Счастливые бывшим не пишут - Елена Лабрус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А если у меня не получится? — не внушала мне поставленная задача никакого оптимизма.
— У тебя получится, — ответил Манн без доли сомнения. — Если продашь хотя бы три дома, проси у меня что хочешь, хоть директорское кресло — показал он на свой «трон».
— Артур Аркадьевич, а можно мне кое-что попросить прямо сейчас? — посмотрела я на Манна.
— Конечно, — удивился он.
— Мне по семейным обстоятельствам нужен свободный график и удалённый доступ. У свекрови рак. Сейчас она заканчивает курс химии. Потом операция. И снова курс химии. Ухаживать за ней некому, кроме меня. Я буду работать сколько смогу, но мне придётся переложить часть обязанностей по проектам «Брендманна». Себе оставлю только эту стройку, — ткнула я в папочку.
Манн кивнул.
— Конечно, делай всё, что потребуется.
— Мне написать заявление на отпуск? Очередной или без содержания?
— Если это будет необходимо, я сообщу, пока ничего не надо, — ответил Манн.
— И я… — уже поднялась я, но задержалась. — Можно взять в помощь Юлю, нашу практикантку?
— Она в полном твоём распоряжении, — снова кивнул Манн.
Я вернулась в свой кабинет. Провела летучку. Проверила рабочую почту.
С красной пастой просмотрела всё, что «наработала» моя команда.
Сообщила Юле, что она теперь мой личный раб, чему та даже обрадовалась.
Отправила её за обедом и заглянула на сайт знакомств.
— Хм… — удивилась я, отсеяв большую часть идиотов и рассматривая фото очередного, поставившего лайк, «кандидата».
«Москва, 31 год, Телец»
«Люблю, когда хорошо. Когда плохо, не люблю».
Немного помедлила, вдруг испытав забытое чувство, когда кто-то нравится с первого взгляда, безотчётное, немного волнующее, и смахнула фото пользователя «Максимус» вправо. Лайк.
45. Марк
Паром медленно отчалил от пристани.
Оставив машину внизу, Марк стоял на верхней палубе и смотрел на хмурый сегодня Босфор.
После трёх дней «лета» снова пасмурно, промозгло, дождь.
В пластиковом стаканчике остывал кофе. Над тёмной водой метались чайки.
Выйдя из офиса, в уличной будочке Марк купил симит — турецкий бублик, посыпанный кунжутом, и взял его с собой к кофе, но всего раз откусил.
Марк снял квартиру «на той стороне», как стамбульцы называли часть города на той стороне пролива, и дважды в день ехал с азиатской части в европейскую, где находился офис компании, в которой он сейчас работал, и обратно.
Сейсмостойкие здания (как отрекомендовал дом хозяин квартиры) стали особенно популярны после Измитского землетрясения 17 августа 1999 года, унёсшего более 17 тыс. человек. Более 25 тысяч получили ранения, около 600 тыс. остались без крова. Турцию постоянно трясло. Но про Измитское землетрясение Марк знал, потому что его отец был одним из корреспондентов, что освещал событие.
Его отец был журналистом и мотался по миру, как чёртовы крикливые чайки по Босфору.
Он ездил с дальнобойщиками по США, покорял на ледоколе Антарктиду, жил в Африке в каком-то проклятом племени, спускался с шахтёрами в шахту, поднимался с альпинистами на Эверест. Он всё должен был видеть своими глазами, всё прочувствовать на себе, сделать сам, прежде чем об этом написать.
Если где-то в мире случалась жопа: наводнение в Таиланде, теракт 11-го сентября, цунами в Индийском океане, политический кризис, пожар, голод, крушение самолёта — отец летел туда.
И в жизни он был таким же — необузданным, как говорила мать.
Бескрайним, как мир, что был для него цельным, единым и неделимым.
Стихийным, как бедствия, что он освещал в своих репортажах.
Он говорил со всем миром и с каждым человеком на его языке (на семи основных, но мог освоить любой язык за несколько дней), и Марк его боготворил.
Он запомнил его большим, неутомимым, шумным. Если смеялся, то от души, если собирал друзей — то тридцать человек минимум, если рисковал, то кровь стыла в жилах, если любил, то до неба.
Именно так он любил сына.
Ощущение неба, когда отец подбрасывал его маленького над собой, стало первым осознанным ощущением счастья и осталось с Марком на всю жизнь.
Отец и был для него небом: бездонная синева глаз, что досталась Марку от него, мириады звёзд, о которых он ему рассказывал, лёжа в траве на даче, фейерверки, что они любили устраивать на праздники, и радиосигнал, улетающий в бесконечность космоса, что посылали со старенького радиоприёмника, который собрали вместе с отцом.
Марк скучал по нему бесконечно. Уже не так остро, как пятнадцать лет назад, когда отец разбился на какой-то горной дороге в Дагестане из-за обвала, но всё равно скучал.
Долго не мог принять его смерть, не хотел верить, и в душе, наверное, до сих пор не смирился, хотя умом понимал: ошибки не произошло — отца больше нет.
Выбрать Стамбул, что любил отец, о котором мог говорить часами, было плохой идеей — город навевал на Марка тоску.
Тоску по отцу (хотя то, что увидел Марк, когда приехал сюда впервые и близко не походило на город, что он себе представлял из рассказов отца) и тоску по девушке, на которой всего каких-то два месяца назад он был женат.
То, что они с Аней расстались, Марк тоже не мог принять.
Он чувствовал себя как в плохом сне, который ему не нравился, но он никак не мог проснуться. Ему казалось, он живёт не свою жизнь. В его жизни у них с Аней должно быть, как они мечтали: трое детей, дом у моря, яхта, большая добрая собака, долго и счастливо. И Марк не хотел другого сценария.
Но увы, Аня даже Эффи получила без него.
Он машинально достал телефон, едва вспомнил про жену.
Его случайная, никому не нужная, не доставившая ни удовольствия, ни удовлетворения саморазрушительная связь принесла Марку лишь одну пользу — «злой гений» Зинаида Завьялова, что продолжала писать и названивать, хотя уже не так часто, неожиданно поделилась, что Анька завела страничку на сайте знакомств.
«Точно?» — тут же отреагировал Марк, хотя обычно тянул с ответом сутками, даже не читая её сообщения.
«Инфа сотка» — ответила Заноза_в_Заднице, как неоригинально, но точно,
