Шпионский тайник - Питер Джеймс

Артур, с его пешими походами в Сноудонию и двенадцатью тысячами фунтов в год, несомненно, проживет еще много-много лет, просыпаясь по утрам с улыбкой на лице, тогда как я буду встречать каждое утро в холодном поту, нырять за пистолетом и пытаться вспомнить, где нахожусь. Артур и через тридцать лет будет вставать, улыбаться, вскрывать почту, читать газету, а я – скорее всего – лежать в могиле, убитый без лишнего шума и погребенный в какой-нибудь далекой, пустынной земле.

Под нос мне сунули пакет с рахат-лукумом, зеленым с белой обсыпкой. Мятый бумажный пакет, какие продаются во всех кондитерских. Рахат-лукум, ароматизированный мятным сиропом, был, как уже признался Артур, его единственным пороком; он не курил, не пил, но поедал в огромных количествах эту восточную сладость. Я достал из пакета кусочек, и он оставил на сверкающей столешнице тонкий след сахарной обсыпки.

Я взял еще два кусочка. Бумажный пакетик, следы сахарной обсыпки, тарелочка с печеньем и чашечки с дымящимся чаем на столе были желанным вторжением в этот странный сумеречный мир, который, не будь здесь этих гостей из мира обыденного, внешнего, казался бы совершенно другой планетой. Вспомнив про Уэзерби с его неизменными орешками, я спросил себя, не проходят ли эти мятые пакетики с тем или иным лакомством по статье стандартного оснащения служащих британской разведки.

Мы снова сели за работу. Прошли четверть списка на «А». Артур положил в рот кусочек рахат-лукума и половинку имбирного печенья и со счастливой улыбкой прожевал.

– Любопытный вкус, смешение этих двух. Ты пижаму принес?

– Нет. У меня лицензия на шестилетнюю аренду уголка в твоем офисе.

– Надеюсь, она у тебя с правом продления, потому что нам точно понадобится весь срок. – Артур сгорал от желания спросить, что именно я ищу, и потом сразу же ткнуть меня носом в ответ – если этот ответ вообще здесь был, в чем я сомневался, – но он знал, что спрашивать не его работа, а я помогать ему не собирался.

Имя мы получили через полтора часа. Файл был открыт к началу моей командировки в Штаты. Ничего интересного обо мне или такого, что могло бы меня расстроить, в нем не было. То же относилось и к Джефсону. Впрочем, об этом он мог позаботиться сам, хотя такой вариант представлялся маловероятным.

Мы закончили к одиннадцати. Артур посмотрел на меня затуманенными глазами. Борода его возле рта побелела от сахарной обсыпки. Я не спал уже две ночи, и еще одна большой роли не играла. Мне хотелось поскорее закончить работу и убраться из Англии, прежде чем кто-то узнает, что я здесь, а в нашей компании новости распространялись быстро.

Артур уже в третий раз позвонил жене. Он пропустил вечеринку с коктейлями, на которую они собирались пойти вместе, пропустил званый обед, на который она решила пойти, чтобы встретиться с ним там, и теперь ему грозил пропуск завтрака. Артур разговаривал с женой со всей нежностью человека, диктующего письмо налоговому инспектору. Потом положил трубку и посмотрел на меня:

– Давай заканчивать.

– Орчнев.

Артур задумался:

– Что-то знакомое. Но что именно, вспомнить не могу. Да, точно знакомое. – Он погладил бороду. – Русский. Хотел загнать какие-то секреты. Что-то в этом роде.

Он постучал по клавиатуре, и на экране появилось скудное досье. Все было так, как говорил Каравенов, только подробнее. Заканчивалось досье письмом Файфширу от 15 июля – ровно за месяц до ранения Файфшира. Письмо было короткое и по существу. Орчнев представлялся старшим членом научного совета при политбюро. Он желал перейти на Запад и жить в Англии и предлагал в обмен информацию, доказательства значимости которой был готов предоставить. В письме Орчнев просил Файфшира ответить ему на адрес в Западной Германии.

Письмо пришло сложным маршрутом. В Соединенные Штаты его отвезла подкупленная стюардесса «Аэрофлота», затем оно попало в британское посольство в Вашингтоне, откуда проследовало дальше в дипломатическом багаже. В Уайтхолле его получили 12 августа, за три дня до нападения на автомобиль Баттанги. Письмо было не из тех, что легко забыть, однако же Файфшир не упомянул о нем при нашей встрече, хотя я и показал ему второе.

– У тебя должен быть ответ на это письмо.

Артур покачал головой:

– Если бы ответ был, он находился бы здесь. Может быть, сэр Чарльз просто не успел до нападения.

