Борьба с безумием - Поль Генри де Крюи

Почему мне трудно писать с такой же правдивостью и убежденностью о хорошем Джеке Фергюсоне, как я писал о дурном?

Конечно, Джек Фергюсон не первый боец из тех, кото­рые, получив нокаут, вскакивают на ноги при счете «девять», снова бросаются в бой и побеждают. И я снова вспоминаю старого средневекового Мейстера Экхарта, ко­торый редко встречал людей, совершавших великие дела без того, чтобы сперва не сбиться с пути и не наделать глупостей. Был также поэт Джон Драйден, который сказал, что «высокий ум безумию сосед». А разве Ван-Гог не создал свои бессмертные полотна, будучи сумасшедшим? С Фергюсоном произошло как раз обратное: он сейчас работает с неожиданной для него, новой, трезвой и здоровой психи­кой. Но и это не так уж редко встречается.

В сточной канаве, куда попал Джек, он пережил глубокий духовный сдвиг, и в этом он нисколько не отли­чается от многих тысяч членов общества «Анонимные алкоголики», которые выбирались из канавы с более силь­ным характером, чем у многих так называемых нормаль­ных людей.

Вспомним также Федора Достоевского. Ему, как и Дже­ку Фергюсону, определенно повезло. У Достоевского была своя Анна, которая вырвала его из темных глубин игорно­го дома, чтобы он мог дописать свое великое произведение «Братья Карамазовы». У Джека Фергюсона была своя Мэри.

- Когда мы с Мэри приехали знакомиться с больницей Траверз-Сити, - рассказывает Джек, - мы первым делом пошли осматривать ее территорию. Повсюду была чистота, больничные корпуса были выкрашены и, видимо, хорошо содержались.

Поднявшись на холм, они увидели перед собой серо-голубые волны большого канала Траверз, катившиеся в синий простор озера Мичиган.

- Вот где неплохо порыбачить, - сказал Джек. - Обя­зательно поедем, как только немного разгружусь.

Старые чистые кирпичные здания с остроконечны­ми крышами обступали их со всех сторон. В них поме­щалось более 3000 обиженных судьбою душевнобольных людей.

- Кучка больных работала на лужайке, - рассказывал Джек, - мы наблюдали за ними из-за кустов. То один, то другой из них делал что-нибудь не так или не делал того, что нужно. Интересно было видеть, как надзиратель под­ходил к каждому в отдельности, но не ругался и не кричал, а только молча помогал ему. Надзиратель не знал, что за ним наблюдают, - подчеркнул Джек, - так что это была, очевидно, обычная манера обращения с больными.

В корпусах, которые они осматривали, была исключи­тельная чистота.

- Всего восемь часов назад, - сказал Джек, - мы уеха­ли из обстановки, которая была полной противоположно­стью тому, что мы увидели здесь.

Джек сказал, что их решение остаться в Траверз-Сити сразу определилось, как только они вступили на террито­рию больницы. Они осматривали палаты для самых беспо­койных, палаты, которым полагается быть грязными, но они не были грязными. Пациенты выглядели опрятными и чистыми, и все они были одеты по-разному. А в Логэнспорте Джек видел только монотонную картину больничных па­лат, где все пациенты были одеты в одинаковую форменную одежду, как каторжники.

Беседуя с директором больницы доктором Шитсом, Джек чувствовал, что попал в совершенно новый мир. Он видел, что доктор Шитс переживает за своих больных, включая и самых тяжелых, как будто это были не безумцы, а только несчастные люди, сбившиеся с пути. В нем совер­шенно не чувствовалось того раздражения, которое часто внушают нам сумасшедшие, опустившиеся до положения животных, - раздражения, которое естественно возникает из-за их ужасного поведения. Доктор Шитс извиняющимся тоном сказал, что в его больнице не применяется большая те­рапия, которая могла бы разгрузить учреждение или хотя бы основательно сократить его населенность. Он сказал Джеку, что, к сожалению, бюджет больницы не позволяет пользоваться новыми успокоительными лекарствами, как тиразин и серпазил, которые тогда только начинали будо­ражить умы психиатров. Но Джек может сколько угодно за­ниматься лоботомиями - тут есть сотни хроников, возбу­жденных и безнадежных, среди которых он найдет немало больных для оперативного лечения.

- Доктор Шитс - это доктор для докторов, - говорит Джек, - благороднейший джентльмен. После беседы с ним мы с Мэри почувствовали, что наполовину уже устроены в Траверз-Сити.

Что-то особое было в атмосфере этой больницы, что от­личало ее от других психиатрических больниц, в которых Джек бывал как наблюдатель или как пациент. Безумие бушевало в каждом ее уголке, но обитатели выглядели такими опрятными, такими чистыми.

