Селфи на мосту - Даннис Харлампий

* * *

Рабочие места Макса меняются, как сезонная одежда, принося в карман жалкие гроши. А вот с одеждой все как раз наоборот. Его шмотки сильно износились: единственные джинсы до дыр протерлись в промежности и вытянулись в коленках. Не в лучшем состоянии и рубашки с протертыми локтями и выцветшими воротничками. Постепенно Макс превращается в оборванца. А пойти и обновить гардероб он не в состоянии, потому что до сих пор не нашел стабильного заработка и не может тратить лишние деньги.

Внешне он здорово опустился. Теперь он не похож на прежнего Макса, заходящего в любое заведение уверенным шагом и угощающего выпивкой мало знакомого человека, потому что это круто.

Порою Макс стесняется самого себя и это сковывает его до боли в груди. Проходя по людным улицам, он часто заглядывается на красивых девушек, но подойти к ним, как раньше, уже не решается. Денег-то нет, чтобы платить за развлечения и чувствовать себя при этом раскованно. А без денег он знакомиться не умеет, потому что возраст уже не тот, чтобы в парках гулять да лавочки насиживать. Но с инстинктами природными не поспоришь. Он все еще мужчина, и голод его изо дня в день нагревает либидо, пока не подталкивает к действиям. Макс начинает встречаться с девушками из дешевых летних кафешек, цепляя их прямо на улице. Второсортные красавицы, разносчицы кандидов и гонококков – таких всюду пруд пруди. Они пьют много-много пива, знают практически все марки сигарет и любят танцевать под дядюшку Лепса в исполнении неудавшегося вокалиста.

Но надолго Макса не хватает. Слишком все скучно, слишком дешево. Даже мышление у таких девушек недалекое.

Как-то он встречает Джессику и они явно смотрят друг другу в глаза несколько секунд. Макс здоровается и сразу же недоумевает от ответа.

– Мужчина, не приставайте ко мне, – отвечает Джессика, бледнея. – Я вас не знаю. И нечего со мной здороваться.

После этого Макс больше вообще не хочет связываться с женским полом. Уж пусть он будет один до лучших времен. Но когда уже настанут эти лучшие времена? Он часто задается этим вопросом, после чего погружается в глубокие мечты о заснеженных вершинах. Он строит себе планы на далекое будущее, что когда-нибудь удача снова повернется к нему своим прекрасным лицом и тогда у него будет собственный коттедж, несколько авто и новая компания друзей. Тогда-то он утрет носы всем старым знакомым, которые отказались ему помочь в трудную минуту.

А потом мечты прерываются, будто в сознание его вторгается злой и колючий монстр по прозвищу реальность. Ему становится паршиво и одиноко и хочется плакать. Он метает взгляды в поисках поддержки, но никто вокруг даже не знает о его существовании. Лишь надпись на стене бросается в глаза:

Ты мужчина, ты не можешь устать. На твоих плечах всегда лежит ответственность за твою семью. У тебя нет времени на слабость и уныние. Ты должен помнить о совести, верности, чести и гордости. А если ты устал – ляг и умри.

Единственная женщина, с которой Макс общается, это его мать. От нее он теперь всегда берет трубки и даже сам иногда звонит. Да и она вновь делает ставку на Макса, потому что знает, что он теперь свободный. И не важно, что он не сияет, как в былые времена, природная-то красота все равно осталась.

– О боже, Максим, как же ты исхудал, – сказала Людмила, еще когда сын приехал заселяться в свое новое убежище. – Неужели у тебя совсем нет денег?

– Так ты же и позаботилась об этом, – ответил Макс. – Ты же забрала себе абсолютно все. И даже отца оставила ни с чем.

– Ну, во-первых, Максим, ты сам от всего отказался, когда решил поступить по-своему. И к тому же до тебя было нельзя дозвониться. А во-вторых, когда я спросила твоего отца о том, как он мог взять и так глупо спустить все свое состояние и тем самым лишить нас, и в том числе тебя, будущего... знаешь что он мне ответил на это?

– Наверное, то же, что и мне...

– Он сказал: я все это заработал, я и спустил. Вот после этого я и поняла: у него что-то с головой произошло. Он совершенно не считает себя виноватым. А мне, извини меня, еще хочется достойно пожить. На тебя надежды нет. Ты вон себя-то содержать не можешь, потому что деньги до сих пор не научился зарабатывать. Да и папаша твой постарался для этого.

Макс тоже негодовал на отца, и также считал только его виноватым во всех бедах. Но что толку теперь. Злостью уже ничего не исправить.