– Тогда ответил бы кто-то другой… – Я не договорил. Кто чьей корреспонденцией занимается, Артура не касалось. – Ответ может быть в другом файле?

– Если бы ответ был, здесь находилась бы копия. У Вотана все строится на перекрестных ссылках. Все документы, в которых упоминается фамилия Орчнев, дублируются сюда.

– Вотан может ошибаться.

Усталость уже давала о себе знать.

– Крайне маловероятно, – раздраженно огрызнулся Артур, вступаясь за Вотана. – И где ты намерен его искать?

– Я и сам не знаю. В том-то и дело. – Вообще-то я знал, но усталость сломила и меня. Внутренний голос говорил, что Вотан, скорее всего, никакой ошибки не допустил, и я ничего здесь не найду. Одно мне было ясно: судя по письму, лежавшему в моем кармане, ответ Орчневу существовал. И, возможно, еще какая-то переписка с ним. У Вотана ни того, ни другого не было, потому что кто-то так захотел.

Глава 18

Артур предложил подкинуть меня домой, и я с благодарностью согласился. Эвакуированная машина могла остаться и на полицейской стоянке – это уже не моя забота. Интересно, подумал я, в каком состоянии пребывает сейчас мой домик в Холланд-Парке, если всякий раз как я покидаю его на какое-то время, моя уборщица вдруг заболевает и там уже не показывается, а холодильник, забитый молоком и мясом, постоянно ломается уже на следующий после моего убытия день.

Артур хотел что-то рассказать – я не просто это чувствовал, но даже был в этом уверен, – однако пока мы спускались в скоростном лифте на стоянку, перекинулся со мной лишь парой слов. Я сонно забрался в его ярко-зеленую «кортину», в которой, как следовало ожидать, пахло собаками.

Я предоставил ему кучу возможностей рассказать то, что он хотел, по пути в Холланд-Парк, но он продолжал болтать ни о чем. Я попросил его высадить меня за пару кварталов от моего тайного пристанища, так как нуждался в глотке свежего воздуха и хотел убедиться, что в непосредственной близости к дому не бродят какие-нибудь воришки. С Артуром мы договорились встретиться на следующий день, после чего я поблагодарил его за труды.

Спустившись по Ноттинг-Хилл-Гейт, я повернул на Холланд-стрит. Проведенные с Артуром часы дали немало пищи для размышлений, но, хотя детали пазла вроде бы и подходили одна к другой, сам он только разрастался. Файфшир – в этом я был уверен – сказал правду, но, если он не получил первое письмо Орчнева, тогда, должно быть, его перехватил кто-то из того же департамента. Быть может, Артур знал, кто именно не позволил информации попасть в Вотан; быть может, как раз таки это он и пытался заставить себя сказать мне – слишком много допущений для одного раза. Артур, несомненно, хотел что-то сообщить – я не сомневался, что так или иначе выясню, что именно, в самое ближайшее время.

Я повернул за угол, в темноту. Из дальнего дома с припаркованными у входа несколькими машинами и пробивавшимся из-за занавесок светом доносилась громкая музыка, перемежавшаяся редкими взрывами смеха, судя по всему, там проходила веселая вечеринка. В остальных домах света не было.

Я провернул ключ в замке, дверь должна была быть заперта на два оборота, но открылась уже после первого. Я вытащил пистолет, снял с предохранителя, вошел, щелкнув выключателем, и тут же упал головой вперед, после того как моя нога провалилась в пустоту.

Ковер и половицы были убраны, я лежал, в недоумении глядя на покрытый пылью фундамент и деревянные балки перекрытий, между двумя из которых и угодила моя нога. Я встал и огляделся. Тут бы уже не помогла и уборщица. В квартире царила полная разруха: каждый дюйм ткани – занавески, ковры, обшивки дивана и стульев – был разорван на полоски. Мебель разобрана и изрублена на мелкие куски. Лампочки разбиты, водопровод разъединен, все трубы – как канализационные, так и водоотводные – выдраны из стен и валялись на полу. Со стен содраны не только обои и краска, но и штукатурка, спилены даже латунные ручки дверей.

Кто бы здесь ни побывал, должно быть, он был либо чертовски уверен в том, что тут что-то спрятано, либо имел на меня зуб. В целости остались только стены, все прочее, за исключением пары лампочек, было уничтожено. К счастью, избытком сентиментальности я не страдаю.

Я расчистил для себя несколько футов пространства, собрал в кучку изодранную материю, улегся на нее и проспал до утра. Проснулся примерно в половине шестого – дрожа от холода, разбитый и с тяжелой головой. Я даже не мог сварить чашечку кофе, так как кто-то поработал над чайником консервным ножом, а кухонная плита выглядела так, словно из нее пытались сконструировать один из линкоров «Меккано».