Пребудь со мной - Элизабет Страут

— Накоплений в банке хватает. — Тайлер похлопал себя по животу.

Ему казалось очень странным, что Джордж заговорил о радости. Когда, интересно, Джордж Этвуд в последний раз чувствовал радость? Но именно радости Тайлеру и не хватало. Именно радость, казалось, переполняла его прежде до краев. Даже когда вместе с браком пришли всяческие беспокойства. А радость — это как раз то слово, какое К. С. Льюис[50] употребил, чтобы описать свое чаяние Бога. Именно таково было его, Тайлера, Чувство, как он теперь понимал. Но как могла радость стать когда-либо снова возможной для него? Он чувствовал, что одним поспешным решением изнуренного ума в тот последний день жизни Лорэн он словно позволил тяжелой амбарной двери упасть и придавить его, и в наступившей тьме уже не видел выхода.

— Послушайте, Джордж. — Тайлер снова наклонился вперед, опершись локтями о колени.

Однако как раз в этот момент Джордж взглянул мимо него, на вход в кабинет, и произнес:

— А, Филип, входи. Ты меня искал?

В дверях, почтительно ссутулив плечи, стоял молодой человек.

Тайлер встал и, обменявшись рукопожатием с Филипом, пожал руку Джорджу.

— Ну что ж, пора мне отправляться восвояси, — сказал он.

— Хорошо, Тайлер.

Старый профессор даже не встал проводить его до двери.

Выйдя на холодный воздух, Тайлер попытался обрести душевное равновесие посреди разверзшейся вокруг него бездны разочарования от визита к Джорджу Этвуду. Несколько минут он сидел в машине, глядя на семинарский кампус, на огромные серые стволы старых вязов. «Пребудь со мной: уж меркнет свет дневной…» Странно теперь подумать, что уже много лет этот гимн был для него самым любимым, ибо что же он мог знать — до этого года — о печали и таком утешающем тоне этого гимна? «Густеет мгла: Господь, пребудь со мной!»[51]

Тайлер тронул машину, спустился с холма, миновал церковь, где венчался с Лорэн. «Когда лишусь друзей и радости земной… Отец Небесный, Ты пребудь со мной!» Деревья вдоль реки, казалось, застыли полураздетыми. На ветвях еще оставались листья, но опало их уже столько, что сквозь ветви можно было видеть не только стволы, но и небо: ощущалось, что они вот-вот совсем обнажатся. Тайлер опустил оконное стекло, давая осеннему воздуху омыть его лицо, и острый запах осени вызвал в его памяти картину из прошлого: он стоит на футбольном поле, ожидая стартового свистка. В голове его рождается мысль: «Я человек большого роста, я могу и буду совершать большие дела!»

Кэтрин, сидя на заднем сиденье машины миссис Карлсон, смотрела в окно и тихонько улыбалась. Миссис Карлсон, поглядев в зеркало заднего вида, предположила, что девочка заметила стенд с тыквами, мимо которого они проезжали, и вспомнила, что ей обещали тыкву.

— Собираешься сделать фонарик из тыквы на Хеллоуин? — спросила миссис Карлсон.

Но Кэтрин ей не ответила, только молча улыбалась в окошко. Она рисовала в своем воображении свой дом, веранду, сломанные перила крыльца, накренившиеся ступени, себя, взбирающуюся на каждую из них, а потом внутри, с широко раскинутыми руками, ее будет ждать мама. «Китти-Кэт, я так скучала по тебе!» — воскликнет мама, и потом они побегут наверх и запрыгнут на кровать.

Кэтрин часто представляла себе это. То, что такого до сих пор не случалось, ее нисколько не обескураживало. Она думала об этом всегда, когда чья-нибудь машина подвозила ее домой. Эта картина ее спасала, внушая чувство безопасности, так что, когда этот странный карлсоновский сынок издевательски произнес: «Спасибо, миссис Карлсон», когда она молча вышла из машины, а миссис Карлсон сказала: «Сейчас же прекрати, Боб. До свидания, Кэтрин!» — Кэтрин все это никак не касалось.

Она быстро поднялась по ступенькам, повернула качающуюся и дребезжащую дверную ручку. А там стояла Хэтчетский Ревун, ее большие красные руки оказались прямо на уровне головы Кэтрин.

— Привет, Тыквочка, — произнесла Ревун.

Кэтрин уронила красный пластиковый футляр для ланча на пол и бросилась вверх по лестнице в свою комнату. Тыквочка? То, что эта женщина так к ней обратилась, вызвало у Кэтрин приступ тошноты. Она в отчаянии обернулась, потом скользнула под кровать, где можно от всех укрыться: там было темно и у самого ее лица валялся пыльный носок. Она слышала, что Ревун поднимается по лестнице, слышала, как эта женщина поколебалась у двери ее комнаты.

— Кэтрин, ну давай выходи оттуда, — сказала она.

Кэтрин поплотнее зажмурила глаза и задержала дыхание.