А вот Олег Арсеньевич в это время опускался все ниже как по социальной лестнице, так и по финансовой. Его единственным занятием стала торговля на бирже, на которую он наткнулся все в том же интернете. Но он и близко не знал, что от биржи там одно лишь название, а все остальное – игра внутри брокерской компании. Казино, другими словами, лотерея для самоуверенных финансовых профанов, наивных трейдеров.

Олег быстро записывает себя в профессионалы, особенно после пары-тройки недель удачных ставок. Но в итоге все счета, деньги на которые выморозил у последних верящих в него людей, он сливает – просто превращает цифры из шестизначной суммы в двухзначную.

После этого Олег впадает в гипотимию, которая впоследствии переходит в депрессию и легкое помешательство. Изо дня в день он кому-то звонит по телефону и разговаривает об одном и том же: объясняет, в каком случае нужно покупать, а когда продавать. А в один из обычных вечеров он уходит из квартиры-офиса, никого не предупредив. И только на третьи сутки его находят в зарослях сквера с простреленной головой, а в руке "Тульский Токарев", крепко сжатый окоченевшими пальцами.

Узнав о печальном событии, Макс не торопится оплакивать отца. Ему даже жаль, что виновник его бед так быстро и легко отделался.

Опознав труп в морге, Макс решает не забирать его оттуда. Он считает, что крематорий для Соболева – лучший вариант, потому что вряд ли кто-то будет приходить и навещать его могилу на кладбище.

* * *

"Может, и я скоро помру, – думает Макс. – Свалюсь в очередном припадке и больше не проснусь. И не будет никаких проблем потом". Но такие мысли Макс старается отгонять. Ему еще не так много лет, чтобы жалеть об упущенном времени. Да и упустил-то он самую малость, больше строил из себя бизнесмена и верхогляда, когда нужно было по-настоящему думать головой.

Недавно с ним произошел приступ. Долго их не было – месяцев пять, наверное, или больше. И это результат трезвой жизни как-никак. Макс, конечно же, не может не согласиться с социологом, который отказал ему в нетрудоспособной пенсии. В глубине души он и сам понимает, что нет никакой эпилепсии; есть только алкоголь, который приводит к неприятностям. И стоит окончательно завязать пить, как припадки уменьшатся до одного раза в год или вовсе исчезнут из его жизни.

Только теперь он понимает, что надо было хорошенько заплатить комиссии, чтобы получить такую сомнительную инвалидность. Но ведь тогда у него не было денег, впрочем, как и сейчас.

Так же и мать ему говорила, когда вывела на разговор про ребенка.

– Но откуда ты все знаешь обо мне? – удивился Макс.

– Да видела недавно этого Зенкова, – пояснила Людмила. – Он мне все и рассказал. Но про ребенка я давно знала. А он мне только про несчастный случай сказал.

– Конечно, от тебя разве что-нибудь утаишь.

– А не надо ничего скрывать. Не надо было вообще жениться на той девушке и рожать ребенка, раз не дорос еще, чтобы соображать.

– В чем именно я не сообразил, по-твоему?

– Да во всем, Максим, во всем. В таких делах надо все по уму делать. Тебе нужно было заранее договориться с врачом, сделать первоначальный денежный подарок. Или ты не знал, что везде нужно платить, а в особенности врачам? Ты забыл что ли, когда тебе аппендикс вырезали, как я бегала и за все платила? Тогда тебе и наркоз хороший сделали, и обезболивающее чаще давали, и вообще все перед тобой бегали и стелились. А если не платить, то будешь в порядке очереди своего дожидаться и повезет еще, если ноги об тебя не вытрут.

– Да, наверное, так и надо было мне сделать. Тогда бы все нормально было. И малыш бы родился здоровым.

– Да не наверное, а в любом случае. Ты что, вчера родился что ли? Не знаешь, как у нас в стране все устроено? Вот если бы ты женился как следует, я бы лично сопровождала свою сноху во время беременности. Я бы нашла лучшего акушера и заплатила бы ему столько, чтобы ее сканировали с ног до головы всеми этими УЗИ и КТГ. Да ее бы там на руках носили, она бы все девять месяцев пролежала на сохранении, если бы потребовалось. Но ты же решил, что уже взрослый. А оказался птенцом, думающим, что крылья отрастил. Отрастил ты, Максим, только свою штуковину между ног и засунул ее не в то место.

Макс не знал что и ответить после такого утверждения.

Позже он часто ловит себя на мысли, что думает об Анне и ее неудачной беременности. А ведь он мог сообразить и заплатить, ведь тогда у него еще были деньги, которых бы хватило сполна.