Каким же способом это достигалось? Джек настойчиво расспрашивал об этом сестер-надзирательниц, и они сами по себе могли быть ответом на вопрос. Это была их личная мораль. Они не применяли никаких чудодейственных лекарств. То, что они давали этим диким, грязным, опасным несчастливцам, не было наукой. То, что они могли им дать, было какой-то отрицательной величиной. Они не злились и не проклинали судьбу, когда больные становились агрес­сивными; они не сердились, когда больные обгаживались еще и еще раз; они не раздражались оттого, что снова и снова приходилось одевать больных, срывавших с себя одежду. Их терпение было «не от мира сего».

Вот что лежало в основе поведения сестер-надзиратель­ниц: они всегда помнили, что имеют дело не со здоровыми, а с больными людьми. «Может быть, эти сестры тоже иску­пают свои грехи?» - думал Джек.

Сестры-надзирательницы следили за Джеком, когда он обходил больницу; каким-то путем до них дошли сведения, что Джек известный психохирург, с корнем удаляющий безумие у больных, которые до этого считались безна­дежными.

- У меня было такое чувство, что сестры молчаливо просят, умоляют нас приехать в Траверз-Сити и поскорее взяться за дело, - сказал Джек.

Итак, в благоприятной атмосфере желтых кирпичных зданий, расположенных на живописных холмах и обращен­ных фасадами к чистым синим водам озера Мичиган, все было подготовлено для Джека-Давида, чтобы тот мог на­чать боевые действия против Голиафа-безумия. И тут же с первого шага перед ним встала дилемма. Она была рож­дена его честностью.

С одной стороны, он стоял на верном пути, когда после­довал совету видного Гарвардского нейропсихиатра доктора Гарвея Кушинг, который сказал: «Задача психиатров - вернуться в дома умалишенных и в лаборатории, которые они гордо называют пройденным для себя этапом». Совер­шенно верно. Эта больница и есть его лаборатория. У мно­гих тяжелых психотиков он может за пять минут иссечь безумие, которое годами не удавалось ликвидировать пу­тем уговоров на кушетке докторского кабинета.

С другой стороны, существовало зловещее мнение, вы­сказанное столь же крупным чикагским нейропсихиатром доктором Персиваль Бэйли: «Великая нейрохирургическая революция (лоботомия) оказалась безрезультатной: она не разгрузила больниц нашего штата».

Опять-таки верно. Еще в Логэнспорте, как вы припоми­наете, у Джека зародилось сомнение, что у ледового топо­рика нет будущего в лечении шизофрении. Крошечные пи­люли серпазила обладали силой прояснять головы, которые после лоботомии оставались туманными. Это был как бы особый вид химической лоботомии, временного вмешатель­ства, тогда как операция ледовым топориком навсегда раз­рушала мозговую ткань, которую уж невозможно восста­новить.

Вот какая дилемма встала перед Джеком: специалист по лоботомии, он в душе стал уже химиком-клиницистом. А тут пришли вести из Франции о новом, еще более силь­ном успокоительном средстве, чем серпазил, с которым Джек работал.

Химическая его формула звучит страшновато: «10-(3-диметил-аминопропил)-2-хлорфенотиазин». Это вещество было синтезировано мудрыми химиками фирмы Рона-Пу-лэнк в Париже. Профессор Дж. Е. Стеглин из Базельской психиатрической клиники в Швейцарии сообщил, что с по­мощью этого средства удалось выписать из больницы по­ловину больных. С применением правил химической сте­нографии оно было названо хлорпромазином. Средство это было освоено и выпущено в Америке под торговой мар­кой «торазин» фармацевтической фирмой Смит-Клайн-Фрэнч.

Как раз в то время сотни канадских и американских вра­чей проводили клинические испытания серпазила и торазина в надежде, что то или другое из чудодейственных снадо­бий - а еще лучше при совместном их употреблении - нач­нет опустошать наши сумасшедшие дома.

Но Джеку Фергюсону, уединившемуся на берегу боль­шого канала Траверз, - где ему было достать серпазил, где достать торазин? Кто из фармацевтической фирмы Сиба, выпускающей серпазил, или из фирмы Смит-Клайн-Фрэнч, вырабатывающей торазин, - кто слышал когда-нибудь о докторе медицины Джоне Т. Фергюсоне, замкнувшемся и своей далекой северной крепости? Никто.

И где взять денег на покупку пилюль для психобольни­цы Траверз-Сити? Их не было совсем. Как же нашему хи­мику-клиницисту Джеку Фергюсону приступить к испыта­нию этих могучих пилюль, которых он не имел?