Тучи опустились пониже и обрели цвет оцинкованного железа, затем уплотнились и опустились еще ниже, так что деревья стали серыми и неподвижными, а мир по берегам реки, казалось, был придавлен и сгущен низким, насупившимся небом. У себя в захламленной кухне воспитательница детской группы воскресной школы Элисон Чейз запекла в духовке яблоки в тесте для Тайлера Кэски и, покрасив губы любимой оранжевой помадой, отправилась к фермерскому дому, чтобы оставить их Конни Хэтч.

— Тайлер терпеть не может яблоки, — сообщила ей позже Ора Кендалл в телефонном разговоре.

— Не бывает людей, которые не любят яблоки, — возразила ей Элисон.

— А Тайлер не любит. Сказал, его от них тошнит с тех самых пор, как умерла Лорэн. Она умерла, как раз когда начинался яблочный сезон. А еще он говорил, что и яичницу есть не может. После яичного порошка на флоте.

Элисон позвонила Джейн Уотсон, которая резала луковицу, держа во рту кусок хлеба, чтобы не слезились глаза.

— Я пыталась тебе позвонить всего несколько минут назад, — проговорила Джейн одной половиной рта. — Я уже рассказала Ронде и Мэрилин про мой ужасный разговор с Тайлером. Получилось так, будто говоришь с человеком, который едва соблюдает правила вежливости, которому не важно, если трубку повесят. Зачем это ты спекла ему яблоки?

— Мне стало его жаль.

— Тайлер терпеть не может яблоки. Он отдаст все это Конни Хэтч.

— Слушай, мне до смерти наскучила моя жизнь, — пожаловалась Элисон, — так наскучила, что меня от нее вот-вот начнет рвать.

— Это пройдет, — заверила ее Джейн. — У тебя же на следующей неделе заседание Исторического общества в доме Берты. Отнеси им запеченные яблоки.

— А тебе разве никогда не бывает скучно до смерти?

— Тебе надо чем-то заняться, Элисон.

— Я не могу даже дом свой привести в порядок.

— Начни с постелей, — посоветовала ей Джейн, наконец-то вынув хлеб изо рта. — Просто застели постели. И сразу почувствуешь себя лучше. И купи себе пояс-корсет, грацию. Я заказала себе новую грацию от «Сирса». В рекламе сказано: «Зачем питаться творогом, если можно сбросить пять фунтов за пять секунд?»

— Зачем стелить постели, когда в них все равно надо снова ложиться? Никогда этого не понимала. Кстати говоря, вчера я нашла у Рэймонда под кроватью журнал. С девицами!

— Ох. Ну что ж. У него возраст такой, я думаю. Заставь Фреда с ним поговорить. Или поговори с Рондой Скиллингс. Она теперь все про все знает — ты заметила? Фрейд то да Фрейд это. Любой вопрос о сексе — она станет об этом рассуждать.

— А женщина в том журнале похожа на Лорэн Кэски.

— Элисон, ты говоришь ужасные вещи.

— Спасибо, — сказала Элисон. — Спасибо тебе большое.

В тот вечер Тайлер наблюдал, как его дочь мечется по своей комнате, словно от укуса пчелы. Она бросилась от кровати к двери, потом от двери назад, к кровати, вскочила на нее, подпрыгнула. Яростно затрясла головой — вперед и назад, вперед и назад — и упала на кровать крохотным комочком, уткнувшись лицом в подушку.

— Кэтрин. Сейчас же. Перестань.

Девочка села на кровати.

— Кто-то мне про это рассказал, — объяснил ей Тайлер. — Это отвратительно, кто бы такое ни произнес.

Девочка снова затрясла головой и начала биться лбом о стену.

— Прекрати это!

Неожиданное повышение голоса заставило девочку пристально посмотреть на отца, а потом быстро, словно белка, она перевернулась и прижалась к подушке, обхватив ее руками и ногами.

— Залезай под одеяло и давай почитаем молитвы.

Тайлер приехал из Брокмортона во второй половине дня, осознав, что кампус семинарии теперь принадлежит не ему, а другим людям, хотя, когда он был там слушателем, ему казалось, что и кампус, и семинария были созданы только и совершенно исключительно для него. «Мой возраст юностью уже не назовешь», — сказал он Джорджу, и, по правде говоря, когда он шел назад по коридору Блейк-Холла, здание показалось ему уменьшившимся, будто незаметно усохло, утратив вместе с тем ту величественность, которой юный Тайлер когда-то его наделил. Возвращаясь к своей машине, он подумал, что старый кампус выглядит просто кучкой серых строений на холме. А когда он спускался по узкой дороге, тучи нависли так низко, что ему представилось, будто он въезжает в узкий коридор; ему вдруг пришел на память великолепный звук ловко пойманного футбольного мяча на поле позади его средней школы, и Тайлер почувствовал, будто катапультировался прямо из школьного детства в эту машину, на эту дорогу в качестве вдовца и отца, и был совершенно ошеломлен.