Мадонна Семи Холмов - Виктория Холт

Шедшие по площади братья прекрасно понимали, что Лукреция непременно будет глядеть на них из окна.

– Теперь этот болван хорошенько подумает, прежде чем сказать хоть слово в наш адрес, – произнес Чезаре.

– А ты заметил, как он побледнел? – засмеялся Джованни. – Клянусь, если б не это, я бы с удовольствием его проткнул пару раз.

– Ты продемонстрировал большое самообладание, братец.

– Ты тоже.

Джованни искоса глянул на Чезаре.

– Тебе не кажется, что на нас как-то странно поглядывают?

– Это потому, что нас никогда не видели прогуливавшимися вот так, вместе.

– Знаешь, пока ты снова не начал точить на меня зубы, Чезаре, позволь мне сказать следующее: бывают времена, когда мы с тобой должны держаться заодно. Порою это требуется от всех Борджа. Ты ненавидишь меня, потому что считаешь любимчиком отца, ненавидишь за то, что я герцог, что у меня есть невеста. Кстати, если это хоть как-то тебя успокоит, должен сообщить, что невеста моя – совсем не красавица. Лицо у нее как у лошади, и она бы понравилась тебе не больше, чем мне.

– И все равно я променял бы свое архиепископство на нее и герцогство Гандийское.

– Не сомневаюсь, Чезаре, не сомневаюсь. Но однако я сохраню и ее, и свое герцогство. И не соглашусь стать архиепископом, даже если бы впереди у меня маячил папский престол.

– У нашего отца впереди еще много лет жизни.

– Молю небо, чтобы это было так. Слушай, архиепископ… Да подожди, не хмурься! Слушай, архиепископ, давай продлим состояние перемирия еще хотя бы на часик. У нас есть общие враги. Давай разберемся с ними, как только что укоротили Сфорца.

– И кто же эти враги?

– Да чертовы Фарнезе! Разве не факт, что эта женщина, Джулия Фарнезе, крутит нашим отцом как хочет? Он делает все, что она ни попросит.

– Похоже, что так, – пробурчал Чезаре.

– Братец, так неужто мы должны это терпеть?

– Согласен с тобой, дорогой мой герцог. Пора этому положить конец.

– Тогда, господин архиепископ, поломаем головы над тем, как добиться счастливого – для нас – разрешения проблемы.

– Ну, и как же?

– Она – всего лишь женщина, а женщин много. У меня в свите есть монахиня из Валенсии. Она красива, изящна и обаятельна и доставляет мне массу удовольствий. Думаю, она может сослужить неплохую службу и отцу. У меня есть также рабыня-мавританка, темнокожая красавица. Поразительная парочка – монахиня и рабыня, одна покорна и чиста, как весталка, другая… просто ненасытная сладострастница. Давай-ка отправимся к отцу и расскажем ему о достоинствах и прелестях этих двух девиц. Он захочет испробовать этого кушанья, а, попробовав, кто знает, может позабудет прекрасную Джулию. По крайней мере, она станет тогда не единственной его усладой в часы досуга. Чем больше – тем безопаснее, а вот единственная любовница – она действительно представляет опасность.

– Так пойдем же скорее! Расскажем ему о твоей монахине и о твоей рабыне. Он захочет, конечно же, на них взглянуть, и если они таковы, как ты описываешь… Что ж, тогда мы сможем ослабить хватку, с которой семейство Фарнезе уцепилось за Его Святейшество.

И молодые люди направились в Ватикан, а прохожие с любопытством смотрели вслед этой парочке – ведь их никогда не видели вдвоем.

Существует старая поговорка, что свадьба одна не ходит, и дальнейшие события лишь подтвердили ее справедливость. Лукреция вышла замуж за Джованни Сфорца, Джованни должен был жениться на своей испанке. Правда, Чезаре принадлежал церкви и жениться не мог, но оставался еще маленький Гоффредо…

Ваноцца жила со своим мужем Карло Канале вполне счастливо, к тому же дети часто ее навещали, и ничто не доставляло ей большего удовольствия, чем устраивать в их честь небольшие праздники. Она и говорила-то по большей части только о детях: мой сын герцог, мой сын архиепископ, моя дочь графиня Пезаро… И теперь она могла с такой же гордостью произносить имя Гоффредо, поскольку вскорости Папа непременно сделает его либо герцогом, либо князем и подыщет для него подходящую невесту.

Ваноцца считала, что это станет последним доказательством того, что Александр не сомневается в своем отцовстве. Но на самом деле это было не так: Александра продолжали одолевать сомнения. Однако он считал, что, чем блистательнее браки, устраиваемые им для своих детей, тем лучше для всего семейства Борджа в целом. Хорошо бы, если б у него была дюжина сыновей, думал Александр, и поэтому отбросил прочь все вопросы по поводу Гоффредо: пусть в глазах всего света он будет его настоящим сыном.

Настало время организовывать новые связи семейства с другими славными фамилиями. Неаполитанский король Ферранте с тревогой наблюдал, как крепнет дружба между Ватиканом и семейством миланских Сфорца.

Но Александр, человек по натуре чуткий, был к тому же и хитрым дипломатом. Он считал, что с обоими соперничающими домами – маланским и неаполитанским – надо поддерживать ровные отношения. К тому же Испания, естественно, симпатизировала неаполитанскому дому, поскольку он был испанским по происхождению и придерживался испанских традиций.

Ферранте понимал, что Папа стремится к дружбе с ним, и послал своего сына Федерико в Рим, чтобы в свою очередь передать святому отцу свои предложения.

У Альфонсо, его старшего сына и наследника престола, имелась внебрачная дочь Санча, и Ферранте предложил ее в жены младшему сыну Папы. То, что Гоффредо было всего одиннадцать лет, а Санче – шестнадцать, препятствием не являлось, как не считался препятствием для брака тот факт, что она была незаконнорожденной: в Италии пятнадцатого века незаконнорожденность вовсе не была позорным клеймом, хотя в вопросах наследования законные дети имели перед внебрачными преимущества. Но и сам Гоффредо был незаконнорожденным, так что подобный союз мог считаться вполне приемлемым.

Маленький Гоффредо был в восторге. Услышав новость, он со всех ног помчался поделиться ею с Лукрецией.

– Сестра, я тоже женюсь! Разве это не замечательно? Я поеду в Неаполь и женюсь на принцессе!

Лукреция обняла его, пожелала счастья, и мальчишка на радостях принялся носиться по комнате. Он танцевал с воображаемой невестой и в лицах изображал церемонию, через которую недавно прошла Лукреция.

Чезаре и Джованни зашли к сестре, и Гоффредо и им выложил радостную весть. Лукреция, впрочем, поняла, что они уже все знают: она определила это по мрачному виду Чезаре. И еще раз вспомнила о том, что Чезаре единственному из них суждено было остаться неженатым.

– Какой же ты жених! – воскликнул Джованни. – Ну и картинка! Одиннадцатилетний жених и шестнадцатилетняя невеста, которая, если молва не врет… Впрочем, неважно. Твоя Санча – красавица, настоящая красавица, милый мой братишка, так что какой бы она ни была, ей все простят.