дать землю крестьянам.
Двадцать пятого октября они узнали: в Петрограде восстание, руководит Ленин, рабочие и солдаты свергли Временное правительство — правительство помещиков и буржуазии.
Родилась новая, советская власть.
…Время шло, жизнь налаживалась, но свергнутые Октябрьской революцией банкиры, помещики и заводчики не хотели смириться. Они призвали на помощь иностранных капиталистов. Отовсюду поползли на Страну Советов чужеземные войска. Началась интервенция, а вместе с нею гражданская война.
— Пришла, брат, пора защищать отечество! — сказали Симачеву товарищи летом тысяча девятьсот восемнадцатого года.
А через неделю Симачев шагал с Первым Болотовским пехотным партизанским полком на станцию к теплушкам. Полк рабочих добровольцев отправлялся на Южный фронт, к Царицыну. Вел их матрос Балтийского флота Иван Писарев.
Служил Писарев минером на славном крейсере «Олег».
29 октября 1917 года крейсер, по вызову В. И. Ленина, пришел в Петроград. Разгромив контрреволюцию в Петрограде, балтийские моряки отправились добивать ее на Дону. Писарев вызвался собрать у себя в поселке при станции Бологое отряд бойцов из рабочих-железнодорожников и поехать с ним на Южный фронт. Ему дали мандат и отпустили. Вернулся он в свой поселок и кликнул клич сходиться всем в партизанский отряд, выступать против белых.
Уже ближе к фронту, на вокзале в Орле, разговорился Симачев с забинтованными солдатами — раненными в недавних боях под Царицыном. Они ехали с фронта на поправку.
— Все бы ничего, — говорил не молодой уже дядька в затрепанных гимнастерке и шароварах, — Жмет, проклятый, конницей. Покоя не дает. Вся кавалерия, почитай, у белых!
Защитного цвета фуражка с таким же козырьком едва держалась на перевязанной бинтами голове солдата. Над козырьком, на выцветшем околыше, выделялся след от старой, царского времени, кокарды.
Задумался Симачев. Вспомнил учебный плац под Петроградом, свою короткую службу в гусарах, захотелось ему сесть на коня и с саблей в руке, перегнувшись через луку седла, рубить на скаку вражьи головы.
Поговорил он с командиром полка. Тот поначалу и слушать не хотел.
— Я с ротным надумал тебя в полковую разведку определить, а ты — наутек.
С трудом согласился отпустить Симачева из полка.
Симачев пересел на коня. Он попал к Буденному.
— Гусар, говоришь? — поглядел с недоверием на Симачева командир Первого крестьянского социалистического кавалерийского полка Буденный. — Из каких будешь? По батьке? — спросил он.
— Слесарь-паровозник!
Тревожные морщинки у переносицы Буденного разошлись. Он усмехнулся и, еще раз оглядев Симачева с ног до головы, одобрительно крякнул.
— Ока Иваныч! — окликнул он командира с черными усиками на скуластом лице. — Как думаешь? Паровозники-гусары нужны нам?
— Дело покажет, Семен Михалыч! И паровозники понадобятся в бою, и гусары сгодятся, ежели рубаки настоящие! — ответил солидно Ока Иванович.
Это был Городовиков, друг и сподвижник Буденного, казак, уроженец Сальских степей.
— Берем тебя с испытательным сроком до первого дела, — сказал Буденный.